Раздвинешь шторы, выкушаешь водки, раскуришь трубку, чтоб вишнёвый звон кадил на все земные околотки и в душу лез под плотный капюшон, добавишь в чай душицу, бергамот ли – неважно что, чтоб выйти в снегопад на тракт любви, где вестовые вётлы владимирскими вёрстами горят. Гори-гори, звезда моих идиллий!.. Потом – на круги, то есть на круги, где, сам себе и странник, и Вергилий, ты в бесприютном крошеве пурги, где, помнится, метёт во все пределы, и не хранимый родиной пиит словесный скарб растратил, дабы тело одеть однажды в дантовский гранит. У Млечных врат (лет через икс) на марше, поняв, быть может, «быть или не быть», ты ангелов, что падших, что не падших, от душ людских не сможешь отличить, чтоб вечно ждать средь «наших» и «ненаших» - там вечно всё: земная бирюза, душа… душица… дальше… дольше… дальше… не смог забыть… забыть… забыть бы… за…