Маленький сухонький старичок сидел посреди широкого поля у костра и, не мигая, глядел на яркие языки пламени. Огненные всполохи освещали длинную окладистую совершенно седую бороду, ввалившиеся щеки, тонкий, крючковатый нос и маленькие, но внимательные и лукавые глаза. Да, старик мог вечно смотреть на горящий огонь. Вечность... Он знал, что это такое. В костре плясали силуэты: вот закружилась в огненном фламенко танцовщица-испанка и медленно преобразилась в степенного и важного эфиопского шамана, методично ударяющего в большой круглый бубен, но вот бубен раздвоился, превратился в огромную зубастую пасть. Один из языков пламени вспыхнул, изогнулся и поскакал изящной ланью в эту ужасную разинутую воронку. Вдруг в глазах старика рядом с искорками от костра загорелись новые огоньки, и всё лицо озарилось внутренним светом. - Давно, однако же, не вспоминал я биологии. А ведь некогда эта наука меня серьёзно занимала. - Старик улыбался светлой, отстранённой улыбкой, такой, которая посещает людей, отдавшихся приятным воспоминаниям. - Вспомню-ка я молодость, было у меня тогда развлечение: прослеживать кто кого ест. Ученые люди называют это трофическими цепями, кажется, они уже больше меня знают. Как ни называй, а смысл прост и даже примитивен. Но именно эта простота и завораживает, затягивает, как вот этот огонь. Старик поднял сухую морщинистую руку, поднёс узловатые пальцы к бороде и вырвал из неё длинный волосок. Удивительно легко и быстро завязал грубыми пальцами волосок в маленький узел, уложил на ладонь и тихонько дунул на него. С руки старичка сорвался комар и с противным писком полетел в ночь, прочь от дыма. - В путь, консумент первого порядка. - Старик вновь обратил взор к костру, в языках которого можно было угадать маленький силуэт насекомого. Комар, отравленный дымом, летел быстро и легко, чему способствовали правильные воздушные потоки и сильное чувство голода. Где добыть еды в этой местности комар не знал, поэтому нёсся вслепую, куда ветер занесёт. Скоро он почуял, что приближается большая сырость, впереди водоём. "Не очень хорошее местечко, но что поделаешь, такова селяви", - подумал комар-философ, когда впереди под луной заблестели многочисленные лужицы. Болото, точнее болотце - остатки небольшой речушки. Комар увлечённо вертел головой, рассматривая неизвестную местность, и даже не заметил, как нисходящие воздушные потоки почти прижали его к водной поверхности. Он, бедняжка, так наверное ничего и не понял, когда огромная лягушка, консумент второго порядка, неспешно, но отработанно разинула рот, высунула длинный язык и проглотила наивное насекомое. «Маловат. Хиленькие нынче пошли комары», - скорее равнодушно, чем расстроено подумала лягушка и смачно отрыгнула. В ближайших кустах засел в засаде консумент третьего порядка - полосатый кот Терминатор. Он ужасно был доволен своим именем, которое дал ему пятилетний пацан - внучок хозяйки. Терминатор был великолепным бойцом на крышах, вероломным разрушителем на хозяйской кухне и ловким охотником на местном болоте. Кот Терминатор любил на ужин лягушачьи лапки. Это пафосная прихоть попахивала чем-то французским - Терминатор был ещё тем снобом. Но, самое главное: от фосфорных лапок кошачьи глаза приобретали очаровательное, загадочное свечение, которое буквально валило с ног всех хорошеньких самочек этого и соседнего районов. В общем, Кот Терминатор был упитан и крут. Вот уже минут десять, как он застыл в боевой позе и ждёт подходящего момента. Намеченная цель притихла, прикрыла глаза, похоже, задремала. Терминатор не стал медлить и в один прыжок настиг жертву, намертво вцепившись в прохладное и скользкое тельце лягушки. Светает. Бомжу по кличке Мафон выспаться этой ночью не удалось - его желудок постоянно сводило от голодных спазмов. Примерно двое предыдущих суток он не просыхал и, видимо, при этом не закусывал. На третьи сутки пойло закончилось, пришло суровое и страшное похмелье, а с ним не менее страшный голод. Мафон лежал, глядел через щели своего шалаша на небо и продумывал, где сегодня можно достать чего-нибудь съестного. Получалось, что нигде ничего ему нынче не обломится. Можно пойти поискать бутылки, но это ведь надо наклоняться, а голова и так кажется тяжелее самого Мафона раз в пять. Да и поздно уже, кореша, небось, давно вычистили местность на предмет стеклотары. Рядом, прямо за стенкой шалаша что-то зашуршало раз, потом ещё. Мафон, превозмогая тошноту и дикий звон в голове, поднялся на четвереньки и выглянул на свет божий. У шалаша сидел полосатый кот и наблюдал за воробьями, резвящимися на дереве. «Кис-кис-кис», - масленым голосом позвал бомж Мафон и поймал заинтересованный взгляд кота. Консумент четвёртого порядка Мафон нежился под солнышком. В стороне от него лежала кучка обглоданных костей и тут же, неподалеку, полосатая шкурка. Мафон был почти сыт и доволен, но даже не подозревал, что был обязан этим своим состоянием коту Терминатору. Бомж был занят какими-то своими мыслями и поэтому не сразу услышал шум мотора. А когда понял, что к нему пожаловали гости, очень удивился и не на шутку расстроился. К шалашу подъехала огромная черная машина, из неё вышел здоровый детина и неспешно направился к Мафону. - Здорово, дед, - поздоровался гость. Рожу он имел явно бандитскую. Был брит налысо и одет в строгий черный костюм. - Ну здорово, - промямлил бомж, не ожидающей от такой встречи ничего хорошего. - Чё, дед, прокатишься со мной? - бритый говорил лениво, тянул слова и при этом морщил нос с переломанной переносицей. Не нравится ему, видите ли, мафоновский аромат. - А чего это я с тобой поеду? Зачем я тебе нужен, мил человек. Я ж бомж, пропащий, бесполезный. На что я тебе? - Сказал поехали, значит поехали. Или в расход пущу. Ты ж сам признал - никому не нужен. Ну, чё решаем? Мафон медленно поднялся и побрёл к машине вслед за бритым. Деваться некуда. Мафон понимал, что человек он уже давно конченый, и когда-нибудь должен был наступить окончательный конец. Машина ехала за город. Из динамиков звучала ритмичная музыка с непонятными английскими словами. Мафон любил музыку. Когда-то давно у него был магнитофон, бомж везде таскался с ним. О, это было время когда он относился к сливкам своей касты. Магнитофон давно сломался, а кличка осталась, и, надо же, любовь к музыке - тоже. Мафона привезли к густым лесопосадкам, высадили. Бритый сказал на прощание, что теперь нужно без остановок и оглядок бежать по посадкам, иначе пристрелят. И для убедительности достал длинный ствол. Мафон побежал, матерясь и спотыкаясь, чувствуя, что с каждым мгновением рассудок оставляет его. Но бежать пришлось не долго. Очень скоро прогремел выстрел, и пуля настигла плешивую голову Мафона. «Не, ну это чё за мишени, да они же ползают. Я за что такие деньги плачу? Чтобы мне поставляли нормальную, живую дичь, а не эти полутрупы. Я заказывал реальную охоту. Короче, сёдня мне кто-то ответить на это фуфло». Так возмущался один из местных авторитетов, стоя с ружьём над распластанным трупом Мафона. Авторитет ещё не успел остыть от праведного гнева, когда лесопосадки окружили и начали прочёсывать бригады ОМОНа. Авторитет пытался отстреливаться, но скоро был ликвидирован сотрудником доблестной милиции. Скоро дело криминальных охотников было доработано, закрыто и отправлено в прокуратуру. За особой важностью оно было взято под контроль главным прокурором Рукогрейко, который любил красивую жизнь, а ёще больше средства, её обеспечивающие - деньги. Партнёры и друзья попавших в беду бандитов знали об этой особенности Рукогрейко и поспешили ею воспользоваться. Всё уже было готово к сделке, когда абсолютно случайно произошло печальное: Рукогрейко сбила машина. Вдребезги. До правды доискивались всем миром, но всё говорило о случайности происшедшего. И тогда коллеги и друзья прокурора не на шутку задумались о том, что это могла быть рука провидения. Старик сидел у костра и глядел на пламя. Он видел в нём сжигаемое в муках и отчаянии лицо Рукогрейко. - Вот так-то. Думал, управы на тебя нету? Ан нет, дорогой мой. Цепь заканчивается на мне. Всё же Бог - консумент Высшего порядка.