*** Алиса в теплом вязаном свитере (темном, в черных брюках) сидела одна в коридоре. В половине седьмого вечера. Она смотрела за зеркало, где, на перекрестке красных и серых квадратов доски [вот проскакал крошечный всадник; остановившись в углу шахматного стола, он трижды протрубил в горн и с силой пришпорил коня; тот нервенно дернулся – и бедолаги полетели в пропасть] проявлялось лицо – светлое и улыбчивое. Этот юноша [он сидел на стене – прямо за спиной девушки, весело болтая ногами – но она была увлечена отражением] то лукаво заглядывал Алисе в глаза, вертел в руке гусиное перо и иногда его покусывал, а то, будто заметив или вспомнив что-то жизненно важное, немедленно окунался в работу: быть может, писал стихи. Когда занемели колени, Алиса встала со стула. Ей так хотелось нырнуть в лабиринт, что ноги теперь свело – и она не могла шелохнуться. Юноша, кажется, очень спешил; второпях он оставил (вместе с перчатками) листы из блокнота [впрочем, неважно: мы все помним – наизусть; даже через много лет; даже не слова – а так, по мелочи] и они плавно кружили над письменными принадлежностями. Картина невыносимая. Более пяти минут. С Алисой такое было впервые; ноги застыли намертво; вдобавок, в руках пробежали судороги: одна зацепила другую и сжала запястье. Дрожь становилась сильней. Кроме, кололо плечи и шею. И Алиса готовилась к худшему. По случайному совпадению – можно сказать, чудесному – несчастные наконец достигли цели: сначала до дна долетела лошадиная тушка; потом, прогремев доспехами, на камни упал всадник; в итоге – легко приземлился горн. С последним ударом тело ослабло, и – Алиса вплыла в залу. Свет медленно угасал. [*** Я иду за тобой, как будто мне не за кем больше идти]. *** Там пахло влагой и водорослями. Сверху спадали лианы, задевали щеки и ловко хватали за горло. Вдобавок, кто-то дернул Алису за волосы. Она поспешила пройти вглубь, туда, где потолок был выше, и те, кто свисал с него вниз головою, никак не могли дотянуться до девушки. В густеющем полумраке стальным цветом поблескивала чья-то шкурка: ворона, старая и рослая, неприветливо вертела клювом. У нее одна лапка была короче другой, но она гордо держала спину и кипела безотносительной неприязнью. «Вы скажете… Вы мне не скажете…» - медленно соображала Алиса, - «…совсем ничего не видно… где мое место… здесь есть мое место?..» -«Работа! Я же работаю!» - по-змеиному зашипела птица, резко толкнув девушку в грудь. Потеряв равновесие, споткнувшись о что-то склизкое, ползшее в мутной воде, Алиса упала в лодку. «Надо работать, не отвлекаясь», - глухо и зло продолжала шипеть Ворона, еще сильнее дергая клювом из стороны в сторону и методично застегивая ремень на сидении. Прочный крепеж совсем приковал Алису, и она в отчаянии стала смирной и тихой. Процедура оказалась долгой, и со скуки рука Алисы забрела в карман: одна, две монеты и фантик. Но что-то острое ткнуло палец и под ногтем назрела капелька крови. Алиса вытащила гусиное перо. «Вы знаете? Вы должны хоть что-нибудь знать! Прошу Вас, прошу Вас, пожалуйста!!!» - «Работа, мне некогда, надо работать», - шикнула снова Ворона и лапой, что подлиннее, направила лодку в течение. Та поплыла. [*** Я ищу тебя так, как будто мне некого больше искать]. *** Когда глаза привыкли к темноте и видели почти идеально, лодку внесло в камыши. «Наверное, скоро берег», - подумала девушка. Невдалеке она разглядела пристань и светлое пятно сверху; перебирая руками растения и исцарапав наискосок ладони, она подтянулась ближе. На деревянном помосте (разочарованно: он окружен водой) суетливо бегала белая мышь, переставляя туда-сюда зеленые табуретки. «А4-А5…Е7 – или Е8? Боже мой, Боже мой, какая неудача! Е8-Е7!» - не замечая Алису, она горько заплакала. «Милая Белая Мышь», - тихо сказала Алиса. – «Помоги мне найти дорогу!». Та перестала плакать и весело спрыгнула в лодку. «У него золотые волосы?» - подумав, хитро спросила Белая Мышь. – «Да, только немного рыжие» – «Он очень, он очень красивый» - «Ты его знаешь, да?» - «Я никого не знаю. Я здесь сама недавно», - ответила Мышь и развязала ремень на сидении. Алиса поднялась на помост и помогла взобраться Мыши. Та почему-то восхищенно смотрела на неё, и Алиса вспомнила, что однажды они встречались. Мимо на осиновой ветке проплыло существо, похожее на угря. «Д2-Д5», - доложило оно, - «И ещё семерых ждите». «Вот что!» - ахнула Мышь и кинулась к табуретам. – «Ведь никогда не знаешь, сколько же их будет!». Алиса стояла молча. «Ты добрая девочка, знаешь. Ты, приходи еще!» - не отвлекаясь, шепнула Мышь, мельком взглянув на неё. С одной стороны помоста было достаточно мелко, и Алиса ушла пешком. Обернувшись, она сложила ладони и крикнула: «Кажется, верно Е7!», но Белая Мышь не услышала. [*** Я люблю тебя так, как будто мне некого больше любить]. *** Там, где вода закончилась, вновь начались разноцветные клетки – и коридор из стекла. На стенах были развешены квадраты зеркальных пластин. В одной отражался танцующий Арлекин, кружащий в объятиях Коломбину. В какой-то другой, но совсем глубоко, сидел синеглазый старик: он был задумчив и грустен и обнимал большой чемодан. В третьей высокие юноши в красных жакетах из твида желали друг другу приятного аппетита. Где-то, под яблоней плакала девушка. Где-то, на крыше цвело вишневое дерево…А рядом лежали листы из блокнота. Аккуратно достав их из рамки зеркальца, Алиса чернилами проставила точки - на каждом. За коридором петляла лестница; пройдя по ступеням вниз, Алиса увидела будку. Сторож (в строгом костюме с бабочкой – видимо, шоколадницей) заулыбался и преградил дорогу. - Мне что-нибудь оставляли? - Кажется, да, кажется, Вам, - ответил Сторож. - Рыжий такой? Перчатки? И Сторож скрылся из виду. *** Вернувшись к большому зеркалу, девушка долго писала в тетради. Было, конечно, немного сложно: в перчатках, гусиным пером, когда отвлекают какие-то странные люди, глядя тебе в глаза, пусть даже на отражении. Мысли немного путались, почерк шалил и прыгал. К тому же, ей почему-то казалось, что вряд ли хоть кто-то поймет. Ведь никто, никто до сих пор не знает, какое же это счастье [идти следом так, как будто тебя называют “Алиса” и ] знать, что твой рыжий кролик, быть может, однажды оглянется.