Игорь Витюк Рецензия на книгу «Живая вода времени». Сборник рассказов, стихов, философских статей. М.: изд. «Газоил пресс», 2009 Издревле наш проницательный народ, рождённый в недрах «речной» цивилизации, знал, что вода – это волшебная субстанция, которая куда-то нас ведёт. Но при этом важно помнить, что мы – вовсе не «гидравлическая» цивилизация (по терминологии Виттфогеля), основанная на регулировании и распределении водных потоков в целях улучшения земледелия, а цивилизация «акватического» типа (термин Егора Холмогорова), использующая водные бассейны не в аграрных, а в коммуникационных целях. И именно поэтому данная живительная субстанция (вода) получила своё название в виде отглагольного существительного, происходящего от слова «вести». Опять же неслучайно в русской традиции есть понятие «живая вода», которая куда-то ведёт, и есть мёртвая вода (прежде всего, болотная), которая, если и ведёт куда, то к смерти… Не знаю, утруждали себя подобными рассуждениями составители книги «Живая вода времени» (В.Дорофеев, А.Анненков), или название родилось интуитивно (говорят, что его предложил поэт Лев Котюков), но таким наименованием книги они сразу же интригуют читателя. Ибо внимательный читатель заметит, что книга издана издательством «Газоил пресс» (это – информационно-издательская структура ОАО «Газпром»), а включённые в неё авторы – члены Творческого объединения литераторов газовой промышленности, созданного усилиями Межрегиональной профсоюзной организацией ОАО «Газпром», Московской городской и Московской областной организаций Союза писателей России. Итак, рассматриваемый художественно-публицистический альманах (кстати, прекрасно изданный: на хорошей бумаге и в твёрдом переплёте) в той или иной степени транслирует во внешний мир некие ценности и художественные миры, которые близки сердцу и обычного «газовика» (есть такой профессиональный термин), взявшегося за перо, и профессионального писателя, благосклонно относящегося к «Газпрому» (недаром в среде газовиков так популярен котюковский афоризм: «Всё, что хорошо для «Газпрома, то хорошо для России. А что хорошо для России, то хорошо для русской культуры и литературы). Так куда же нас ведёт «Живая вода времени»? В этот литературный сборник вошли рассказы: Владимира Крупина (Москва), Владимира Гусева (Москва), Александра Торопцева (Московская обл.), Ивана Подсвирова (Москва), Владлена Дорофеева (Москва), Михаила Зубавина (Москва), Вениамина Марченкова (Сургут), Владимира Плотникова (Самара), Бориса Касаева (Ямбург), Ивана Цуприкова (Югорск), Александра Росторгуева (Краснодар), Алексея Поповича (Краснодарский край), Вячеслава Калинина (Надым), Татьяны Булгаковой (Ямбург), Натальи Крестовской (Ямбург), Вячеслава Смоленского (Тюмень), Галины Вершининой (Уренгой), Валерия Иванова-Таганского (Москва), а также стихи: Льва Котюкова (Московская обл.), Максима Замшева (Москва), Владимира Бояринова (Москва), Сергея Соколовского (Москва), Ивана Голубничего (Москва), Арсения Анненкова (Москва), Серго Степанова (Москва), Надежды Балабановой (Москва), Георгия Босняцкого (Москва), Людмилы Францевич (Анапа), Елены Нечаевой (Краснодар), Татьяны Юровой (Москва), Григория Осипова (Москва), Евгения Аверьянова (Москва), Ирины Белых (Москва), Елены Есиной (Москва), Ольги Дьяковой (Москва) и философское эссе Петра Калитина (Москва). Открывает книгу рассказ Владимира Крупина «Сталинская дача», пронизанный идеей приближающегося неотвратимого возмездия за то, что мы предали свою великую историю, за то, что отрекаемся от своих предков. Значительная часть рассказа – это неспешно разворачивающийся репортаж с элементами политической эссеистики о посещении автором некоей научно-практической конференции на темы морали и религии. Место действия – Сталинская дача под Сочи, которая ныне выполняет функции элитной гостиницы. И тут в повествование исподволь входит образ Сталина – через его восковую фигуру в мемориальном кабинете, через личные вещи, которые доступны постояльцам к осмотру, через политические споры участников конференции о роли Сталина в нашей истории. А кульминация рассказа – сцена дикой оргии в кабинете вождя, устроенной участниками конференции из числа то ли «новых русских политиков», то ли «новых русских бизнесменов». И в этот момент над Сочи начинается жуткая (совсем не характерная для этих мест), устрашающая в своём буйстве осенняя гроза, какой не знавали ранее даже старожилы. И вырываются с корнем берёзы, посаженные рукой Сталина, и гневные потоки воды (живой?) сметают всё на пути, и животный страх пронзает человека, а читателя неотступно мучает вопрос: «Это – грозное предзнаменование? Но чего?..» Даст Бог, в ближайшее время (год-два) узнаем… А нужно ли нам знать своё будущее? Ведь «во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь» (Еккл 1:17,18). В рассказе Владимира Гусева «Игра» гадалка напророчила главному герою (33-летнему советскому интеллигенту-филологу) смерть на 40-м году жизни. Как жить с таким прогнозом? И вот, несмотря на весь детерминизм «застойных» семидесятых годов, жизнь преподавателя-филолога начинает давать «зизгаги». И что в этих изменениях является естественным ходом жизни, а что привнесено подсознательным ожиданием трагической развязки – уже и не поймёшь. А буквально за несколько дней до своего 40-летия главный герой узнаёт, что в авиакатастрофе разбился самолёт, в котором мог оказаться он сам (если бы, к примеру, вёл более праведный образ жизни и не застопорился с отъездом). Получается, что пронесло… Неужто не все мрачные прогнозы сбываются? Получается, что не все… И, может быть, обойдёмся в этот раз без «русского бунта»: в конце концов, не после каждого ж девятого года обязательно должен приходить яростный «семнадцатый»? И всё-таки, куда ж ведёт нас вода времени?.. Не об этом ли размышляет в своей подборке стихотворений, представленных в книге, поэт Лев Котюков? Но вечность со мной до конца! И нет мне спасенья со всеми... И пусть разбивает сердца Слепое, неловкое время. Недвижна незримая высь В земной и в небесной Отчизне. И вечность огромней, чем жизнь, И, может, бессмертнее жизни. Я вижу незримые сны, - И бесится время слепое. Но пенье погибшей волны Всё явственней в гуле прибоя. («В незримых снах») И наши сны, как игры неведомого разума опять нас зовут «к топору». А куда ещё может звать русского человека время, если мы всю свою тысячелетнюю историю только и делали, что воевали, отбиваясь от неспокойных соседей. Об этом «коллективном бессознательном» влечении – ещё один рассказ Владимира Гусева – «Игра в войну». Место действия – послевоенный Воронеж с его домами барачного типа, меж которыми денно и нощно во что-то играют пацаны, рождённые в 30-е годы. Да и во что им играть, как не в шахматы (интеллектуальная битва!) или в войну? Ведь только что их отцы вернулись с войны (у немногих) или остались там, на войне (у большинства). А верховодит пацанами бедовая девчонка Эльза (она постарше их года на три-четыре), – для послевоенного русского мира «матриархат» привычная картина. Кстати, что-то до боли знакомое из этого сюжета видится в современности, недаром говорят: «Где собрались два казака, там – три гетмана». Ну, да: как тут не вспомнить Юльку Тимошенко в окружении двух украинских парубков. Впрочем, если не ошибаюсь, то и сейчас треть воронежской губернии «балакает» на русско-украинском суржике, а Украина (прямо-таки по гусевскому сюжету) всё продолжает «играть в войну». Интересно, сможет ли победить в своей «войне» разбитная украинская принцесса? А вот в рассказе Гусева девушка не смогла: «взяли в плен» пацаны свою атаманшу: «ведут, а девка подвывает от досады. Слышу это назойливое «эльзино», тоскливое: – У-у-у-у, аууу. …Играем. …Играем в войну.» А ведь и спустя 60 лет всё продолжаем играть, в том числе и в России. Когда ж наиграемся?.. Хотя… нам ли рефлектировать по поводу войн? Может быть, прав Иван Голубничий, когда признаётся: Мы избрали свой путь, обрубили концы. Нас в упор расстреляли лихие бойцы. Ты меня не разбудишь уже на заре, Я остался в далеком своем октябре... Проплывают видения в смрадном дыму, Только кто одолеет холодную тьму! Просветленные лица в убогих гробах, Незамаранный цвет наших черных рубах. («Пахнет дымом…») Да! – русский писатель без темы смерти не был бы русским писателем. А как иначе? – ведь, Владимир Бояринов точно знает диагноз нашего общества и потому просто даёт разумный совет: Не надо всем сходить с ума, Когда воочию увидишь: Жизнь – ясно дело – не тюрьма, Но из неё живым не выйдешь. («Дама-пик») И уводит река времени в небытие, где жизнь и смерть неразличимы, где в скудной жизни глухого подмосковного посёлка замысловатое уравнение Максвелла описывает вовсе не движение каких-то неведомых электромагнитных волн, а законы жизни и смерти (рассказ Александра Торопцева «Уравнение Максвелла и маленькая трубочка в небо»). В этом «уравнении» нелепая и несправедливая смерть шестилетнего ребёнка становится «решением уравнения жизни» для одномоментно взрослеющего студента. И саднит занозой в его сердце маленькая трубочка, которую перед смертью малыш просил поставить на своей могиле, чтобы «видеть небо». И эта трубочка, – как волшебный волновод для волн вечной жизни, как трубочка-тростинка для древних русичей, прятавшихся в мёртвой воде болот от врагов. И даже через десятки лет эта трубочка даёт повзрослевшему главному герою глоток живого воздуха из далёкого прошлого, чтобы не потерять себя в настоящем, чтобы волны порывов русской души не обратились в затхлое болото, ибо чего-чего, а застойного смрада бездуховности в нынешней России и так с избытком. Впрочем, застойная жизнь тоталитарного безвременья, – едва ли не лучшее время для рождения великих русских писателей (вспомним николаевскую эпоху). А потому: чем глуше голос общественных свобод, тем громче биение сердца писателя, тем ближе новый «золотой» век русской литературы. И, даст Бог, спасётся Россия своей великой литературой, преодолеет потаённую смуту в беспокойной душе. Не о том ли сетует поэт Сергей Соколовский: Ангел, прости мне молчанья минуту, Слёзы скупые надеждой утри. Видно, душой я предчувствую смуту, Смуту снаружи и смуту внутри. («Ангел-хранитель») О, уж эта русская смута! И родом-то она, как правило, из детства. Что ж мы удивляемся, глядя на поколение нынешних стремительно входящих в жизнь «отморозков», если в девяностые – начале двухтысячных наши дети хлебнули такого… Мастерски начинает свой рассказ «Джохар» газовик Владлен Дорофеев: сразу и не поймёшь: идёт ли речь о бывшем чеченском боевике, тайком пробравшемся в Москву и промышляющем воровством на рынках, то ли о бездомном бродяге с непривычным для русского уха именем Джохар. А оказывается, что это – тринадцатилетний русский мальчишка, чудом сбежавший в Москву от бомбёжек чеченской войны, потерявший в Грозном свою маму и с головой окунувшийся в бездонный и бездомный мир московского детства, в котором идёт война «всех против всех», когда опьяневшая от крови империя пожирает своих детей. И гибнут в этой необъятной и необъявленной войне наши дети, а те, что выживут, станут настоящими русскими разбойниками на страх всем нам. Да что там дети! Если уж бывший десантник, герой всё той же чеченской войны, вынужден подвизаться стриптизёром в московском ночном клубе (герой рассказа Владлена Дорофеева «Гвардии майор»). Виртуозно исполняет он «акробатические» этюды, услаждая взор русских бизнес-леди. А его коронным номером является демонстрация «розочек» – шрамов от пулевых и осколочных ранений. Правда, хватает силушки русскому богатырю лишь на один «концертный» выход за вечер, ибо нет у него второго лёгкого, оставленного на чеченской войне. Впрочем, всё было бы почти хорошо, если бы не встретился он однажды взглядом со своей любимой женщиной, которая ныне стала дежурной путаной и сидела за «прокурорским» столиком, а ведь не так давно она спасла ему жизнь в провинциальном госпитале, и он мечтал, подзаработав денег, обустроить счастливую семейную жизнь. И нет спасения от такой жизни, как нет спасения от смерти в ещё одном рассказе Дорофеева «Zero». Известная телеведущая, сутками напролёт ищет острых ощущений в казино, как недавно искала их в горах Чечни, делая репортажи о войне и беря интервью у боевиков. Наконец-то, после недели исступлённой непрерывной игры (с перерывами только на сон в самом же казино) она выигрывает огромную сумму, поставив всё своё состояние на «zero». Но, увы, гибнет в подъезде своего же дома от выследившего её бывшего чеченского боевика, которому так азартно она отдавалась в горах и от которого ждала страстной любви в Москве. И что же делать, когда в жизни нет избавления ни от смерти, ни от этой жизни? Свой рецепт есть у поэта Максима Замшева: Выходи на равнину - там холодно, Только холод нас может спасти, А туда, где Отчизна расколота, Никогда никому не дойти. Там покойники смертью потеряны, Там взрывается шёпот молитв, Ни травинки не встретишь, ни дерева, Только место, где небо болит. А небо над Россией не может не болеть, видя, что мы творили со своим народом последнюю тысячу лет… И как тут не появиться в воображении писателя образу «вечного палача». Вот, к примеру, газовик Борис Касаев предпринял попытку (правда, не очень внятную с художественной точки зрения) показать нам придворного палача, работавшего без устали, с выдумкой и сноровкой чуть ли не при всех русских правителях (от Ивана Грозного до наших дней). Понятное дело, что без потусторонних сил тут не обошлось (иначе сгинул бы этот палач и сам при очередной смене руководителя в России), поэтому с точки зрения сюжета здесь всё банально, но интересна концовка рассказа «Карлик». Этому палачу после смерти (в годы перестройки) на малой родине устанавливают памятник, называют в его честь улицу и микрорайон. Как тут не взгрустнуть по причине того, что на Руси меняются правители и сопутствующие им декорации (телеги заменили «Мерседесами», а гонцов – мобильными телефонами и Интернетом), но всё так же востребована вакансия «вечного палача»: продолжают гибнуть люди и в застенках СИЗО, и в супермаркетах, и в элитных поездах… И всё же не обмануть нам русскую душу, ибо «уведёт вода нас невесть куда» (строка из стихотворения «Любовь-вода» автора рецензии) – она уведёт в неизбывную даль вечного света, потому как не может народ, взращённый на живой воде, не вернуться к своим Божественным истокам: Вдруг кажется: не эта жизнь прошла! Вдруг кажется: нет смысла в невозможном. Но вечен свет, как Божия душа, Но вечен свет, он дышит Духом Божьим. (Лев Котюков) И пусть старушка-Европа кичится тем, что она – мозг Мира, пусть Соединённые Штаты наслаждаются безмерным потреблением (ведь они – желудок Мира), пусть прилежный Восток будет «фабрикой Мира», но должна же быть у Мира и душа?!. И где ей быть, как не в России, ибо нескончаема река живой воды времени, которая смоет все нечистоты нашего века и отворит врата вселенской любви.