Где рельсы расчерчивают луга, разламывают поля, где марево, пот, железо и гарь, бензиновая земля, — второй, а значит, последний год, синей городских небес — худой цикорий растёт, растёт, листком задевая рельс. И поезд бежит, и насыпь дрожит, качая растресканный свод, и Перконс играет с людьми в ножи — а цикорий цветёт, цветёт. И что колёса товарняков, и что людские пути, когда к задаче одной готов: упорно цвести, цвести. Увидеть, как семена падут — чуть дальше, чем сам пророс: не то чтобы сад-огород-уют, но всё ж — не подле колёс. А после — осень с острой косой, неотвратимо-легка, — секунда придумать себе покой: посмертную жизнь цветка.