Наставник говорил мне: «Над стихами работать надо, мил-мой человек!» И по щетинистым щекам стекали слезинки умиленья из-под век. О, как давно всё это в детстве было! Но помню возражения свои: – Работа это – запрягать кобылу, построить дом… Но разве соловьи работают? Здесь вижу нестыковку. А ведь поэт подобен соловью. И если я в себе открыл сноровку, то без труда я в строчки радость лью, не думая, что кто-нибудь, читая, меня похвалит, отходя ко сну. Себя при этом вовсе не считаю поэтом-гением, и не стремлюсь к тому. Наставник, вечно нами умилённый, стряхнул слезу и, помолчав, в ответ махнул рукой. В поэзию влюблённый, он жизнь прожил, увы, не как поэт. Чтоб заработать на существованье, своё и подрастающих детей, пришлось не думать о своём призванье, а быть шестёркой у больших людей*. При поздней встрече, глядя друг на друга, в глазах его мне виделась печаль с какой-то поволокою испуга, как человека, потерявшего причал. – Ты что-то пишешь? – Да, ещё мараю. – О чём? – О шахте, о шахтёрской жизни. – А о любви? – Лишь только то, что знаю. – И как? – Стихи по большей части – слизни. – По-прежнему не трудишься над словом? – Да нет, на это духу не хватает. Я пользуюсь в стихе уже готовым и тем, что подсознанье предлагает. А вы? Глаза наполнились слезами. И отвернувшись: – Я стихи забросил. Ведь невозможно победить цунами. Кой-как держусь на жизненном утёсе. Смотрел я на него сквозь щели в ставнях – он их раскрыть совсем не собирался. Мой постаревший давнишний наставник, ты в памяти моей совсем другим остался. * Работал «референтом» у «руководящих»товарищей, писал за них статьи, доклады и т.п. Конец – 60-х