Посвящается моему отцу Когда я приезжаю в гости к своей сестре, мы любим посидеть вечером на веранде с чашками чая, посмотреть на потухающее летнее солнце и повспоминать наше детство. Потом мы расходимся по комнатам и укладываемся спать. Но я часто не могу заснуть после таких воспоминаний. Мой мозг, как машина времени, переносит меня туда... где летали большие птицы. Мои прабабушка и прадедушка жили в деревне, в далёкой-далёкой стране, окружённой лесами, полями и цветочными лугами. Там плыла затерявшаяся в высоких камышах сказочная речка. Там всегда было солнечно и весело. Родители забрасывали нас в этот богом забытый уголок каждое лето. Я помню этот высокий деревянный дом, со старыми рамами. Между рамами лежала вата, посыпанная новогодними блёстками. На подоконнике стояла маленькая коробочка с душистой пудрой. Запах у неё был такой старинный и приятный. На стенах висели коллажи из семейных чёрно-белых фотографий. В углу главной комнаты под потолком висели иконы, украшенные маленькой и чистой белой занавесочкой. Прадедушка заходил в эту комнату каждый раз после обеда и крестился на иконы, благодаря всех святых за еду на столе. У нас даже печка была на кухне. Но потом её зачем-то сломали и на её место поставили газовый котёл. Мне нравилось лежать в чулане. Там было прохладно и темно, много всякого старинного хлама, а в самой глубине у стенки стоял маленький диван, а над диваном висел плюшевый ковёр. На этом ковре испанские мужчины и женщины стояли в кругу, некоторые из них танцевали, а остальные смотрели и хлопали танцующим. Я всегда представляла себя одной из этих женщин в красивом платье, с пышными красиво убранными волосами. Я могла часами лежать на этом диванчике, разглядывая ковёр. Мне даже казалось, что я слышу звуки музыки и подбадривающие выкрики испанской толпы. Не знаю, где сейчас этот ковёр. Вот бы его разыскать. Мой прадед – ветеран Великой Отечественной войны. Даже в годы глубокой старости он оставался бодрым и жизнерадостным. Он очень любил мою прабабушку, хотя она была его второй женой. Когда она ослепла от старости, он очень трогательно о ней заботился. А когда она умерла, он сразу тоже начал сдавать. Как будно с её уходом жизнь начала постепенно испаряться из него. Через год он тоже скончался. Но в моей памяти они всегда живые, приветливые, весёлые и добрые и живут в своём старинном сказочном доме. У них был большой двор, разделённый на две части. Та часть двора, которая была в глубине от главной дороги, называлась задАми. Там мы строили свой индейский шалаш и придумывали разные игры. Забор был деревянный, и в углу забора стоял самый главный большой столб, опутанный огромной ржавой проволкой. Мы любили сидеть по очереди на этом огромном столбе и смотреть вдаль. А вдали тянулись огромные поля со стогами сена, а за полями – огромный лес с волками и кабанами и с таинтсвенными оврагами. В деревне этот лес называли воровским, потому что в нём прятались беглые преступники. Мне нравилось сидеть на этом столбе вечером и смотреть как солнце закатываетс я за лес и как над полем кружат большие таинственные птицы. Иногда мы ходили с отцом в сторону тех таинственных полей. Там где они начинались, стояли развалины коровника. Огромные бетонные плиты, корорые были раньше стенами, торчали из земли в разные стороны, крыши уже не было. Рядом же стояли огромные железные весы. Папа говорил, что на них взвешивали то ли машины, то ли коров. Мы ходили туда, чтобы накопать червей для рыбалки. И пока, отец возился с лопатой и с червями, мы исследовали все окрестности, каждый холмик, покрытый степными травами, или просто взвешивались на весах. Там всегда было тихо, только ветер шумел в траве. Ночью, когда в деревню съезжалось много людей, нас укладывали спать на полу, так как кроватей на всех не хватало. Отец говорил, что когда темнеет, за задами в тех загадочных полях начинают собираться ведьмы и пляшут там вместе с чертями. И я боялась смотреть ночью в тёмное окно над головой – потому что вдруг какая-нибудь ведьма в это время заглянет тебе прямо в глаза. Сказки про ведьм были не только для малышей. В них верили все взрослые в деревне. Некоторых людей сторонились и старались с ними не разговаривать, потому что их считали ведьмами. На них списывали все несчастные случаи. Когда мы подъезжали к нашей деревне, все женщины и дети в машине держали фиги в карманах или прикалывали булавки на подол платьев. Считалось, что это должно отвести от нас злые наговоры. В деревне речка была маленькая, но очень глубокая. А мост через неё был очень развалившийся. Раньше по нему перегоняли коров на другой берег, но потом прекратили это занятие в целях безопасности. Новый мост никто не хотел строить, а старый так и корячился из речки, пока сам не истлел. Иногда мы переходили по нему на ту сторону реки. Это было очень страшно, потому что доски на мосту болтались в разные стороны и скрипели, а в огромные щели была видна тёмная бездонная речка. Зато на другом берегу начиналась сказочная страна. Широкая дорога вела через тёмный лес в соседнюю деревню. А как-то раз мы дошли по этой дороге до ромашкового поля. И когда мы возвращались к мосту, то видно было как над речкой, там где начиналась тёмная лесная чаща, парили и кричали большие птицы. Наверное, они жили где-то в самой чаще, в темноте и прохладе, а рядом с их гнездом была избушка бабы Яги. У нашей большой семьи было три больших огорода в разных частях деревни. Два огорода были у реки, а один – сразу за задАми. На них в основном выращивалась картошка из расчёта на четыре под-семьи. Мы, дети тоже работали на этих огородах. Весной все дружно огромным семейством сажали картошку. Взрослые копали ямки, к каждому взрослому был приставлен ребёнок, который забрасывал в ямку картофель и перетаскивал ведро с картошками от ямки к ямке. Прадедушка, хоть и был очень стареньким, руководил всем процессом, рассчитывал сколько мешков картофеля везти на каждый огород, выдавал всем лопаты и вёдра. Обычно во время работы мы пели песни, и никогда не жаловались на усталось. А под вечер, мамы и бабушка отмывали нас в душистой бане. В разгар лета мы собирали колорадских жуков и их личинок с кустиков картофеля. Бабушка снабжала нас консервными банками с керосином, в них мы должны были закидывать всех вредителей огорода. Зрелище жуткое. Наши мамы и папы и дед в это время окучивали каждый кустик и пололи траву. А осенью, всё большое семейство вновь собиралось на огородах, чтобы выкапывать картошку. И это было самое трудное из всех занятий. Опять за каждым взрослым прикрепляли по ребёнку, и у нас получались маленькие команды. Я любила работать в паре с отцом. Взрослые копали, а маленькие выбирали картошку из земли, складывали в вёдра и когда вёдра наполнялись, мы высыпали всё в мешки. В перерывах нам приносили еду и молоко или воду, и мы сидели на мешках, ели и смеялись. А когда заканчивалась работа на последнем огороде, то мы разводили костёр из засохших картофельных кустов и запекали в золе новую картошку. И это была самая вкусная картошка в мире, особенно если её посолить и запить молоком. Ещё мы, конечно, любили рыбачить с дедом и с отцом. У нас у каждого были своя удочка и своё прикормленное место. Если мы рыбачили с мужиками, то слушали истории про неверояных размеров карпов, если с тётей – то пели песни и запекали наш улов на костре, а если сами по себе – то обсуждали игры и придумывали новые приключения. Однажды мы даже видели на этой речке диких лебедей и большую жирную дрофу в кустах на другом берегу. Ну, и конечно, там плавало много ужиков. В нескольких километрах от деревни был настоящий водопад. Там росли жёлтые и белые кувшинки и жили бобры и выдры. Недалеко от водопада было лебяжье озеро. Я никогда не ездила на это озеро, но, наверное, лебеди прилетали на речку именно с него. Мне всегда казалось, что на этом озере должны жить и чёрные лебеди тоже. Весной мы ходили в леса за берёзовым соком и брали с собой собак, одна была наша городская, а второй пёс был деревенский. Сколько раз я замечала, что в деревне все собаки и кошки маленькие, миниатюрные, аккуратненькие. Иногда было страшно, когда собаки начинали лаять в лесу, как будто чуяли что приближается какой-то зверь. Тогда папа брал нож и большую дубину, а нам говорил держаться позади. Но мы так никогда и не видели этого таинственного зверя. Наверное, собачий лай его отпугивал. А зимой мы ходили в лес на лыжах. Я помню как мы всей семьёй шли на лыжах к водопаду. Сейчас, оценивая это с точки зрения взрослого, кажется, что родители просто рисковали жизнью детей. Ведь мы могли замёрзнуть в чистом поле, а на мили вокруг ни одной машины, потому что это было очень далеко от населённых пунктов и от дороги. Или на нас могли напасть волки. Но нам это всё тогда казалось увлекательным приключением, и мы со смехом и с застывающими на морозе зубами гнались за папой на лыжах. Теперь нет ни папы, ни прабабушки, ни прадедушки, умер дед, мы продали три огорода и дом. Да и дома в деревне тоже больше нет, потому что новые хозяева сломали его, чтобы построить новый кирпичный со спутниковой антенной. Всё течёт, всё меняется. Но когда я еду на машине или на поезде через русские поля и смотрю на больших птиц, парящих в огромном небе, я возвращаюсь в те солнечные дни, где мы были так счастливы.