На одном из бессчетных московских унылых бульваров Одинокая девушка, вжав в себя тонкие плечи, стояла, Может, тот не пришел, кого она здесь ожидала, Или что-то случилось еще – но девчонка рыдала. И текли по щекам слезы горько-недетские, Ветер северный рвал тонкий плащик движеньями резкими. Да хлестала нещадно в лицо осень мокрыми листьями, И смотрел древний город в глаза ей с немой укоризною. А вокруг ни души, ни одной в этом каменном мире! Были люди, машины, но город казался пустыней. И скользила толпа сквозь нее, словно столб, обтекая - Все твердило, кричало, шипело: «Уйди, ты чужая! Что разнюнилась, девочка, видишь, нам тоже несладко, Но мы, зубы стиская, с улыбкой твердим – все в порядке, Нет, не жалует слабых и немощных наша столица, Только тот, кто силен и зубаст, может здесь утвердиться» - Так читала по лицам сквозь горькие слезы девчонка. Вдруг напротив заметила крохотную собачонку, Та сидела, дрожала всем тельцем в громаднейшей луже – И подумала девушка: «Да, ведь кому-то бывает и хуже», - И смахнула с лица свои девичьи горе-слезинки, Подмигнула собачке: «Ничего, мы продержимся, псинка!» Подхватила дворнягу под мышки, обтерла платочком И сказала еще раз: «Продержимся. Точно».