Вот и опять зима. Настоящая. С пушистыми сугробами, искрящимся живым снегом, так непохожая на предыдущие зимы. Но Юлька не видела ничего вокруг. Нет, конечно, она видела веселых прохожих, оживленных предновогодней суетой, слышала звонкие голоса, ощущала свежий морозный воздух, но абсолютно ничего не чувствовала. Ничего. Ведь на санках Юлька везла пятилетнюю дочь. Везла – не потому что Олька любила кататься, как все дети, а потому что Олька не могла ходить. И любить она тоже уже не могла. Она не могла смеяться, плакать и говорить. Уже не могла. Юлька остановилась, пропуская машину. «Хорошо, все будет хорошо!» – неслось из открытого окна. Слезы опять заволокли глаза. Иногда казалось, что все уже выплакано, выстрадано и принято как есть. Но слезы все равно душили от безысходности, перед глазами проносился прошлогодний новогодний вечер. Сырой и темный, с чудными, наряженными бесснежной зимой елками и, конечно, Олька, прыгающая по лужам, ее заливистый смех и безграничное детское счастье в огромных голубых глазах. Она умела радоваться всему: и как машина окатила ее из лужи почти целиком, и как она в нее же и упала на ровном месте. Юлька ее сильно ругала потом, Олька даже поплакала, но через минуту опять носилась, радостно распугивая голубей. А в сам Новый год к ним приходила бабушка, одетая Дедом Морозом. У Ольки сначала глаза так и загорелись, но когда Дед Мороз заговорил, Олька обрадовалась еще больше и сказала, чтобы бабушка раздевалась, а то у нас жарко. Бабушка. Юлька любила свою маму. Несмотря ни на что. Даже на то, что та не хотела, чтобы дочь рожала без мужа, и уговаривала делать аборт. На то, что первое время, когда Олька родилась, мать ей не то что не помогала, но и практически не общалась с ней. А когда через несколько месяцев они пришли к бабушке на день рождения, жизнерадостная и любвеобильная Олька так покорила сердце бабули, что та расплакалась и долго просила у Юльки прощения за свою черствость и глупость. И принялась активно участвовать в жизни внучки: баловала ее безмерно, дарила мыслимые и немыслимые подарки, забирала на выходные, и они даже ездили вдвоем в отпуск на море… Юлька остановилась у киоска с новогодними игрушками. Легкий снег кружил в свете витрины, разноцветные огоньки бегали между всевозможными сувенирами. – Оленька, посмотри, как красиво! Давай купим вон ту собачку, ведь как раз год Собаки будем встречать. Или, может, тебе что-то другое нравится? Юлька с мольбой вглядывалась в глубокие голубые глаза дочери, но, кроме танцующих снежинок, в них ничего не отражалось. Все то же безразличие к окружающему миру и все та же тоска, сжимающая сердечко, видимая только матери. Юлька привычно глубоко вздохнула: – Я тогда сама выберу немного елочных игрушек, придем домой и добавим нашей елочке еще шариков. Бездонные глаза смотрели мимо матери. Что они видели? Юлька знала что. Лето в этом году выдалось жарким, и даже август оказался щедрым на солнце и тепло. Бабушка взяла две недели отпуска, и они с Олькой вырвались из душной Москвы в деревню, к хорошей бабушкиной подруге. Олька, и сама по себе очень эмоциональная девочка, первые дни в деревне от восторга не знала, чем заняться. Ведь здесь были и козы с козлятами, и кролики, и собака с кошкой, не говоря уже о птицах. Через дорогу синел небольшой пруд, чистый и мелкий. Вода всегда была теплая, и Олька с бабушкой по несколько раз в день ходили купаться. Вот и в тот день они, как всегда, вышли за калитку, бабушка повернулась набросить крючок, а Олька, беззаботная и легкая, поскакала к пруду. Ребенок не заметил машину, так же как и машина не заметила ребенка. Не слышно было звука тормозов, единственное, что почувствовала Олька, – это как что-то большое и теплое откинуло ее в сторону. А когда она подняла голову, то увидела бабушку, точнее, уже не бабушку, а бесформенное тело в красной лужице на дороге. И еще она видела открытые бабушкины глаза, спокойные и усталые. Олька перевернулась на спину и стала смотреть на небо. Их так и нашли, лежащих рядом, с широко открытыми глазами. Юлька не может уже вспомнить, как она примчалась в деревню, как ходила в морг на опознание матери и как рыдала в больнице у кроватки дочери. Олька лежала и смотрела в потолок. Физических травм у нее не было, но душа находилась где-то очень далеко. Через три недели Ольку выписали домой. Вернее, ее тело. Его можно было посадить, покормить с ложечки, одеть, но само оно не могло ничего. Олька не отвечала на ласку, не видела маминых слез, она угасала, как свечка, тихо и незаметно. И для Юльки все погрузилось в темноту. Сколько врачей они обошли, куда только не обращались, чтоб Олька вернулась к прежней жизни, все было напрасно. – Ваш лучший доктор – это время, – настаивал пожилой психолог, – ваша любовь и забота со временем сделают свое дело, дочь обязательно вернется к вам. Или вот что я вам скажу: в жизни ребенка должно произойти событие, которое заставит ее маленькое сердце биться чаще и выплеснет наружу эмоции и чувства. «Но сколько времени?! Какое еще событие?! – кричала внутри себя Юлька. – Я и так ее люблю больше всего во Вселенной!» Она бы отдала жизнь, чтобы вернуть свою прежнюю девочку, она бы сделала все! Но что именно? Она не знала. Они подъехали к подъезду. – Иди ко мне, солнышко. Юлька взяла дочь на ручки и, держа свою маленькую пушинку одной рукой, второй понесла санки. Дома было прохладно. Юлька закрыла окна, раздела дочку и принялась развешивать новые шарики на елку. – Оленька, сейчас наша елка будет самая красивая на свете, а под нее мы поставим маленькую собачку, пусть она принесет нам счастье в Новом году. И опять вырвался тяжелый вздох. Юлька включила магнитофон с любимыми Олькиными сказками. – Послушай пока, Оленька, а я пока пойду приготовлю что-нибудь вкусненькое, скоро мы с тобой будем Новый год встречать и устроим пир горой. Юлька ушла на кухню. «Ну не может быть, чтоб она не слышала меня, – думала она, – не может быть, чтоб не чувствовала, что я люблю ее больше жизни. Уже почти полгода прошло, но ничего же не меняется». Юлька на автомате что-то готовила, украшала, раскладывала вкусности на тарелки и, наконец, вернулась в комнату. – Садись, зайка, сейчас будут бить куранты, мы с тобой выпьем вкусный-превкусный сок и загадаем главное-преглавное желание. Она усадила Ольку за стол, положила в тарелки салатики и налила сок. Правда, до этого, еще на кухне, выпила полстакана водки, залпом, не закусывая, проводив тем самым старый год, отпустив его, простив его, но не забыв. Опьянения Юлька не почувствовала, только небольшую легкость. – Вот и президент наш все сказал. С Новым годом, доченька! Она поднесла к губкам Ольки бокал с соком, дочка сделала несколько глотков, и Юлька тоже пригубила, загадав заветное желание. И вдруг она поняла, что не может находиться дома, опять нахлынули воспоминания о праздновании прошлого Нового года, где она была счастлива, где была жива мама, где была здорова дочь. Не понимая, что делает, Юлька молча начала собирать Ольку на улицу, торопливо одеваясь сама. Через несколько минут она, неся Ольку в одной руке, санки – в другой, опять вышла на улицу. Снег продолжал падать. Люди стали выходить на улицу, поздравляя друг друга, молодежь начала запускать петарды и фейерверки, а Юлька так и стояла посреди двора в расстегнутой куртке, с санками, на которых сидела с отрешенным видом Олька. Вскоре двор наполнился грохотом петард, Юлька хотела уже поворачивать домой, как вдруг увидела быстро приближающийся мохнатый шарик. Ошалев от выстрелов, щенок мчался прямо на Юльку. Она рефлекторно подвинулась, и щенок со всего размаху взлетел дочке на руки. Юлька резко повернулась, чтоб защитить дочурку… Олька вздрогнула, в тусклые глаза медленно, очень медленно, словно с огромным трудом, выбираясь из глубины спящей души, возвращалась жизнь! Она посмотрела на щенка. А тот, поняв, что наконец находится в безопасности, стал лизать Ольку в нос, губы, щеки… И тут, откуда-то издалека, до Юльки донесся родной голос: – Мамочка, смотри, какое чудо ко мне прибежало! Давай возьмем его домой. Ну пожалуйста. – Обязательно возьмем, это же наше с тобой чудо новогоднее, – только и смогла прошептать мать, задохнувшись от счастья. Нетвердой походкой, не стирая застилающие глаза слезы, она направилась к дому, увозя за собой санки с воркующей, улыбающейся Олькой и малышом Чудо, уютно свернувшимся у дочери на коленях.