- Пойдем? - Куда? - Сегодня на речку пойдем? - Давай. Но только попозже. Мы сгорбившись, задирая вверх подбородки, смотрели на лес, вот он вплотную за этой усадьбой стоит. Она на меня скосила глаза, засмеялась. - А что? - Как ты горбишься, интересно смотреть. Ходил ли я вязанной черной шапке ни летом ее не снимая, ни в помещении, в то время уже? Не установлено. - А ты, - я сказал, - когда горбишься очаровательна. А шапку я нигде не снимаю с тех пор, как начал седеть. Конечно, пока мы на этом камне сидели, позавтракав в нашем буфете, в тридцати шагах от гостиницы, то мы никого не встретили. А дальше? До вечера должен был длиться поход, мы только в гостиницу заглянули для этого снарядиться. Сходили мы к этой речке. Запомнилось, что дорога как будто вела нас в пространстве уставшего лета, с подсохшей, засыпанной пылью травой. А ведь это был май. Чем дальше, тем лес становился все более хвойным. Под ногами то слой слежавшихся листьев, то сухая опавшая хвоя. Эта дорога была все равно, что считать столбы с проводами. Справа мы шли под прикрытием леса, слева пустые поля. Наконец впереди обозначилось изменение. Вдруг иссякли поля, вместо них, отделенные как бы невидимой линией, начинались луга, там почва слегка поднималась и на бледно-зеленых лугах росли островками до самого горизонта то группы кустов, то свисающих до земли ветвями деревьев. И лес обрывался на этой невидимой линии. Когда мы дошли, этой линией оказалась река. Река текла в травяных берегах. Она была ровной, напоминала канал. Я думаю, метров десять она шириной. Еще хорошо, если эти 10 там есть. Но главное, мы оказались на солнце, когда повернули за угол леса. А ближний угол массива смотрел нам в гостиничное окно. - Своей обстоятельностью ты меня утомил, - она мне сказала, когда мы вышли на солнце. - А помнишь, ты раньше нигде кроме спальни платка не снимала? Все лето носила платок. Над речкой дул слабый ветер, и он шевелил ее волосы. На солнце, пронизаны все выявляющим светом они были яркого чайного цвета. Мы сели, спиной опираясь на ствол нетолстого дерева. Она смотрела в луга на тот берег, а я повернулся вдоль нашего, прямо в сторону солнца. Они были невысокими, берега, они травяным уступом спускались к воде. Зажмуриваясь, я смотрел против света и видел шагах в пятидесяти упавшее дерево, оно оказалось как раз на пути и кроной упало в воду. - И как это незаметно произошло. - Что? - Ты выглядела совсем другой. Твои перемены. - А что? Если это произошло, то я тебе нравлюсь такой. Ты думаешь, что так лучше. Ведь ты меня выдумал. Я улыбнулся. - За пузо сейчас как схвачу... Но поленился к ней повернуться. Мы очень устали действительно. - Да нет, просто жизнь наша стала другой. Ведь мы остались одни. - А ты о них вспоминаешь? О Петеньке с Верой, о Вале, Татьяне? О Насте? - Ты только не забывай, что все они потому и возникли, что я неотрывно гляжу на тебя. Сейчас, к сожалению, нет. Сейчас мы с тобой. Не надо мне никого. - Мне тоже. - Смотри! - мы как раз обходили узколистое упавшее дерево. Проще бы было, идя у самого берега и гораздо куда интереснее нам забраться в горизонтальную крону и пройти в этом странно лежащем, как облако дереве, нагибаясь и отклоняя ветки, как в джунглях. Куда нам спешить? Но мы сделали даже зигзаг, обходя его крону, углубились для этого в лес. Да, мы были действительно сонными, мы устали. - Смотри! - я сказал. Тут она прищурилась, всматриваясь, как же, мы никого здесь не встретили на таких пространствах, мы с ней уже настроились так, что здесь кроме нас никого, и на тебе. Бесформенное как пудинг, со множеством складок сидело там что-то женского рода, похоже, читала, спиной, она нас не видела, видны были под панамой очень черные волосы. А слева - раздумала, что ли? - в воде у самого берега видна была девушка, она подняла на нас голову, в купальнике блекло-зеленого цвета, со светлыми волосами, настолько худая, что этот купальник ей не обхватывал ноги. Она тревожно смотрела и замерла, я говорю: - Смотри, вон твои конкуренты по худобе! Есения не согласилась: - Да, девушка удивительно выглядит изможденной, но я-то причем. Хорошее у нее лицо. Потом она мне сказала: - На меня ровно столько потрачено вещества, сколько нужно для формы во время отливки. Я полная, я до краев. Куда бы ты лишнее дел? Мы девушке молча кивнули. Ее непонятная родственница не оглянулась. И дальше по краю, по берегу, нависающему травой, вполне уж уверенные в своем одиночестве в этом мире, по берегу, равномерным уступом ведущему над водой, внизу в полуметре у ног рябила река, она шла за мной и что-то скрипело и тихо звенело от этого ветра, мы шли и не открывали глаз. - Ну, как пьяный, которого в слишком просторном тоннеле подземного перехода бросает от стенки к стенке. Ну что это будет за текст? Я промолчал. - Луна, проступающая, еле заметная, и очень большая, и теплый и неподвижный воздух на том берегу, над лугами, ты слушаешь? Потом она будет оранжевой, потом наливается кровью. А ночью совсем золотая. Она промолчала. - Нет, лучше представь, у берега множество белых цветов, речные цветы на воде. И в воздухе зависают стрекозы. Не успеваешь за ними следить, когда они перемещаются. Похоже на этот звон. Ты слушаешь? Это конец июня. А это пока еще май. Какая здесь тишина! - Помолчи. Тогда я остановился, и стал перед ней, и обнял ее. На ней была белая летняя обувь, спортивная. Упали мы вместе в траву, вполне неожиданно.