Тимофей Печёрин УЛЫБАЙТЕСЬ Чем хуже и голоднее, - сказала старуха, - тем веселее мы раскрашивали нашу бедность. Даже на похоронах положено было плясать от радости. Кир Булычев - Ром, сколько время? Эта корявая фраза из уст младшей сестры, наверное, в тысячный раз оцарапала Ромины уши. Вдобавок, будучи выкрикнутой с другого конца квартиры, она прозвучала особенно неприятно. Но ответная, полная недовольства, реплика застряла у Ромы в горле, едва он взглянул на часы. Электронное табло, вмурованное в стену прихожей, этот непременный атрибут любого благоустроенного жилища, нечто столь же необходимое, как разнообразные счетчики, показывало без десяти минут три. Десять… точнее, уже девять минут до «объявленного времени». - Время? - тупо повторил Рома, - десять… тьфу, девять минут осталось! Последние слова он уже выкрикнул во весь голос, неприятно удивившись своей нерасторопности. Времени так мало, дел так много - а он стоит посреди прихожей и пялится на табло. Что может быть глупее? И на сестренку Зину сердиться не за что - она ведь, по большому счету, спасла всю семью. Спасла своей поистине феноменальной интуицией, в очередной раз вытолкнувшей из ее рта это постылое «сколько время?» Впрочем, думать об этом Роме уже было некогда - как и вообще думать о чем-либо. Время, как известно не ждет, а «объявленное время» - тем более. За оставшиеся минуты нужно было приготовиться к сеансу, другими словами - худо-бедно прибраться в своих комнатах, переодеться в «нормальную одежду» и сесть за уроки. «Нормальная одежда» в квартире имелась - по одному комплекту на каждого члена семьи. Купленная в кредит пару лет назад, она предназначалась исключительно для ношения в «объявленное время». Что же касается «сидения за уроками», то оно было лишь данью «нормам поведения». По этим «нормам», покуда родители в поте лица добывают для своих чад «хлеб насущный», вышеназванные чада тоже не должны бездельничать. А какие еще дела, кроме «сидения за уроками», могли быть у школьников вроде Ромы и Зины? Нельзя же назвать «делом» использование компьютера для выхода в какую-нибудь социальную сеть или для истребления монстров в очередной «стрелялке». Про бесцельные шатания по улицам и говорить нечего: в «объявленное время» полагалось находиться дома, либо на своих рабочих местах - если сеанс «обратной связи» пришелся на твое рабочее время. И никак иначе - с законом не поспоришь. Сколько Рома себя помнил, к сеансу «обратной связи» всегда приходилось готовиться вот так, впопыхах и с волнениями. При том, что время каждого из них объявлялось заранее, оттого и было прозвано в народе «объявленным временем». Данный конкретный сеанс, к примеру, был объявлен чуть ли не за сутки, и все равно из этих суток на подготовку осталось меньше десяти минут. Прямо, волшебство какое-то! Правда, Рома слышал, что с подобным «волшебством» сталкивались многие: к примеру, его одноклассники - почти все. И объяснялось это просто, без привлечения всяких сверхъестественных сущностей. В отличие от времени любимой телепередачи или выпуска новостей, «объявленное время» не позволяло к себе ПРИВЫКНУТЬ и выработать соответствующий рефлекс. Трудно привыкнуть, если от сеанса к сеансу оно меняется так резко; да что там трудно - практически невозможно. К примеру, данный конкретный сеанс выпал на среду, пятнадцать ноль-ноль; предыдущий был пять дней назад, вечером пятницы. В следующий раз «обратная связь» может состояться, к примеру, ранним субботним утром, и, как, спрашивается, к ТАКОМУ можно привыкнуть? Ответ - никак. Да никто и не старался заблаговременно готовить себя к сеансу. Потому как понимает абсолютную бесплодность этих стараний. Большинство Роминых знакомых, как и он сам, предпочитают уложить эту подготовку в оставшиеся десять-пятнадцать минут, а некоторые даже находят в этой привычке нечто полезное. Ведь, как известно, ритм жизни ускоряется, а, следовательно, нужно успевать сделать как можно большее за как можно меньшее время. И, вырабатывая в себе этот безусловно полезный навык, важно использовать любую возможность для тренировки. В общем - успевал народ. И Рома с Зинкой успели - в очередной раз. Все, как говорится, «шито-крыто»: дети в добротных костюмчиках сидят в своих относительно чистых комнатах и грызут гранит науки. С улыбками на довольных детских лицах. Загляденье, а не картинка. * * * Закон «Об обратной связи» был принят больше десяти лет назад. Рома в ту пору даже под стол ходил не пешком, а ползком; Зинки же, как говорила мама, «и в проекте не было». Соответственно, жизни «до закона» дети не застали, а всех нюансов, связанных с его принятием, они не могли постигнуть в принципе - ввиду раннего возраста. Что же касается взрослых, то они до сих пор поражаются своему тогдашнему легкомыслию и равнодушию. Кто-то из них даже сожалеет - как обычно, когда уже ПОЗДНО, и когда ничего нельзя исправить. Поначалу идея «обратной связи между органами власти и населением» казалась чем-то благородным - этаким «шагом навстречу» последнему. Но, как это нередко бывает, воплощение в жизнь красивой идеи привело к совсем иным результатам - таким, коих никто не ожидал. Никто - кроме, разумеется, «заинтересованной стороны», что активно продавливала эту идею на всех уровнях. Продавливала не просто так, а с расчетом на определенную «отдачу». В противном случае, какой вообще смысл в этих законодательных телодвиженьях? Но, видимо, смысл был - иначе как объяснить ту шумиху, что поднялась в СМИ под лозунгом «власть станет ближе к народу»? И ведь так убедительно говорили: увидят, мол, компетентные органы, как живется простым гражданам - и сделают соответствующие выводы. Информация - она ведь лишней не бывает, особенно в государственном управлении. А что «народ», сближения с которым так искала «власть»? Уже говорилось, что большинство граждан, даже не обделенных серым веществом, отнеслись к этой инициативе с поразительной беспечностью. Ну, закон, говорили они, ну еще одна «филькина грамота» - НАМ-ТО ЧТО? Это ОНИ ТАМ себе новую игрушку нашли, ну и пусть забавляются… Даже после принятия закона и целого букета технических регламентов хор подобных скептических реплик разве что слегка поутих. Он начал смолкать лишь когда во все большее число жилищ начали приходить работники СТПОС. Специально созданной Службы технической поддержки обратной связи. Они прибывали и принимались устанавливать в помещениях разнообразную электронику: микрокамеры, звукозаписывающие приборы, а по слухам - даже датчики движения и термосканеры. Ну, и конечно же, средства для передачи всей, собираемой этими приборами, информации. Простым гражданам, далеким от технических премудростей, оставалось лишь наблюдать за работой СТПОС, как за каким-то священнодействием. И хранить при этом благоговейное молчание, нарушаемое лишь одиночными бестолковыми фразами. Так, например, какая-нибудь старушка принималась считать «народные деньги», что были вбуханы в очередную «новасию». Или находился остряк, сравнивший грядущую жизнь «под присмотром» с одним знаменитым реалити-шоу. Последнее прославилось в первую очередь своей рекордной продолжительностью, и даже в тот год не спешило закрываться. Его былая популярность, правда, канула в Лету; от нее остался лишь кабельный канал с цыплячьим рейтингом и тихая агония. В отличие от данного шоу, съемку происходящего в домах и квартирах было решено проводить не круглосуточно и даже не раз в день. В противном случае, с потоком информации не справились бы ни техника, ни, тем более, «компетентные органы». Оптимальным было признано осуществление «обратной связи» в режиме получасовых сеансов, дата и время которых объявлялись заранее, по всем телеканалам и радиостанциям. Согласно министерским комментариям, система осуществления «обратной связи» должна была стать «удобной, необременительной и действенно полезной для населения». И если «действенная полезность» данного нововведения уже тогда вызывала сомнения, то два других условия вроде бы выполнялись - по крайней мере, первое время. Все снимающие, записывающие и передающие устройства были надежно укрыты от глаз жильцов. Они были настолько незаметны и малы в размерах, что некоторые люди (впоследствии записанные в «несознательные граждане) первый год банально игнорировали сеансы. Все же остальные воспринимали их буднично; во всяком случае, никто тогда не спешил и не суетился по мере приближения «объявленного времени». Так прошел год, ровным счетом ничего не изменивший в жизни большинства людей. И это большинство уже готово было махнуть рукой на очередное нововведение и признать его одним из многих благих начинаний, окончившихся «пшиком». Хотело и вовсе о нем забыть - но не тут-то было. На втором году действия закона, в СМИ мало-помалу стала набирать силу новая волна. Незнамо где родился и начал свое триумфальное шествие по медиа-пространству тезис, согласно которому все люди делятся на две категории. Первая - это сознательные (добропорядочные) граждане; трудолюбивые, культурные и успешные. Образец, так сказать, для подражания. Во вторую категорию вошли «все остальные», коих все чаще даже публично стали именовать «быдлом» и «маргиналами». Имелись в виду «всякие несознательные личности, способные лишь на пьянство, критиканство и безделье». Завязалась дискуссия, в которую активно включилось научное сообщество; разнообразные институты и «центры» взялись за разработку «портрета добропорядочного гражданина». Затем обсуждение плавно перетекло в плоскость темы «обратной связи» и предварительных итогов ее осуществления. Началось все с предположения, осторожно высказанного на одном ток-шоу неким чиновником из Министерства культуры. Будто бы так называемые «маргиналы», во время сеансов «обратной связи» своим вызывающим поведением «искажают получаемую информацию». И тем самым наносят вред государственному управлению. То высказывание можно было сравнить с маленьким снежным комочком, что, будучи брошенным с горы, рос на глазах и плавно превращался в лавину. После нескольких месяцев, наполненных митингами и дебатами, статьями и целыми книгами об искажении управленческой информации, и о вреде, который наносит такое искажение… после всего этого были разработаны «нормы поведения во время сеанса «обратной связи». По сути они были набором признаков, по которым «добропорядочного гражданина» можно было надежно отличить от «быдла». Согласно этим нормам, добропорядочный гражданин, будучи профессионалом в своем деле, упорен и старателен в работе, а его заработка достаточно, чтобы обеспечить своей семье «достойное существование». Под последним понимался некий набор материальных благ, который, помимо прочего включал в себя современную бытовую технику и «нормальную одежду». Кроме того, добропорядочным гражданам и их детям полагалось быть опрятными, вежливыми, трудолюбивыми… и, разумеется, улыбаться. «Излучать позитив», как говорил какой-то ди-джей с радио. После того, как было сказано «а», другие буквы не заставили себя ждать. Поначалу к нарушителям норм поведения пытались применять разнообразные санкции - от штрафов до уголовного преследования. Когда же суды оказались перегруженными кучей дел, от этих санкций отказались… но не от самой идеи борьбы с «маргиналами». К первоначальному закону «Об обратной связи» был принят ряд поправок, содержавших уже упоминавшиеся «нормы поведения», а также предусмотревших внесудебные наказания для их нарушителей. Так, за одиночные случаи невыполнения этих норм, полагался серьезный штраф; если же нарушителями являлись дети, то с ними обычно ограничивались воспитательной беседой. А вот злостное игнорирование норм поведения и прогулы «сеансов» могли привести к тому, что нарушителя ЗАБИРАЛИ. Куда именно ЗАБИРАЛИ, никто не знал, а рассказать было некому. Официально это называлось «изоляцией от общества» и «принудительной социальной реабилитацией», однако за десять лет не было известно ни единого случая, чтобы после такой «реабилитации» кто-то возвращался в общество. От прежнего скептического легкомыслия не осталось и следа - как только прошли слухи о первых «изолированных». Затем у кого-то ЗАБРАЛИ соседа, коллегу по работе, одного из родственников - и человек ИСПУГАЛСЯ. Страх перед изоляцией, перед вполне четкой перспективой «сгинуть безвозвратно», стал настолько силен, что превратился в кнут, коим жизнь подстегнула миллионы граждан - добропорядочных и не очень. Они стремились как можно больше работать (и зарабатывать), чтобы их существование выглядело «достойным». А если не получалось - то влезали в долги, беря кредиты из цепких загребущих лап всевозможных банков. И главное - все это они изо всех сил старались делать С УЛЫБКОЙ НА ЛИЦЕ. Не беда, что улыбка порой походила на мученическую гримасу и едва дотягивала до окончания сеанса. Все лучше, чем постная угрюмая физиономия, быть которой НЕ ДОЛЖНО - ни у добропорядочного гражданина, культурного и успешного, ни у его замечательных детей. Вот только выполнять это требование становилось труднее год от года. * * * - Отму-у-учили-и-ись! - звонкий голос сестры донесся из соседней комнаты и развеял царящую в квартире гнетущую тишину. Зинка не просто кричала, но и нарочито растягивала звуки, словно смакуя единственное слово. Часы показывали половину четвертого - сеанс закончился. Рома вздохнул и, отложив в сторону тетрадку и ручку, выбрался из-за своего письменного стола. Отмучились, невольно и про себя повторил он за сестрой; НА ЭТОТ РАЗ отмучились… Это слово как нельзя лучше характеризовало их занятие на протяжении сеанса «обратной связи». Именно так - «протяжении»; каждые полчаса, отданные этим сеансам, казались Роме и Зине самыми длинными получасами в жизни. Не взирая на логическую несуразность последней фразы. Как известно, для человека, увлеченного интересным делом, и для бездельника время течет по-разному. В первом случае оно летит, как метеор, во втором же - плетется, словно раненная улитка. А сеансы «обратной связи» были ничем иным, как вынужденным бездельем - и для Ромы с Зиной, и для многих миллионов детей и взрослых страны. Этаким своеобразным тюремным заключением - хоть и коротким, но без суда, следствия и предъявления обвинений. Взять хотя бы Рому: из школы он пришел где-то в час дня, и, следуя принципу «сделал дело - гуляй смело», немедленно приступил к домашнему заданию. Уроки были сделаны часа за полтора; наспех пообедав и едва не забыв о близости «объявленного времени», Рома уж собирался пойти погулять, да только Зинка, своим фирменным «сколько время?», его остановила… и освежила память. Как говорится, нет худа без добра. Если бы Рома отмахнулся от дурацкой реплики сестры и пошел на улицу… нет, ЗАБРАЛИ бы его вряд ли. Но вот папу с мамой почти наверняка бы лишили родительских прав, а самого Рому поместили в так называемый «детский дом». Или в детскую тюрьму, если уж называть вещи своими именами… если позволять себе такую, по нынешним временам неприличную, роскошь. Поскольку уроки были сделаны, во время сеанса детям оставалось одно: сидеть за своими письменными столами, в окружении учебников и тетрадей; сидеть - и старательно имитировать трудовую активность. Понятно, что полчаса даже для такого времяпрепровождения - не очень много; говорят, будто некоторые взрослые занимаются подобной имитацией в течение всего рабочего дня. Но только вряд ли все это время им приходилось вымучивать из себя улыбку. Пройдя мимо зеркала в прихожей, Рома не удержался и вполголоса ругнулся. А затем, нарочито хмурясь, согнал со своего лица бессмысленную, но навязчивую гримасу, придающую ему откровенно дебильный вид. Сторонний наблюдатель (из взрослых) наверняка бы заметил, что по лицу Рома выглядит значительно старше детей, живших десять, и, тем более, двадцать лет назад. Это как с клоунами: от частых деланных гримас и улыбок они, как известно, быстрее покрываются морщинами. Так что в особенностях Роминого облика не было ничего необычного; непонятной была лишь первопричина, заставлявшая миллионы людей страдать от профессионального «клоунского» недуга. И от много чего еще. - Ты куда? - осведомилась Зинка, выходя из своей комнаты, чтобы закрыть за братом входную дверь. Строгий голос и интонации выглядели довольно забавно - очень уж они не вязались с обликом маленькой девочки, едва достающей Роме до плеча. Но, не смотря на это, Рома не засмеялся, не усмехнулся… и даже не улыбнулся. Не смог. - Во двор, пожалуй, - ответил он с легкой угрюмостью в голосе и вышел на лестничную площадку. «Двором» местные ребята, включая Рому, по инерции продолжали называть то, что теперь было большей частью занято развлекательным центром «для взрослых» и местом для парковки. От некогда просторного двора осталась небольшая детская площадка с песочницей и парой качелей. День-деньской она была оккупирована малышней, и Рома, поняв, что гулять здесь негде, поспешил выйти на улицу. Там тоже почти не было свободного места. По широкой асфальтовой ленте на огромной скорости мчался поток машин, благоухающий выхлопными газами. По узкому тротуару, опасливо прижимаясь к стенам зданий, струился другой поток - людской. Множество горожан шли по своим делам, переговаривались по мобильным телефонам и смотрели впереди себя мутными стеклянными глазами на апатичных, похожих на кукольные, лицах. Рома лавировал между пешеходами, словно мелкая рыбешка среди акул. Прохожим он был неинтересен, равно как и прохожие - ему. Каждый шел по своим делам, и не важно, полезно ли это дело, или служит лишь способом убить время. Впрочем, даже прогулку нельзя назвать бесполезной; как известно, свежий воздух нужен организму, а то, что свежесть его, особенно в городах, падает год от года - не так уж и важно. Как говорил кто-то из депутатов, «ЧТО-НИБУДЬ все же лучше, чем НИЧЕГО». Здания были выстроены вдоль улицы, словно солдаты на параде; таким же «парадным» был и их внешний вид. Все, как на подбор - новенькие, сверкающие облицовкой и стеклопластиком, красующиеся цветастыми вывесками с надписями на непонятном языке. Среди них каким-то уродцем смотрелась старая постройка, доживавшая свой век в трех кварталах от Роминого дома. Краска на ней давно облупилась, в окнах не осталось ни единого стекла, а двускатная крыша превратилась в решето. На одной из стен можно увидеть обломок мраморной таблички с малопонятным текстом «…мятник…няется госуд…». Рядом с обломком красовалась и отвлекала на себя внимание другая надпись, выведенная яркой ядовито-зеленой краской. «PASITIFF!!!». Неоднократно проходя мимо этой постройки и поневоле оглядываясь на «PASITIFF», Рома не сдерживал грустного вздоха. Грамотность автора явно оставляла желать лучшего, и повода для радости в этом не было ни капли. Сам Рома предпочитал учиться хорошо - наперекор разного рода пересудам о «падении уровня грамотности». Сестра Зинка - другое дело: она и в школу-то ходит лишь потому, что «родители заставляют». Возле того старого сооружения Рому и застал звонок на его мобильник. - Але, мам? - сказал он не то, чтобы весело, но как-то пободрее, чем накануне отвечал Зине. - Ром…, - родной голос в трубке всхлипнул, а Рома почувствовал, как к его горлу подступает холодный ком. - Че случилось, мам? - спросил он участливо. - Папу… ЗАБРАЛИ, - донесся из трубки ответ - такой страшный и такой неожиданный. - Но как? - вскрикнул потрясенный Рома, - разве папа не был?… - Где? На работе? БЫЛ! Но перед сеансом живот прихватило… в туалете… просидел. Рома не чувствовал своей руки, которая медленно разжималась, отпуская подаренный родителями мобильник «в свободное падение». Хотелось разреветься - в голос, с ручьями слез, но он смог лишь отвернуться лицом к ближайшей стене. Там он и стоял - наверное, не один час; стоял и вздрагивал, тихонько постанывая. А людской поток все шел и шел мимо - у каждого были свои дела. Не одно из серых апатичных лиц даже шелохнулось. 21-25 августа 2010 г.