Патетика пёрла помимо желания, и строчки сплошь патриотизмом горели. Мальчишка – дитя я того воспитания, где не было места пастушьей свирели. Война наложила на всё отпечаток. Победа, однако, надежды вселила. Хотя с предвоенной поры был осадок, но Завтра бодрило и веселило. Хотелось кричать: «Мы всё восстановим! Страна станет краше и жить станет лучше!» И строки спешили наполниться новью, хоть жизнь оставалась по-прежнему сучьей. Под кожу вкраплялись инъекцией страхи: космополиты – евреи! Убийцы в белых халатах – опять те же лица! Скрывали родители «охи» и «ахи». Но шёпотом всё ж объясняли подробно суть гнусности сталинской всей «гениальности» . А нам всё казалось неправдоподобным, не видели смысла в иррациональности всего, что с пелёнок усвоено нами и что величалось марксистскою этикой. Горело в сердцах комсомольское пламя, и мы, и стихи наполнялись патетикой. Тем хуже для нас, и больней многократно познанье ошибок и тяжко признанье, что было в той жизни, донельзя превратно, по сути не цели, а существованье. Сознанием этого каждый изранен. Поэтому нынче в нас нет велеречия. По-старчески славим, как можем, Израиль, и в этом не видим мы противоречия.