Утопая в дремотной бессонности, подсознательно строчки леплю. Я лишён изначально способности, не любя, говорить: «Люблю!», выдавать за реальности каверзы, выжигать по живому тавро и над бездной раскачивать траверсы, и чернить злоязычно добро, и, услышав заушные новости, доверять их нечистым губам. Даже прикосновение к подлости омерзением бьёт по зубам. Я не знаю, что есть во мне лишнего, но хочу до конца бытия (и об этом прошу у Всевышнего) быть, как есть, чтоб не скурвился я.