В одном, очень отдаленном краю, в глухом лесу, жил-был монах–отшельник. Давно он не видел людей, но молитва и работа во Славу Божию не давали ему скучать. Какая работа может быть в таком медвежьем углу? А всякая: и землянку укрепить, и огородик небольшой обработать, и скарб убогий свой починить, да дровишек на зиму заготовить. Главное, что всё это монах делал не ради своей корысти,– ради Славы Божьей! Так и жил он день за днём, год за годом,– молился и трудился в поте лица… Давным-давно, когда отшельник был ещё юношей, была у него одна страсть: уж очень он любил поговорить. И не умолкал ни днем, ни ночью. А рос он в семье верующей, набожной. Вот, однажды, маменька ему и сказала:" Да побойся Бога, что ж ты болтовней своей и себя губишь и людей в искушение вводишь?!" Ох, и крепко задумался наш юноша. Уж очень он боялся прогневить Господа своей несдержанностью в разговорах. Ну а болтовня, как на зло, так и лезла ему на язык. Как ни боролся он с многословием, никак не мог его одолеть. Пришел он как-то к батюшке в церковь, и попросил его совета и помощи. А батюшка то ему и предложил: "А попробуй-ка послужить Богу в храме Господнем, тогда и даст Он тебе силы победить твою страсть". А, надо сказать, что дал Бог юноше голос удивительной красоты и силы,– словно вода из чистого родника лилась песня из уст его. Так стал наш герой подвизаться на клиросе в церквушке родного села. И многие люди дивились, как юноша на ходу схватывал церковные напевы. Да так их пел, что у всех в умилении сердец текли из глаз слёзы, а души радовались… Так прошло несколько лет. Отошли в мир иной родители юноши, да и батюшка был уж совсем слаб. Как-то призывает он юношу и спрашивает: – Ну что справился ты со своей страстью, или ещё болтаешь почем зря? Склонил голову юноша и ответил: – Нет, не могу справиться…Уж и Бога прошу, и себя за язык кусаю, а как встречу кого,– так и нападает на меня страсть эта многословная. Так и тараторю без умолку! Вздохнул тогда старый священник и изрёк: – Благословляю тебя, чадо духовное, на дальнее странствие в Киев-град, в Лавру Печерскую. Чтоб отцы-монахи помолились за тебя, да помогли от страсти тебе избавиться! А в пути не благословляю тебе ни с кем в разговоры вступать. А ежели кто заговорит с тобой, то отвечай коротко. А сам разговоров не начинай! – Батюшка, миленький,- взмолился юноша - да как же так?! Не выдержу я! Опять заболтаю. Ну, хоть уста зашивай, или полон рот камней набивай! – А не надо тебе этого,- ответил старец,- ты вместо болтовни лучше пой что нибудь. Уж очень славный голос тебе Господь даровал, вот и пользуйся Его подарком. Задумался юноша… – А что петь, какие песни? – А вот церковные и пой: тропарь да кондак дня, с "Трисвятого" по "Отче наш", "Богородице Дево, радуйся", ну и всё что запомнил из Служб Божественных. А как петь устанешь, так кафизмы из Псалтири начинай читать вслух. Сам же хвалился, что ещё в детстве с матушкой своей напамять Псалтирь выучил. Ну, иди с Богом! ……И пошел юноша в Киев-град, в Лавру Печерскую. Долго шел он до Киева, больше года. А в дороге пел, как и благословил его батюшка. И странные вещи стали происходить с ним: пока лилась песня, о болтовне юноша даже и не вспоминал, а сердце его наполнялось светом и теплотой Любви Божией. И все удивлялись: как такой молодой паломник, может так петь молитвы, которые у всех, вроде, и на слуху, что от его пения умиление согревало сердца даже самых закоренелых грешников. Особенно задушевно пел юноша "Царице моя Преблагая"…Не только люди, но и пичуги малые умолкали, услышав эту песнь. О хлебе путник не заботился,– услышав его пение, люди сами подходили, и давали ему всякую снедь. Юноша благодарно кланялся и, не замолкая, продолжал свою дорогу. И только ночью, сморенный дорожной усталостью, он крепко засыпал. А утром, с первой зарёй, уже шел и пел, пел, пел. В Киев пришел наш герой окрепшим и возмужалым. И, о чудо! От его болтливости не осталось и следа! А в сердце поселилось благоговейное молчание… В Лавре, со временем, юноша принял постриг монашеский. Удивлялись отцы и братия монастырская крепости в посте и молчании их брата во Христе. И лишь во время Божественной Литургии голос его звенел вечным гимном во славу Творца всего сущего. Прошли года и, по благословению духовного отца, убеленный сединами инок отправился в отдаленный край, в глухой лес, где в одиночестве подвизался в посте и молитве. Но петь он не прекратил, и даже звери лесные затихали, услышав его пение. Ибо где звучит Слово Божие, там да молчит всякая плоть! И всё бы было хорошо, да повадились бесы к отшельнику, в надежде искусить его, да сбить с пути спасения. Уж как они старались: и выли, и кричали дурными голосами, и камнями да палками в него бросались, и диких зверей на его землянку наводили, и гадов всяческих, и гнусь лесную. Ничего не боится отшельник! Тогда бесы стали искушать его снами сладострастными, да виденьями непотребными. А монах, знай себе, бьёт поклоны земные да истово молится, и все чары бесовские исчезают бесследно. Не сдаются бесы, нашептывают ему:"Уж какой ты молитвенник сильный да постник целомудренный, а не ценят тебя. Вон, в какую глухомань загнали, а сами по столицам в золотых крестах да ризах парчовых щеголяют!" А монах молчит себе, да как запоет "Светися, светися, новый Иерусалиме", тут бесы и в рассыпную! И давай его опять пугать, мол, заболеешь, и воды подать некому будет. А старец перекрестится, да молитовку "Да воскреснет Бог" возглаголет,– бесы и корчатся от бессилия. А когда запоет он свою любимую песнь "Царице моя Преблагая…", тут нечистые и вовсе верещат "Замолчи! Замолчи!!!". Не могут они слышать даже упоминания о Пречистой Деве Марии, Пресвятой Богородице. Само упоминание о Ней жжет их сильнее любого огня! Однажды пришел к старцу огромный бес, и рычит ему: – Что ж ты, человек Божий, бесенят моих мучаешь? Не даешь им развернуться? Уж как они стараются тебя искусить да выжить отсюда, а ты все не поддаешься! Что, совсем святым тут стал? Сбежал от людей и думаешь, что можешь с нами справиться? А ведь и не знаешь, что место это наше, глухое, бесовское. Тут издавна людишки нам, бесам, молились! – Вам, бесам, молились? — удивился отшельник.— И с чего бы это? – А с того! Они нас своими древними богами называли. И идолы нам ставили, и жертвы приносили! А вы, христиане, пришли, и всё порушили! Никто нам теперь никакой жертвы больше не несет. А уж как хочется кровушки то свежей испробовать! – Да не бывать больше тому! — воскликнул монах,– Собирай-ка ты своих бесенят и отправляйся в самый ад. К тому, кто хозяин твой. К сатане убирайся! Там тебе и твоим бесенятам самое место! Взревел тут бес, а монах запел: Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас. – Что, Ангельскую Песнь распеваешь? — неожиданно спросил бес.– А ведь как поют Ангелы, ты и не знаешь! – Узнаю, как на то Воля Божья будет! — ответил старец. – А как не будет? – Господь милостив и милосерден. – Знаю, знаю. Вы, людишки, все время это твердите, особенно когда грешки свои мелкие творите. А ведь и не знаете, что любой грех в Рай вас не пустит! И милосердие Его тут ни при чем. Грехи то вы сами, по своей воле совершаете. Ты то можешь сказать, что совсем безгрешен? Побледнел монах и, еле слышно, прошептал: – Нет, не безгрешен я… Захохотал довольный бес: – Ха-ха-ха! Ну так как, хочешь услышать как Ангелы поют на небесах? Прямо сейчас, хочешь? – Отойди от меня порождение ехиднино, не искушай,– забормотал отшельник. – Да ладно тебе. Уж совсем сник. Делов-то: я попою, а ты послушаешь! – Ах, да откуда тебе, бесу, знать, как поют Ангелы? – Как откуда? — удивился бес – Я хоть и бывший, но всё же Ангел! Пел славословия Творцу целую вечность! Не забыл пока. – Так ты из падших? – Сами вы падшие, людишки поганые! И за что вас так любят на Небесах? Я не падший, я – восставший! У меня хватило отваги и смелости восстать против Самого!!! –.Ну, и чем же всё кончилось? – поинтересовался монах. – Чем кончилось, чем кончилось…А то сам не знаешь. Но ещё не всё потеряно, мы не сдаемся! Мы ещё покажем! Да мы… Старый отшельник склонив голову набок с усмешкой наблюдал бессильное бахвальство нечисти. Неожиданно бес остановился и мирно так спросил: – Ну так что, слушать будешь? И тут старец склонив голову, кивнул соглашаясь с бесом: – Уж очень хочется мне услышать Ангельское пение. Бес от радости аж подпрыгнул: – Ну, про цену, говорить не стоит, сам знаешь,– душа твоя бессмертная. Согласен? И вновь монах лишь молча кивнул. Бес потирая лапы, прокашлялся, и вдруг затянул что-то такое страшное, что даже деревья согнулись до земли! – Не жульничай! – выкрикнул монах. – Так Ангелы не поют!!! – Да ладно тебе, старик. Придираешься! Я хоть и вечность пел ангельские песни, но уже почти вечность их не пою, вот голос и подводит. Сейчас настроюсь. Будет тебе Ангельская песня. Ну ка, дай ка мне возглас! И в глухом лесу прозвучало: – Благословен Бог наш всегда, ныне и присно и во веки веков. – Аминь. – Бес скривился, и голос его зазвучал натужно и фальшиво. Но далее последовало всё, что должно было следовать по чину Ангельского пения,– уж очень хотелось старому бесу заполучить душу отшельника. Вот прозвучало Трисвятое, малое Славословие, Пресвятая Троице. Вот и Отче наш зазвучал на весь лес. А далее шли ещё песни и песни. И с каждой песней голос беса становился всё чище и чище. Да и с самим бесом вдруг стали происходить странные метаморфозы: сначала его непроницаемая чернота покрылась серой дымкой, затем и вовсе сменилась на серый цвет, который раздирали проблески белого света. А затем и серость постепенно уступила молочной белизне, которую, в свою очередь, сменил ослепительный свет. И не было в нем ни капли тьмы! Сияющий Ангел возносился на небеса продолжая славословить Творца всего сущего, Единого в Троице, Отца и Сына, и Святого Духа. А по прекрасному лицу его катились жемчужные слёзы раскаяния. И откуда-то, из глубины небесной сини донеслось до отшельника: – Спасибо, отче! Славно ты потрудился во Славу Божию! Ты же с самого начала всё предвидел! Прости меня падшего… Старый монах-отшельник покачал головой и улыбнулся. Уж он-то знал не понаслышке силу Божественных песнопений... А белоснежные облака продолжали свой бесконечный бег по небосклону, и ласковое солнышко нежно гладило верхушки деревьев. И такая благоговейная тишина установилась вокруг, что можно было услышать, даже как растет трава… Вдруг, под ногами старика послышался какой-то странный звук, и монах наклонился, чтоб получше разглядеть, что же там происходит. А снизу, к небу, к солнцу, раздвигая камешки и коренья, пробивался маленький родничок. Отшельник упал на колени и стал руками отбрасывать каменистую землю на пути родничка, и родничок в ответ благодарно журчал, наполняя образовавшуюся ямку. Вот старик уже прокопал достаточно, чтобы можно было набрать пригоршню воды, и трясущимися от усталости руками, поднес её к лицу. Дивным запахом повеяло от воды,– словно цвел весенний яблоневый сад! А вкус у воды был особенный, сладкий. Неожиданно монах ощутил силы и бодрость: словно и не было тех долгих лет одиночества, и молодость вернулась к нему. Улыбнулся старик, перекрестился и прошептал: – Дивны дела Твои, Господи, все премудро сотворил еси… Затем он смахнул набежавшую слезу и продолжил: – Господь Благ и Милосерд, Долготерпелив и Многомилостив. Теперь отшельник знал, чем займется в ближайшие дни,– чудесный родник надо было привести в порядок. С лёгким сердцем и радостной душой взялся он за работу... И Благодать Божия с тех пор пребывала в том далёком крае.