«Не убивайте, детки, воробьёв!» Не то, что мне ужасно птичек жалко. Нет! - памятью вытаскиваю жало, пронзившее сознание моё. Возможно, это был лишь вариант, когда мы из рогаток, как из пушек, отстреливали маленьких пичужек, для одноклассника такой вот провиант. - * - Идет весна. Последний год войны. У Вовки Марьина лишь бабка и два брата. Пришёл со школы в первый полдень марта и видит мёртвой бабку у стены. А меньшие братишки в уголок забились, завернувшись в одеяло. Чадит «буржуйка» посреди подвала, и под иконой тлеет фитилёк. И тишина, как будто умер мир. И взгляд братишек, словно выстрел в сердце. Единственным родным для них на свете остался Вовка, третьеклассник, в этот миг. - * - Безжалостно жесток двадцатый век! Он изменил всю сущность во вселенной. Войны два года и два года плена: и вот мальчишка – взрослый человек! В его лишь десять с половиной лет с жестокостью нечеловечьей, чтоб возвеличить или изувечить вручила жизнь с вопросами билет. «Как дальше жить ? Как уберечь себя? Как в люди выйти, сохранив братишек? Как с ними вместе, время торопя, себя наполнить содержаньем книжек, какими завалили весь подвал, из-под развалин зданий выбирая, всё уцелевшее все вместе собирая и временно складируя внавал?» … Родителей ещё в сороковом куда-то подевала злая сила. Куда ж, им бабушка не говорила, откладывая правду на потом. «И где они сейчас? Когда-нибудь привет придёт от них? Иль за семью замками всё скрыто? И не разгрести руками. И истины здесь не прольётся свет?» Вопросов нескончаемая нить. Ответ на каждый труден и натужен. «Что приготовить малышам на ужин? Как завтра бабушку похоронить? Как в ПТУ скорее поступить? У них стипендия там и кормёжка. А значит, братьям попадёт немножко. Директор школы сможет пособить?…» - * - Узнали мы о Вовкиной беде по линии «тимуровской тревоги». По ней доставить новость наши ноги могли всегда надёжно и везде. Оповещён директор школы был и военрук, учительница, завуч. Они внушили Вовке вместе за ночь, чтоб несмотря на свой паскудный быт, не бросил школу, не примкнул к шпане, а продолжал настойчиво учиться, – в дверь каждого из нас беда стучится: потери неизбежны на войне. Он – будущая гордость всей страны, сегодня в школе – первый ученик. И главное, чтоб не раскис, не сник. «А чем сумеем, всем поможем мы, дирекция и весь педколлектив. О шефстве завтра всё решат в учкоме. Уже пообещали в исполкоме братишек в детский сад определить и выделить продукты и пальто из присланных Америкой подарков. И не оставит навсегда под аркой наедине с собой здесь вас никто». - * - Какой нам всем показан был пример нерасхождения и слов и дела! Уже, считай, и жизнь вся пролетела с ЧП и чередою перемен. И было разное: и кресла, и чины, и труд, порой съедавший с потрохами, но мы тогда усвоенному нами и до сегодня искренне верны. Всё, как директор школы обещал, сбылось у Марьиных. И скоро им, поверить трудно: малышам троим наш исполком почти квартиру дал! Шучу, конечно. Просто комнатушку. Но коммуналка – всё же не подвал, где холод даже летом пронимал, зимой со шкуры их снимая стружку. Вот в этой комнатушке и росли. Не то, чтоб в окруженье сверхвниманья, но не встречали и непониманье. И мы им помогали, чем могли. И козьим молоком, и в холода на брошенных полях картошку собирали, ворон, да-да ворон, и воробьёв стреляли, чтоб «мясо» было у сирот всегда. - * - Стрелять воробушек три года – не игра! По десять штук согласно разнарядке. И наше сверхоружие – рогатки при школьных обысках никто не отбирал. Но вот однажды чудо из тряпья, сухой сучок, возникший из подвала, остановила нас, когда сказала, подняв чуть тёплый трупик воробья: «Не убивайте, детки, воробьёв! Не то, что мне ужасно птичек жалко. Но зла отравленное жало убьёт и вас, как и моих сынов!» Сказав, исчезла, как ушла в туман. И наш охотничий пожар потушен. Да, собственно, уже был он не нужен самостоятельным, подросшим пацанам. - * - И Вовка сам, и братья ПТУ окончили, по вечерам учились. Потом и в институтах отличились, осуществив трудом свою мечту. Три брата и три доктора наук! Я видел их в восьмидесятом, когда и младший стал лауреатом. И за столом мне вдруг пришло на ум раздвинуть нашей памяти границы, поставить рядом и живых, и неживых, кто рядом с нами был в сороковых, напомнить подзабытые страницы. Но почему-то из возникших слов, меня волною захлестнувших сразу, я произнёс единственную фразу: «Не убивайте, детки, воробьёв!» 80-е годы