или попытка ответа на просьбу о рецензии ( имена и фамилии изменены) Не знаю, что и ответить на Вашу просьбу, дорогой Иван Иванович, ибо задали Вы мне задачу невыполнимую, поскольку рецензии, как и пародии, легко пишутся только на «породистые» стихи. Так что прошу считать мой ответ не рецензией, а просто раздумьями о поэзии, культуре и… Критиковать полёт лошади с целью улучшения оного бессмысленно, поскольку всякому разумному существу известны её лётные качества. Вся беда в том, что некоторые лошади почему-то осознают себя Пегасами. Но два пёрышка, прилипшие к холке, когда такая лошадь случайно забрела на гусиный лужок поваляться, никоим образом крыльями не являются, а стало быть, и размахивать не только незачем, но и нечем. Это присказка. Весьма злая, потому что мозги измучились в процессе чтения «Кладезя души» Клавдии Маковой. Мои литературные сотоварищи, которым я пыталась СИЕ читать, не выдержали и пяти её виршей, я же со всем присущим мне мазохизмом прочла ВСЁ. Все 187 страниц! И критику считаю бесцельной – ничего, кроме пеняния на зеркало, она предположить не может. Меня волнует другой вопрос: как наш, «самый читающий» в недалёком прошлом, народ докатился до такого уровня вкуса, вернее, полного его отсутствия, что ему можно втюхать в качестве литературного произведения любую самую жалкую поделку! Вы будете смеяться, но мне кажется, что нашим властным структурам отнюдь не безразличен уровень культуры «НАСЕЛЕНИЯ» (обескультуренный народ очень быстро скатывается до этого звания), которым управлять тем сподручнее, чем он примитивнее. Появилась так называемая массовая культура, предполагающая лёгкое, без напряжения извилин, получение УДОВОЛЬСТВИЯ от просмотра ли, прослушивания ли, прочтения, наконец! Многочисленные отупляюще-развлекающие телепередачи, кинофильмы, действующие непосредственно на физиологическое восприятие (вспомним так расхваливаемый нынче адреналин!), а также рекламные ролики отовсюду лупят по человеческой психике, и нужны поистине героические усилия ума и воли индивидуума, чтобы не стать единицей поголовья управляемого стада. Успех оказался легко достижим. Очень многим упрощённое искусство пришлось ко двору. Вот уже и читательские запросы к КАЧЕСТВУ СЛОВА падают – примитивные стихи радуют читателя БОЛЬШЕ, нежели глубокие. Парадоксально, но это факт! И тут наступает лафа для плодящихся из года в год графоманов. Итак, соблазн графомании. Откуда он берётся? Ну, ВО-ПЕРВЫХ, отсутствие цензуры. Плоха была традиция в Совдепии. Кто спорит? Ведь автор был связан по рукам и ногам, если его вирши или роман хоть на йоту выбивались из узаконенных соцреализмом рамок. Однако не всегда цензура пресекала только вольнодумие. Чтобы напечаталось литературно слабое произведение, оно должно было уж ОЧЕНЬ совпадать с идеями компартии, а МАЛОГРАМОТНОЕ – просто никоим образом не могло увидеть свет. Даже в заводской многотиражке! Ныне же вкупе с цензурой опочила в бозе и редактура. Пиши что хочешь, публикуй что хочешь – были бы деньги! ВТОРАЯ причина соблазна – доступность «творить». Кому придёт в голову покупать музыкальный инструмент при полном отсутствии слуха? Вдруг ничего не выйдет, и денежки, потраченные на оный, пропадут втуне? А может быть – холст и краски? Дорого, хлопотно, да и не всякий умеет картины писать. А вот со стихами – куда как легко! Язык – не проблема, он наш, русский. С детства пользуем. В школе проходим. Ну и что же, что тройка? Всё равно всё понятно. Купи тетрадку, авторучку, и пиши себе. Подружке показала – понравилось. Соседка тоже подивилась: надо же, как складно! И – пошло, поехало… Вот и доехали до ТРЕТЬЕЙ причины. Она, собственно говоря, в самОм нашем языке, настолько богатом, что за рифмами далеко лазить не надо. Вон они, глаголы: залезать, подползать, лобызать; глядеть, пыхтеть, болеть, потеть; подарить, говорить, сотворить… Вон они, существительные, а вот и их падежи с одинаковыми окончаниями: тучи, кручи, онучи; гостями, костями, вестями, властями и т. д.). И это только ТОЧНЫЕ рифмы, а если говорить о приблизительных – так ими хоть пруд пруди! И, наконец, в нашем поистине волшебном языке нет СТРОГОГО порядка слов, как это принято в прочих странах. Короче, пиши - не хочу! А теперь – последняя, ЧЕТВЁРТАЯ причина. По имени СЛАВА. «Не даёт покоя птичка-славка, постоянно в темечко клюёт». Тут, я думаю, наш автор начнёт протестовать: нет, дескать, это душа выхода просит, осознанье приходит, вдохновение преследует, а то и некто свыше озаряет. Просто НЕТ возможности не написать, что осенью берёзка принарядилась в золото, а весной капель закапала. Тут начинается ГЛАВНАЯ БЕДА – безудержное ежедневное писание столбиком. О чём? А что в голову придёт. Зачем? А для самовыражения. И ведь не скромненько в стол, а сразу в печать, да с претенциозным названием: «Кладезь души». Уверенность автора в том, что припадут нищие духом к животворному ключу поэзии, да утолят свою жажду, наводит на мысль о необыкновенном самомнении автора или… о слишком вольном, приблизительном понимании родного языка. Я всё-таки надеюсь на второй вариант. По-видимому, Клавдия имела в виду искренность своей души, а не её ценность – о ценности будет судить всё-таки читатель, если осилит всё это. А теперь немного о том, как же ОТЛИЧИТЬ поэзию (не говорю «настоящую», поскольку всё другое таковой не является) от иных литературных жанров. ВО-ПЕРВЫХ. Не важно, что является предметом авторского внимания. Это может быть природа, событие или раздумье, чувство, наконец, но обязательно окрашенное ЛИРИЧЕСКИМ отношением к миру: « Река просила, чтоб не целовали, но тянется плакучая лоза. Как оттиск на тончайшем целлофане, на камне замирает стрекоза». (Евгений Харланов) ВО-ВТОРЫХ. Поэтическое произведение – это сгусток энергии, мысли, чувства, способный в наиболее компактной форме передать то, что в прозе потребует более пространного изложения: «Не верьте, не верьте, Когда по садам закричат соловьи – У жизни со смертью Ещё не окончены счёты свои…» (Булат Окуджава) В-ТРЕТЬИХ. Язык поэзии не может обойтись без образности, и чем неожиданнее, свежее образ, тем глубже западает в душу читателя стихотворение: «Собака смеётся и бьёт меня громко хвостом, имея сказать, что она об измене забыла»… (Марина Кудимова) НАШ великий земляк Евгений Харланов (г.Тамбов)говорил: «Первая строка должна остановить, приковать к себе внимание, а последняя должна быть лучше первой». «А остальное?» – спрашивали мы, слушатели поэтических семинаров Георгия Ремизова. «Ну, остальное нужно дотягивать!» И эта рекомендация помогла всем, кто сумел её понять и, главное, принять. А что касается РИФМЫ, так это как раз в последнюю очередь, ибо как она ни блистает сама по себе, весь её блеск – ничто, если пишущий не отвечает главным требованиям. Как саркастично заметил когда-то Александр Сергеевич: «Не всяк поэт, кто вирши плесть умеет». Анна Ахматова считала, что причиной появления стихов должно быть хотя бы маленькое «во имя». Во имя чего написана книжка «Кладезь души», непонятно абсолютно. Похоже, исключительно для того, дабы читатель убедился: данный автор может писать строчки в рифму. Нет никаких открытий, никакой «езды в незнаемое». Нет новизны, нет СВОЕГО МИРА, отличающегося от миров остальных людей, а ведь именно внутренний мир поэта приковывает внимание, призывает СОчувствовать, СОпереживать, СОоткрывать, СОмыслить! …Как возникает эта странная необходимость – творить? Сначала появляется мысль, иногда посредством чувства, иногда в ответ на событие, и тут начинаешь соображать, могла ли эта мысль быть высказана кем-то до тебя, была ли подана в том ракурсе, в котором она видится тебе… И если на грани интуиции и вкуса чувствуешь её НЕПОВТОРИМОСТЬ, то рождается в душе и переходит в сознание ритм, абсолютно ТОЧНО соответствующий сути стиха. Вы можете не придавать этому значения, но я ЗНАЮ: правильно выбранный ритм – половина успеха. Попробуйте опровергнуть довод, что реквием в ритме частушки – просто нонсенс! Однако и не столь разнящиеся по теме замыслы таят внутри себя каждый свой, особый, ритм. Главное – не ошибиться, точно угадать его. Ура! Ритм найден. Теперь… СЛОВА. Они так же, как и ритм, не могут принадлежать разным смысловым и чувственным «наборам». Это выглядит так же нелепо, как дом, построенный из случайно оказавшихся под рукой материалов: тут белый кирпич, а там красный; тут мраморная глыба, а там саманный кусок; одно окно в стиле модерн, а другое – примитив городской многоэтажки. В качестве примера приведу строки одного четверостишья из «Кладезя души»: «Порой и ночи для стихов мне мало. Так, значит, муза ДО КИШОК ДОСТАЛА.. И чайник пуст, и выспались соседи. Но задремала поэтесса-ЛЕДИ». Просто полная эклектика! Разве женщина, чувствующая себя ЛЕДИ, может оправдывать жажду поэтического творчества тем, что её муза «достала», извините, «ДО КИШОК»? Но я продолжу. Вот, начинает получаться – из хаоса множества слов, как из тени на свет, выходят самые необходимые, – тут только лови! Лицо горит, окружающее теряется в тумане… Значит путь найден, курс верен, пора всё записать, а потом – потом уже более спокойное обдумывание и… ПРАВКА! Как же так? Ведь всё прекрасно получилось – и начало верное, и серединка на месте, и концовка узелком завязалась? Ан нет. Не все слова ещё ТОЧНЫ. На самом деле никаких синонимов НЕТ. Нет, не было и быть не может! Огонь – отнюдь не замена пламени, а ласка – нежности. Подбор слов сродни искусству икебаны: если нет ни одного лишнего цветка, а из тех, что есть – каждый на своём месте, то весь букет являет собой неповторимую гармонию. Опять предвижу недовольство автора: ну, это уж слишком, да если так подходить к каждому стихотворению, то едва ли одно в месяц получится, да и другие лучше пишут что ли? (Приведутся и примеры фамилий, кои можно видеть среди авторов выпущенных нашими издательствами сборников). А вот, положа руку на сердце, приводят эти сборники в восхищение? «Ничего, нормально, жизненно, доходчиво…» Всё это отнюдь НЕ оценка для ПОЭЗИИ! Людвиг Ван Бетховен говорил: «Музыка должна высекать огонь из человеческих сердец». И если это применимо к миру музыки, то ЧТО говорить о мире СЛОВА?! Можно писать подблюдные стишки к праздникам, кто спорит? Можно для друзей-товарищей поздравилки сочинять – под пьяное застолье очень даже развлекательно! Но НЕ-ВОЗ-МОЖ-НО считать всё это ПОЭЗИЕЙ, достойной какого бы то ни было тиража. И ещё одна БЕДА наших любителей. Не очень хорошо знают они наш родной, русский язык. Беден словарный запас, и оттого не всегда есть возможность подыскать точное слово. Не хватает вкуса и чувства юмора. Наличие ЮМОРА намного больше определяет возможность творить, чем это кажется на первый взгляд. И не только в шутливых строчках, что само собой разумеется, а в сАмой что ни на есть, серьёзной литературе. Ему, то бишь ЮМОРУ, всегда сопутствует САМОИРОНИЯ, верная хранительница вкуса. ( Хорошо ли я написал, не смешно ли получилось? Хвалить-то хвалят, да может врут из жалости, а за спиной одни насмешки?) Вот возьмём да попытаем чувством юмора «Резюме души» Маковой. « Простолюдинка из Тамбова: Проста, наивна, не смела». И в том же стихотворении: «Непрост мой слог, где одиноко Я говорю сама с собой. Величественно неба око, Следившее всегда за мной» Тут автору следовало определиться, «проста и наивна», или всё-таки сложна, и «непростота» слога тому подтверждение. (Правда, попадались мне такие самооценки – когда человек слабо владеет ритмом, с трудом подбирает слова, не заботясь о точности мысли. Ему почему-то кажется, что только в рифме и состоит отличие поэзии от прозы). Далее: «где одиноко…» И где именно? В слоге что ли? «Око» появилось не случайно – оно рифмуется с «одиноко». Ну а чьё око? Конечно неба (можно бы было и Господа – теперь это модно, да по длине строки не укладывается), по необоснованной причине «следившее всегда»… А почему не «следящее»? Следило, следило, а теперь перестало? И, собственно говоря, каков результат этой неутомимой и величественной слежки? Ни один образ не работает на замысел, и замысел пропадает, а может быть, « мальчика и не было?» Ну, ладно, не удаётся глубоко мысль зачерпнуть, и с новизной чувств проблема. Бывает, что поэт просто играет словами, но как виртуозна такая игра! Z.B: «Умильно лень мою лелею Во льне лилейных простыней, Любовно льну, от мысли млея, Что я сливаюсь просто с ней!» Это пример игры словами, так называемая звукопись. В четырёх строках разместились двенадцать самых нежных на слух звуков «ЛЬ» (заметим также, что ни в одном слове этот звук не огрубляется твёрдой гласной). Шутка. Хотя смысл всё-таки есть. И он в своей сути подчёркивается именно мягкостью звучания – почти физически ощущается НЕ называемая, но, тем не менее, разливающаяся по всему телу нега, так часто поминаемая и почти не воспринимаемая в стихах наших многочисленных любителей сочинять вирши. Странное дело, но правильно выстроенные СЛОВА сами не дают раствориться смыслу. У Владимира Маяковского читаем: «Слов моих сухие листья ли заставят остановиться, жадно дыша? Дай хоть последней нежностью выстелить твой уходящий шаг» Здесь явственно осязается драма безнадёжности сгоревшей любви. Через зримо пламенеющую осеннюю листву, через невозвратимость, через контраст звуковых сочетаний «листья» – «жадно». «Листья, остановиться, выстелить» – звуки из ряда «последней нежности», но обречённо ненужной – «сухие»! (превалируют мягкие звуки: И, Е, Ль,Ть). «Жадно, дыша, уходящий, шаг» – звуки пожара уничтожающего, жала разящего ( здесь – жёсткие, отягощённые шипящими: Жа, Ад, Ды, Ша, Ух, Аг). И оба этих противоположных по звукописи ряда, как через тонкий мостик, соединяются через слова: «ЗАставят, осТАновиться, неЖНОстью»… Так что звукопись – не последнее дело в стихах! Корней Иванович Чуковский называл нагромождения согласных звуков «ЩЕБСАМИ». И вот самый наглядный пример из предложенных для оценки стихов Маковой «Такая я»: «Уж сжата рожь, поблёк пейзаж». Из четырнадцати согласных звуков шесть (почти половина!) – шипящие; гласных же всего восемь. Произнести такое под силу только мастеру скороговорок. Но ведь может она писать и такие удивительно звучные строки: «Ни минуты не отдам смерти, Ни секунды не отдам боли». При абсолютно чётком ритме, кстати, соответствующем смыслу, здесь выдержан и звуковой баланс – гласных и согласных поровну! (При сочинительстве, конечно же, никто не считает никаких звуков, но попробуйте проверить, и увидите, что мелодия стиха отчётлива лишь тогда, когда гласных звуков не меньше, чем согласных). Любопытно, но факт остаётся фактом, как на него ни плюй. Следующей темой к размышлению я предполагала ГРАМОТНОСТЬ, однако, пока не ушла далеко от примера, замечу, что данные две строки не только несут яркую, чувственно осязаемую суть, но и абсолютно грамотны. А может быть, именно здесь и зарыта многострадальная СОБАКА поэзии? А может быть, просто невозможно оказаться безграмотным ПРИ полной ИСКРЕННОСТИ, а малограмотность появляется исключительно тогда, когда нет уверенности в необходимости сочинительства? (Но это лишь мои догадки… Официально эту версию никто не развивал). Итак, ГРАМОТНОСТЬ, и ни в каком не в переносном смысле, а в самом, что ни на есть, прямом! Одна знакомая дама попросила отредактировать её сборник – мучений мне это доставило кучу, а толку получилось чуть. В конце концов, одно стихотворение я просто перевела с русского на русский – другими словами с малограмотного на грамотный. (Грамматический же разбор этого восьмистишья занял бы страницы две). Приведу это как пример: « Если случилось, заболел собрат, В природе животные или птицы, За корм свой бороться не годится – Не пожалеют, кто сильней во крат. В людях должна быть иная природа – Божие заповеди им даны. Чаще благо от слабого вроде, Чем от тех, кто телом своим сильны.» (Фаина Г.) Мой «перевод»: Звери живут по звериным законам – Сильные слабого задерут. Они не молятся нашим иконам, Правит в природе звериный суд. В людях должна быть божья милость, Но и тут встречается парадокс: Чаще больному поможет хилый, Чем богатый пожертвует лишний кусок. Автор не "чует" разницы между правильным и неправильным оборотом речи, зачастую даже не знает смысла употребляемого им оборота. И снова читаем Макову: «С томною нежностью ночи прелюдий Бабы спешили домой» И это о женщинах, весь световой день трудившихся на высохшей от засухи земле! Хотя в тридцати двух строках «Баллады о засухе» так и не было упомянуто, чем, собственно говоря, они занимались! Тут наиболее распространённая для любителей лёгкого сочинительства ошибка. Случайно попавшие под перо слова, да ещё в случайных падежах, выглядят полной абракадаброй НЕ ТОЛЬКО при смысловой несуразице. «Роняет лист продрогший сад». Кто кого роняет, можно понять только по причине нашего знания о листопаде. И этот злополучный вопрос «кто кого» красной нитью проходит почти по всем стихам. Книжка Ксении Желиной выгодно отличается от «Кладезя». Ошибок почти нет, но есть другой недостаток, происходящий по–видимому от некоторой скованности. Она, не отдавая себе отчёта, постоянно и настойчиво обращается к читателю на «мы», а читателю-то интересен не тот мир, к которому нас уже причисляет автор, а мир САМОГО автора. Поэт имеет право, да какое там право – жажду отдать свой мир людям искренно, без оглядки, вписывается ли этот мир в общие понятия. Но тогда уж только держись – слог должен быть отточен, мысль внятна и не банальна! А то зачем же и писать? Есть в стихах Ксении и нарочитая назидательность, и появляются корявые выражения: «Вода, та что в кухне из крана», «я же лишь», «Ну вот, не повезло». «Ну, вот не повезло» и всё, дорогой Иван Иванович. Скажешь, что я злая? Меня и в «Радуге» называют злым критиком. А я рада, когда кто-то пишет здорово! И рада хвалить. Просто я безумно люблю наш удивительный, могучий и богатый русский язык и бросаюсь на его защиту, как собака, не опасаясь обиды со стороны критикуемых. Ведь это почти всё, что осталось нам от страны. Наша Речь, наша Культура – наша Родина, которую только любить да беречь! Не хочется, чтобы СЛОВО стробыхало всуе, как глупый бубенчик под дугой рифмоплета-лихача: едет, не разбирая дороги, «пади, пади!» - кричит, обдавая прохожих грязью из-под восьмерящих колес, задевая своими заезженными рифмами за углы домов, цепляя встречных ездоков своей неуёмной гордыней, не замечая, что оторопевшая толпа расступается не от глубокого почтения, а от опаски быть раздавленной. …И ропот её и улюлюканье принимает в свистящем потоке встречного ветра за знаки одобрения и восхищения… Нина Измайлова Март 2008 года