Трудно бывает найти начало для изложения собственных рассуждений, определить их занимательную для читателя последовательность и, не путая причины и следствия, развить их в смыслах, интересных читателю. Есть хороший способ, заключается он в повторении пути, уже пройденным кем-то, поэтому начну с разбора раннего эссе А. Камю " О музыке". Начинает он его таким, звучащим сейчас довольно неискушённо, если не наивно, заявлением: " Цель настоящего очерка - доказать, что музыку, как самое совершенное из искусств, надо постигать скорее чувствами, нежели умом." Цель автора многим покажется надуманной, а вывод - очевидным, ведь постижение умом предполагает его анализ, что к объекту (здесь - к музыке) может быть применён сначала анализ и затем синтез, в результате чего он неизбежно будет упрощён (смоделирован ), во всяком случае может потерять своё очарование для нас - зачем же тогда стараться, если он изначально создан только для постижения чувствами и я бы добавил - для наделения эмоциями нас, слушателей, для "щекотания" наших чувств. Да, стремления Камю выглядят по-детски философичными и начало их видится мне в том, что он чрезмерно увлечён противопоставлением чувства и ума. Но что такое человеческий ум, как не производное пережитых человеком чувств и что такое наше чувство, как не рефлексия нашего ума? Эта тирада сделана на основе самых общих допущений о природе этих составляющих человеческой психики, разделяя их не на физиологическом уровне ( как совокупность нервных реакций), а как психические феномены. Согласитесь, что чувства умным человеком переживаются иначе, чем глупым, у которого не чувства другие, а другое их понимание (недопонимание), что в итоге может привести даже к разнице наборов эмоций, потому что чувства надо тренировать: умный - это значит всегда более чуткий. Глупому трудно быть таким же чутким, хотя такое иной раз возможно, но это просто - чувствовать, не понимая (интуитивно). То есть Камю предназначает своё доказательство для тех, кто полагает между чувством и умом пропасть отвлечения, забывая, что они сопряжены нами, в нас. Чем же они сопряжены? Нашей разумностью, то есть тем, что мы можем выразить словами то, что мы чувствуем. Здесь велика роль слова, языка и здесь, собственно, я подхожу к тому, в чём намерен пойти дальше, развивая мысли Камю, но об этом после того, как разберусь с его выводами. Вначале он представляет воззрения философа Воли Шопенгауэра на музыку: " Есть только одно искусство, полностью выполняющее своё предназначение: музыка. Она стоит в стороне от иерархии прочих искусств. Нельзя даже сказать, что она выше их всех, просто она создаёт свой, особый мир. Музыка не выражает идей - она выражает самоё себя через Волю, параллельно идеям. Она - выражение сущности Воли. Временами она выказывает Волю до того, как та успеет индивидуализироваться. И поскольку Воля - это первопричина Жизни, музыка - это ритм самой жизни... изгоняющий страдание. Действительно, нетрудно привести параллель между музыкой и миром в целом. Изначальный музыкальный звук, если рассматривать его как простейшую единицу в музыке, соотносим с первичной материей. Гамма и её последовательные ступени соответствуют классификации видов, расположенных в восходящем порядке по мере их усложнения. И наконец мелодия, выполняющая в музыке ту же роль, что линия в рисунке, соответствует сознательной воле, первоначалу жизни. Нельзя ведь отрицать, что мелодия по сути представляет собой бесконечно быструю череду впечатлений, которые, соединяясь и взаимодействуя друг с другом в нашем восприятии, позволяют нам достичь идеального мира и возвыситься над реальностью." То есть Камю здесь интересует музыка вообще - как следствие звучания музыкального инструмента, человеческий голос здесь может выражать лишь музыкальную идею ( будто певец поёт на непонятном нам языке и воздействует на нас только мелодией - не словом). Очевидно музыка исключена из иерархии остальных искусств потому, что её носитель - звук может быть отделён от слышашего его человека и лишён всяких человеческих отношений в отличии от других искусств, которые обычно связаны с зрительным впечатлением, тем зачастую не нужен слух ( так музыке не нужно зрение ), зрение же более " очеловечено", чем слух (более животное чувство, звериное - связаное с опаской, защитное), чему причина мне видится в том, что подавляющее большинство всей информации мы получаем от глаз и значительно меньшую часть - от остальных органов чувств. Мир музыки Шопенгауэра идеален благодаря этому: звук для человека может быть " оторван" от его реальности, которую тот больше привык видеть, чем слышать, видимое искусство неизбежно, несмотря на любой уровень абстракции, связано с действительностью благодаря человеческой фантазии и своему происхождению, мелодия же рождается вне зрительных фактур и её язык отличен от слова. Её язык отличен от слова - это важно, так как слово есть составляющая языка понимания, оно тоже имеет звуковой эквивалент знака и поскольку два этих языка, способные существовать на одном материальном носителе, отличны, то музыка у Шопенгаура - выражение сущности Воли. Музыка занимает особое место поскольку она существует рядом со словом - не хочется ли вам согласиться с этим утверждением? Во всяком случае не видно других причин этой особости, так как информативность чистой музыки подобна информативности слова - у них лишь разнится язык, как слово создаёт мир человека ( предназначено и используется для объяснения реального мира), так музыкальная фраза создаёт мир музыки - мелодию и многоголосие. Но не объясняет, а лишь описывает. А зачем объяснять мир музыки? Ведь объясняемый мир уже существует, нам нужен идеальный и необъясняемый мир, прелестный своей идеальной метафизичностью и гармонией. Нам нужна музыка для того чтобы забыться в её мире. После Шопенгауэра Камю принимается за другого философа: " Ницше в небольшой работе "О музыке и слове" развивал прямо противоположные идеи. Если прежде он соглашался с тем, что высокая миссия музыки - создавать мир мечты, который заставил бы нас забыть об окружающем мире, то в этой работе он отвергает тезис Шопенгауэра о музыкальном переживании, неизменно рождающем чувства и образы. Мы говорим о чувствах или мыслях, что они рождаются, а не извлекаются ( то есть Ницше не разделяет идеи Камю о различии чувства и ума - прим. автора). Ницше утверждал: наслаждаться музыкой, позволяя ей пробуждать в душе чувства, а в уме зрительные образы, значит обречь себя на полное её непонимание. Для чистого наслаждения музыкой надо наслаждаться самой её сущностью, надо прежде всего исследовать гармонию как таковую. То есть ничего похожего на экстаз, опьянение, очарованность. Но разве от такого исследования музыка не лишится всей своей прелести? И не погубит ли разум мечту?... Столь явные, бросающиеся в глаза противоречия в творчестве Ницше могут показаться необъяснимыми, однако не стоит забывать, что он не только философ, но в равной мере и поэт, а значит, часто впадает в противоречие с самим собой." Как видим, Камю не понял Ницше и для объяснения ему пришлось назвать философа поэтом - что ж, все философы поэты ( но не все пишущие стихи - философы), поскольку только поэтическое отношение к миру способно на философию. Причина такого непонимания мне видится в разном отношении к соотношению ума и чувства у Камю и у Ницше. Философ больше доверял уму, чем литератор, который под умом понимал лишь способность к познанию реального мира, забывая про мир метафизический - тот, в котором творил Ницше. Мир музыки подобен миру языка, он протяжён совокупностью слов или музыкальных фраз, которые могут выражать как бессмыслицу ( или шум, какофонию), так и смысл ( или - мелодию), значит они рождаются, а не извлекаются - в том случае человек был бы не нужен Творцу, музыка жила бы без человека ( слово бессмысленно без человека). Мне нравится следующая фраза Камю: " Подытожим: можно с полным основанием утверждать, что музыка есть выражение некой непознаваемой реальности ( невыразимой словами - прим. автора). И эта реальность довольствуется единственным средством выражения, прекраснейшим и возвышеннейшим из всех. Этот способ выражения, то есть музыка, позволяет из малоценных элементов, которыми мы располагаем, с помощью нашего несовершенного ума построить идеальный мир, у каждого свой и непохожий на другие ( то есть слова несовершенны для полной передачи его чудес, поэтому у каждого он свой - прим. автора). Нечто подобное содержится в учении индуизма, согласно коему мир является производным от наших желаний." Что ж, если слову трудно что-либо объяснить в мире музыки, то ведь есть мир, где слово всемогуще, который музыкален, поскольку может иметь звуковой аналог, но, к сожалению, не так как мир музыки, не так всемогуще, но зато - понятнее, доступно выразимей - это мир поэзии, которая не столь пластична, сколь музыка, но зато - более содержательна не только для чувства, но и для ума. Снег идёт, снег идёт. К белым звёздочкам в буране Тянутся цветы герани За оконный переплёт. Снег идёт, и все в смятеньи, Всё пускается в полёт, Чёрной лестницы ступени, Перекрёстка поворот. Снег идёт, снег идёт, Словно падают не хлопья, А в заплатанном салопе Сходит наземь небосвод. Это музыка, это классическое гармоническое повторение музыкальных фраз, своим темпом, расположением нот задающее развитие мелодии - здесь в повторении слов " снег идёт", в рифме на ёт, от, од, которая смещена по строфам ( в нечётных она в нечётных строках, а в чётных - по чётным и обратное касается женских рифм ане, ани, еньи, ени). Обычно в стихах поэт стремится всякий раз использовать разные слова и рифмы для создания ощущения богатого смыслом текста, но бывают и исключения ( как здесь), причина которых в создании ирреального смысла субъективного самого по себе мировосприятия, но странным образом понятного читателю, который согласен здесь с поэтом - да, всё пускается в полёт, да - герани хочется за окно, да - небосвод сошёл со своего места - в этом всеобщем движении смыслы теряют свою обычность и потому повторение основного смысла - снег идёт - не приедается, а наоборот - ещё больше закручивет действие, добавляет ему лихости. Можно ли подобное сочинить только умом, без чувства? Наверное нет, точно - нет, оказывается даже строфику можно сломать и это будет на пользу: Снег идёт, густой-густой. В ногу с ним, стопами теми, В том же темпе, с ленью той Или с той же быстротой, Может быть, проходит время? Может быть, за годом год Следуют, как снег идёт. Или как слова в поэме? Снег идёт, снег идёт, Снег идёт, и все в смятеньи: Убелённый пешеход, Удивлённые растенья, Перекрёстка поворот. Гениальное решение: ритм уже закручен так, что несмотря на изменение строфики, альтернанса мелодия длится в вариациях смысла, темпа, звуковой окраски - звучит музыка, мир реальный стал подвластен человеку, сочиняющему его. Чего здесь больше - ума, чувства - в этом кружении эмоции? Вот ещё один пример, в котором накал чувства заставляет забыть о гармонии текста, в которой не должны так часто повторяться местоимения - обычно это только вредит стиху, делает его излишне сухим, поэт должен стремиться к неизбитой рифме: Я больше не ревную, Но я тебя хочу, И сам себя несу я, Как жертву палачу. Тебя не назову я Ни радость, ни любовь. На дикую, чужую Мне подменили кровь. Оба эти стиха запредельны ощущением реальности, мы чувствуем это, но благодаря чему? Считаю - из-за смещения звучания из пространства обычности в пространство исключительности, что выражается изменением набора применяемых гласных. В них необычно мало самого распостранённого звука русской речи - звука А. Поэтому в первом отрывке в первой строфе запредельность начинается с него - зА оконный переплёт ( 3 разa ударный), во второй строфе он только в длиннотах, усиливающих верчение смысла - пускАется, перекрёсткА ( 1 раз ударный), в третьей строфе он тоже трижды ударный, повторяя с инверсией смысл из первой - нАземь. Конец стиха повторяет эту краткость: в 13 строчках его всего три. У Мандельштама смыслом нагружен звук Я, он использует совпадение местоимения и одиночного звука, если у Пастернака ткань звука была напитана Ё, то у Мандельштама эту роль выполняет Я. Самый распостранённый звук только двух словах, но каких! И сАм себя несу я, как жертву пАлАчу. Рассмотренные примеры нужны мне для иллюстрации вывода о возможности сближения ума и чувства в поэзии, я не стремился, пройдя канонический путь через их логическое определение, попытаться сделать подобное, мой путь - найти сферу человеческого духа, в которой они сливаются в единое целое, если музыка тревожит наше чувство и оставляет ум биться в попытках разрешить слышимые картины и примириться с "в принципе невозможным", то поэзия, перенеся музыку на ткань слова, а значит - понимания, питает наш ум всем необходимым. Если же вас волнует место поэзии в ряду других искусств, то оно рядом с музыкой, исключительное в обеих своих свойствах - как идеальности, так и разумности. Остальные искусства - у их подножия, точнее - вокруг человека.