Посвящается моему приятелю Владиславу Т. ( маленькая поэма) Мы все отчасти жертвы обстоятельств И нам свою судьбу - не выбирать, Что постоянно будит нас некстати… А, может быть, и кстати… , - как сказать… Ну, кто спросил тогда его мальчишку В гремящем «скором» шедшем на Берлин…? В семье военных не до передышки – «Готовсь. На старт. Внимание. Пли!» В конечном счёте - маленький Вернойхен, Где каждый метр булыжных мостовых Ещё дразнил мистической эпохой И отвечал услужливо на «вы». Привык пацан, обжился понемногу В советской группе войск мегостраны, Боясь свернуть, весь год одной дорогой, Не замечая будто бы иных… Но под крылатой мощью самолётов, Самозабвенно клятву прошептав, Решает он, как есть, бесповоротно, Что выше всех стремлений - высота. «МИГ – 25»…. - и как не соблазниться… Обманом, лестью…, - только бы залезть И… посидеть в большой железной птице, Успев о ней чего-то там прочесть… Но всякий раз довольствовался малым И в руки взяв вонючий ацетон, Усердствовал над тонким материалом, Чтоб сделать… «Фокке-Вульф» и «Юнкерс-100» . А были дни, когда отец часами Вещал о лётном царствии, в запой, - Да так, что иногда казалось сам он Не прапор, а герой с передовой. И по ночам взволнованный, бессонный Мечтал пацан рвануть за облака… А пилотажно-навигационный… - Так это - так, до времени, пока… Эх, мама, мать, проплаканные ночи В заботах всё о сыне, всё о нём… Какой покой, когда душа пророчит Упрямо разрастающийся гром… И не лужки с лиловыми цветами, Ни стройный ряд шиповника в саду Не отвлекли любовь от увяданья, От листопада безнадёжных дум. И в прозорливом сердце материнском Уже стучала будущая жизнь: Болезнь и смерть отца… - как это близко… Да и «…сынок быть крепким не спешит…» Чужой мирок с капризными ветрами, Из Гейне вслух прочитанный абзац, Корона крыш в оконной белой раме - Стареющая площадь Розен-плац, - Там бронзовый олень из замка Хиршфельд Бесстрашно смотрит в сторону врага, - Обманчиво тяжёл и неподвижен, Он вновь готов вонзить свои рога В крикливых опьянённых смертью кельтов По зову труб спустивших бурбулей… Один, как перст, среди чужого света Мальчишка рос и был, как тот олень, Готовившийся к вынужденной схватке; Враждебный мир – он чужд его душе… Да, жизнь - полёт от взлёта до посадки, Где самолёт – летящая мишень. А вот уж и сомнения – «А есть ли Среди земли родная колыбель?» Лишь иногда отеческие песни С акцентом выла слабая метель… Ни телевышка с шариком планеты, Ни сказки на ночь всё про ту войну… , - А непокой ненайденных ответов, - И… что за счастье быть у них в плену! Отчаянье – удел не только взрослых И детство пропитаться может им Когда ты к жизни вынужден с серьёзом… И за серьёз отчаянно казним… А ну долой отчаиваться, право! И… нарушался «воинский устав», Когда у «башни Геренга» оравой Неслись мальчишки штурмом на «Рейхстаг». Глаза слепых бойниц чернели злобой Не веря в резвый, маленький народ, Что друг за другом лез по ржавым скобам Ища «подземный авиазавод». А вот и школа – «номер сто пятнадцать» - Период лени, дури и хлопот; То место, где учиться, как и драться Был обречён советский обормот. И по соседству местные подростки Из школы «zwei» сорвавшие урок, Уж поджидали их на перекрёстке, Чтоб объяснить где запад, где восток… И был пацан за драку "отутюжен" (А пионерский галстук – не причём) И… в рот не лез дисциплинарный ужин, Как узнику, что в карцер заточён. И пфенниги - что фантики без толка… ; А развлеченья скоры и скучны, Когда к тебе без всякого восторга С ремнём в руках приходят палачи. Ах, где теперь все эти наказанья! - Подставился б – да некому учить… И жёг ремень в три кожаных касанья Под властвующий окрик – «Замолчи!» Прошли года, подвытерлись привычки, Но иногда, та самая пора За стуком двухэтажной электрички Манит туда в ту даль, где детвора Пусть не совсем осознанно и верно Себя вела в немецком городке, Но так хотела быть одной из первых; Примером быть с отвагой в кулаке. Шаги, шаги, пошаговое время От точки «свет» до точки «смерть»… И вот В руках теперь иная теорема… А с кулаками… - только идиот… Промчалось детство вынужденной «ссылкой» И хошь-не хошь, а жизнь не повернёшь… Но смысл тех лет отправленных в копилку Под водку не заглушит русский дождь. С тех пор прошло примерно три десятка… Резона нет… и, был ли он резон Менять судьбу с судьбой играя в прятки? Россия, север, лётный гарнизон.