Мелкотемье – признак графоманства, иль словесный грязевой поток пошлого безудержного чванства, а на деле – фиговый листок, неумение строку построить, ритм строфы спиной не ощущать? Графоманы, кто они – герои, с бою в плен берущие печать? Или жертвы собственных амбиций, полные тщеславною мечтой? Хорошо! Удастся им напиться двухминутной славы – дальше что? Рассуждая так, себя назвать как? Графоман? Несбывшийся поэт? Я скорей – дворовая собака, стерегу своей души секрет, никому его не доверяя, только разве чистому листу, на котором в словесах сгорая, на карачках лезу в пустоту, для себя самим собой рождённой, сотворённой магией стиха. А быть может кем-то осуждён я на такое искупление греха? Но за что? Ведь я лишён амбиций; под монаха сам себя постриг 29 и не рвусь на книжные страницы, не плету ни сплетен, ни интриг, не шаманю, не ору с эстрады, не вербую я учеников. Сам себе определил я радость: умирать в строках своих стихов, если может зваться так всё то, что льётся на бумагу из меня. Но одно сегодня знаю точно – мне без строчки не прожить и дня. И неважно, как я величаюсь, будут ли читатели, иль нет. В рифмах упоённо я купаюсь и не утону на склоне лет. 80-е годы