Село в серебрянном тумане. Селяне цвета кумача Мычат, так даже басурмане, оть их стреляй - не замычат. И в клубе чай не до культурки, Мат невзначай - да загремит, Журчат ручьи по штукатурке, И чад клубится за дверьми. Как маргинальная уклейка В укромной заводи ведра, Под лесом в сальных кацавейках Снуёт шальная детвора, В золе мурыжит кукурузу И пьёт дешёвое вино. Раздуло бронзовые пуза, Кокшой замызгано рядно. Поодаль отрок веснушчатый, Червяк как будто шестерню, Мусолит "варежкой" початок И нежно гадит на стерню. Казалось бы разверзлась бездна, Хранящая навозный дух, Но сердцу русскому любезны Не только зопники в саду. Так утка в диком очерете Нужду справляет, наторев. Какое же тысячелетье, Скажи, читатель, на дворе? Того ль мы века уроженцы, Коль нашим душам с ним не слад? Тем своевременней вторженье Врага по имени весна. Чтоб улыбалось небо плесам, Ему не надобен Сислей: Как перец, ясен профиль с пейсом, Ермолкой набок и пенсне. Повис абрашка на барашке, настырный, как сухой репей. Глядь – мастурбирует на пашне Картоху бравый воробей. С каким бы он тогда азартом Дрочил калач, а не паслён. Как будто Неман Бонапарта, Пичугу манит горизонт. Там гром зычнее, чем Ермолов. Зарницы фыркают окрест. Не край – а сущая крамола, Не небо – форменный протест. Нежданный месяц оселедцем Извился в лапищах ольхи. Не дождь – а именины сердца, Не грусть – манерные стихи.