П И Г М А Л И О Н по мотивам древнегреческой легенды С моря ветерок дышал прохладный, солёной влагой с ароматом засыпающих цветов в саду, воздух пропитав. Пигмалион на террасе остановился, постоял , вздохнул глубоко, тряхнул тяжёлой головой и к своим творениям искусства вновь вернулся. Зажёг лучину и стал бродить вкруг мёртвых камня изваяний с отвращением к ним в душе своей. Не видел в них искусства совершенство, а лишь – следы резца бездарного творенья. В изнеможенье на сиденье опустился, тоскливо, безысходно голову подперев рукой. Так сидел он час, другой, потом со стоном, в пространство обратился: «Угасшая душа моя к творениям искусства омертвела .В груди как будто у меня – пустыня, где спят пески в безветренные дни и под небом тихой тёмной ночи.! Так мысли спят в голове моей, покрыты чувством безразличья. Нет! Лучше умереть, чем жизнь влачить бесплодно в пустой и скучной суете средь вещей, сверкающих жемчугом и золотом холодным, философией толпы для искусства не пригодной. - он поднял голову, отбросив руку, и в сторону Олимпа с отчаяньем произнёс:- О, боги! О, Зевс, Великий громовержец! Каким нечестным своим поступком прогневил Вас я? В чём вина моя? За что Вы покарали – светильник разума и чувство озаренья угасли в душе моей, куда исчезло вдохновенье?! А когда богиня Эос – хозяйка утренней зари своим жезлом золотым Олимпа крышу позолотила, переступив порог, царица гордая к нему явилась. Светлый лоб, нос маленький прямой с ноздрями нежной лани, большие чёрные глаза глубокой мыслию, иронией и властью непокорною сверкали, упругий гибкий стан, скрывающий огонь любви, горячий ветер страсти. И как только уста Пигмалиона закончили тоскливо-болезненную речь свою, с насмешкой продолжила царица: - Да известно тебе будет, бедный скульптор, не Громовержец повелевает миром, а светозарная богиня красоты, любви и страсти всевластная Афродита! Она глуха к твоим мольбам, искусства преданнейший раб. Ты же отвергаешь любовь земную, сердце в камень обратил и для любви недоступным сделал. Пигмалион глаза припухшие поднял и устало, безразлично бросил: - Это ты – опять царица? Всё ту же новость принесла – полная любви и страсти? Но я отвечу тем же словом: любви твоей не принимаю, любви земной не признаю, кроме любви к искусству. Царица медленно идёт к нему, в глазах тоска мелькнула и с раздраженьем молвила она: - Послушай, бедный скульптор, ты очень заблуждён в своих мыслях, черствых чувствах. Любовь это – божий дар! Огонь пылающий в крови и в сердце сладость мёда. Весь мир и даже боги перед ней – рабы, поклоняются её всемогущей воле! А тебе, художнику она нужна, как никому другому. Ты должен знать: вдохновение творца искусства соткано с нежнейшей шелковистой ткани, где любовь и творчество переплетены между собой! Пигмалион с сиденья своего поднялся, на плече хитон поправил, глаза прищурил и с усмешкой возразил: - На устах твоих, Прекрасная царица, как нимфа обнажённая из волн морских, Афродиты истина явилась заразившей весь мир зенмной Но послушай, что я скажу. Вдохновенье это – яркий факел Прометея, озаряющий труд творца искусств. Проникающий в лабиринты души людей и разжигает в них пламень прекрасного порывы! Царица, вскинув голову высоко, сверкнула властными очами и с болью в сердце произнесла: - Мне жаль тебя, несчастный скульптор! Во имя женщины на земле всё лучшее сотворено. Самой природой так дано. От любви и женщин возрастают блага на земле, человеческого рода продолженье... Усмехнувшись, Пигмалион перебил её: - Нет, царица! Ну-ка вспомни,- троянская война столько бед наделав, кровавых рек по земле лилось и всё из-за прекраснейшей Елены. Если это – благо убивать людей и смотреть на трупы их, как на цветы, взращённые мечом и жестоким сердцем от жажды завладеть посредственностью плотской с наружи красивой женщины, а внутри пустой? С раздражением в ответ бросила царица: Скажи, холодный раб искусства, все художники такие: любовь и страсть им нипочём? - НЕ знаю, светлая царица. Возможно, есть и какие-то другие, томимы жаждою любви и женской плоти. Тратя огонь Прометея и жар души ради телонасложденья. Поэтому и искусство их должно быть на уровне постели, ложа примитивного .Собравшись с духом, воскликнула царица: - О, жалкий раб искусства! Боги житейской мудрости тебя лишили, от человеческого счастья оградив, резцом коварным заменив, и стал слепою жертвой таланта , в одиночество пустое всю жизнь свою ты превратил! В глазах Пигмалиона весёлая искорка сверкнула и с уверенной твёрдостью молвил он: - Будь по-твоему, гордая царица. Но талант ещё - не всё. У таланта должен быть неуязвимый щит, выкован из нержавеющей железной воли, непрерывного бессонного труда, самоотверженной любви к искусству, и тогда талант сей на правильном пути, пути к наивысшим искусства совершенствам. Пусть тяжкий труд рождает муки, А порой в отчаянье впадая, безумцем выгляжу тогда я. Зато какое наслажденье процесс творения дарит, когда вдохновение нагрянет, и видишь ты, как из рук твоих выходит твоим сердцем и умом рождённое то самое олицетворение всевышней красоты, что в душе людей возвышенные чувства возбуждает! О, счастье! Ни в этом ли оно? Да, творение бессмертной красоты, что украшает жизнь всевечно! За эту красоту я готов и день, и ночь трудиться! Это и есть моя любовь, олимпийской красоты царица.! Лицо царицы бледностью покрылось. В глазах печаль мелькнула, из груди высокой с биеньем сердца горячее дыханье вырывалось. Она теряла волю над собой и, задыхаясь тихо прошептала: - Любимый мой! Хочешь стану на колени, не смотря, что я и царица!- и ,скользя руками по его рукам, на пол опустилась, и со страстью не владеющей собой, заговорила:- О, жестокий скульптор, своим сердцем ледяным огонь любви моей ещё больше разжигаешь, мучительные страданья доставляешь мне. Я всю себя готова в жертву принести ради камня, глины – твоего искусства, если б только твоё сердце хоть чуть-чуть бы потеплело, растаяло ото льда, пьянящей сладостью, нежной лаской захлебнулось в любви ко мне, пусть не так пламенно и страстно, как сгораю я к тебе! Ты слышишь речь мою, мою волнующую душу, жар пылающий в груди моей?! Так обними меня своими крепкими объятьями и сожги до тла! Растерянный Пигмалион смотрел на неё сверху вниз, в её глаза, заплывшие слезами и, наконец, собравшись, молвил он: - Встань гордая царица! Я не привык видеть на коленях пред собой даже раба, ни то, чтобы тебя всемогущая владычица Не вняв словам Пигмалиона, с тоской и болью в сердце царица продолжала: - Сил моих больше нет! От страсти, боли в душе моей я трепещу и вся изнемогаю. О, как жажду любви твоей, мой мучитель, жестокий скульптор. Не мучь меня, прерви мои страданья и ты познаешь божественное счастье на земле! Вечным, лучезарным спутником твоим вдохновенье станет! Ваять великие творенья будешь – на радость мне, богам в угоду и самому себе на удивленье! Хоть я и царица, твоей рабыней стану навсегда, покой твой вечно оберегая… Скульптор не знал – что ей ответить, и подумал про себя: «Неужели любовь земная так властна и сильна, что человека в безумство обращает? Тем более, царица! Она же и душой, и умом сильна? Но как помочь ей, вернуть ей разум?! О, боги, помогите мне! Я растерян, я ужасен!» А царица продолжала речь горячую свою: - Всю жизнь твою превращу я в светозарный день! Ласкать с утра до самой ночи, шептать красивые, нежные слова , а потом всю ночь услаждать горячей страстью буду, только возлюби меня! - О, прекрасная царица!- взмолился скульптор.- Как же можно ласкать, шептать красивые, нежные слова и это с утра до самой ночи, а потом всю ночь услаждать меня, а когда же творить искусство буду, а кто станет царством управлять твоим? Ты вечно будешь занята, выдумывая ласки и красивые слова и ночь проводить со мной в усладах? О, царица, образумься, оставь меня! Свои чувства, мысли, всю себя приведи в спокойствие! Сверкнув очами, царица чуть отпрянула назад, убрала с ног его свои объятья, вскочила и, как прежде, стала властна и горда, со злобным гневом прошептала: - О, жалкий раб искусства! Последний раз пришла к тебе я, венец коронный запятнав, унизив достоинство своё царицы , на колени пред тобою пав, любви твоей, как нищая молила! Так попомни мои заклятые слова,- власть тебе не применю я. Но Афродите день и ночь молиться буду, чтоб Зевса упросила. И тогда великий громовержец громом грянет, железным звоном по судьбе твоей; вместо солнца в ней пятна ржавчины оставит, печаль и горечь, и тоску испытать заставит! И ты узнаешь цену чувству, что называется любовь! Забудешь ты своё искусство, когда в твоё сердце Купидона стрела вонзится и ты познаешь танталовые муки, как познала я! – И, подняв голову высоко, гордой поступью царица к выходу пошла. Пигмалион опять один остался средь своих ненавистных творений и снова стал расхаживать взад -перёд. Что-то смутное в душе его происходило; в голове, как на море перед бурей туман клубился .Прошёлся раз, другой и не помня сам себя, резец взял в руки, кость слоновую поставил пред собой, наметил первый след, затем с горячностью увлёкся и стал ваять и день, и ночь. И вот, закончил он своё творенье, Перед ним необычной красоты стояла, точно божество олимпийского созданья, но без живой души. Пигмалиона сердце в груди забилось с такою силой, что готово выскочить было прочь! И вспомнил он последние слова царицы… «О, боги, я влюбился!- воскликнул он и перед творением своим на колени пав к Афродите обратился:- О, всевластная богиня красоты, любви страсти, прости меня за скверну слов, что выразил царице. Помоги! В это прекрасное созданье жизнь вдохни! Чтоб сердце в ней забилось, как бьётся в груди моей и в глазах её любовь ко мне горела!» Услышав страданье это Афродита, - любви безумства несчастного раба, и сжалилась над ним: вдохнула жизнь в это искусства совершенство и Галатеей нарекла. В глазах её любовь сверкнула, на устах улыбка ожила, и бросились они в объятия друг друга со страстью поцелуев, жара и огня! Тут, и Гименей на место прибыл, поздравил их и брак благословил. Апполон в их честь торжественную оду на лире справил; Гермес крылатые сандалии подарил, чтоб Пигмалион своё искусство в одночасье по миру разносил, в сердцах людей гармонию, добро, любовь будил. Пигмалиона вдохновенье теперь не покидало. Он счастлив был, любил и сам любимым был. Озорной мальчонка Купидон, начистив стрелы и, играя., брачное их ложе самозабвенно охранял. В итоге дочь у них родилась и именем Пафос нарекли её. Так легенда эта Эллады древней в веках осталась, бессмертье обрела. Возвышенные чувства, вдохновенье у художников, поэтов в новых образах Пигмалиона, Галатеи ожила. Всеволод Заковенко Донецк 15.06.2011 г.