Был солнечный июньский день. Он вышел из своего старого дома, привычным движением руки распахивая подъездную дверь под этот вечно раздражающий писк домофона. И неважно звали его Андреем, Петром или Константином. Это был просто он. Просто один из тех обычных парней, которых можно десятками встречать на улице, провожать взглядом и надеяться, что они хоть на секунду обернутся. Один из тех, кого можно увидеть за соседним столиком в каком-нибудь богом забытом кафе в морозный зимний день, просидеть еще около получаса ежеминутно бросая взгляд в его сторону, а потом собраться и пойти на холод, так и не приметив цвета его глаз. Один из тех, с кем можно гулять весь вечер, постоянно говоря и задавая вопросы, получать на них сухие и односложные ответы, а потом медленно пойти домой, с необъяснимой улыбкой на лице... Вобщем, один из тех, в кого можно просто влюбиться. А еще он был просто - один. И неизвестно, как так сложилось, что к своим годам он до сих пор выходил из подъезда наедине только со своими мыслями, а не с какой-нибудь пышногрудой блондинкой или симпатичной брюнеткой, ну вобщем с той, к которой он бы обернулся, которая бы разглядела цвет его глаз или которую бы он не отпустил возвращаться домой одну... Но, как бы то ни было, в тот день (как и во все предыдущие) он вышел из своего дома один. А дом, как и этот его жилец тоже был самым обычным и знакомым каждому. Ему было немало лет, поэтому кое-где на его стенах, словно незажившие раны, из-под штукатурки виднелись красные кирпичи, кое-где на его стенах можно было заметить выцветшие граффити, и только новые железные двери с домофонами никак не вписывались в общую картину его. Окон было много и, как и во всех подобных домах, они были трех типов: старые со вздутой и местами облезшей краской, новые пластиковые и, как средний вариант, старые, но с такими толстыми тремя слоями белой краски, что они походили скорее на новые, чем на старые. Вобщем по разнообразию окон и рам было видно, что люди то тут живут разные и далекие друг от друга…но в тоже время близкие и чем то объединяемые. Причем разделяло и объединяло их всех одно и то же. Это были стены... Ведь раньше как было. Люди жили в одной пещере, охотились на свой будущий обед или ужин, а после ужина ложились спать в полуметре друг от друга. Все это их только объединяло... А теперь... А теперь люди разделены всем, а объединять кроме как одноклассникам, алкоголю и стенам - практически нечему... Правда еще есть... Любовь... И она очень похожа на стены, потому что одних людей она объединяет, а других - разделяет. И даже бывает так, что она одних и тех же людей то объединяет, то разъединяет но... Между стенами и любовью есть одно отличие: стены возводятся людьми и, как и любое творение человека рано или поздно рушатся. А любовь... она возникает сама, а рушится людьми... А еще стены всегда прочнее любви... Почти всегда... Так вот... он вышел из своего дома, посмотрел на утреннее небо и, спускаясь с крыльца, неловко спотыкнулся и полетел на асфальт. К счастью, людей вокруг в столь ранний час не было, поэтому он поскорее поднялся, сделал вид, что ничего не произошло и, начиная отряхиваться, заметил, что руки его испачканы белой краской. Посмотрев на асфальт, он увидел свежевыведенные банальные строки: "Света, я люблю тебя". Подобные надписи можно найти чуть ли не под каждым домом. А ведь за каждой из них стоят какие-то чувства: иногда фальшивые, а иногда настоящие; иногда сильные, а порой мимолетные. И ведь когда кто-то пишет эти слова - он вкладывает в них свои чувства. И отделяют его от предмета его чувств в этот момент лишь несколько этажей ночного воздуха и пара стен. А с утра она сонная встает с кровати, подходит к окну и, отдернув шторы, прищуривается от красноватого солнца. А потом ее глаза привыкают, и она видит эти новые линии на асфальте. И тогда любовь этих строк пронзает стены и забивается куда-то глубоко, в самый отдаленный уголок ее сердца. Она может даже не вернуться именно к этому ночному художнику, но она уже никогда не умрет... Даже если непонятливые родители заставят эту девушку саморучно стирать с асфальта букву за буквой. Но ему сейчас было не до этого. Он старательно вытер руки одна об другую (вроде бы грязной рукой трешь грязную, но это почему-то всегда помогает), дошел размеренными шагами до остановки, по привычке от безделья пересчитав их, и, убедившись, что расстояние не изменилось, с мимолетной улыбкой сел в знакомую маршрутку.... Ехать ему было недалеко - всего две остановки. Но как же не хочется по утрам идти на учебу пешком среди таких же заспанных людей! А порой увидишь какого-то парня, которому посчастливилось лечь раньше 12 и который идет и от бодрости даже слегка подпрыгивает, и от этого все остальные вокруг, как и ты сам, кажутся еще более заспанными и угрюмыми. Вот поэтому-то он и решил как обычно ехать. Как вы уже заметили, он многое делал "как обычно" и "по привычке". Не потому что ему не хотелось перемен, нет. Он, как и многие хотел все поменять, хотел получать от серых будней что-то новое, но в его жизни не было той мелочи, которая подтолкнула бы и дала четко понять, чего именно он хочет. Поэтому каждый его день был похож на предыдущий. Каждый... но не этот... Сегодня, несмотря на ранний час, он попал в пробку. Он попытался вспомнить, когда в последний раз с ним происходило подобное, но толи все еще сонный мозг отказывался работать, толи такое действительно было довольно давно... в любом случае, вспомнить этого ему не удалось, и его внимание снова переключилось на пейзаж за окном. Впрочем, это было сложно назвать пейзажем, поскольку той живописности, которую можно наблюдать на полотнах Шишкина и Левитана, в его окружении явно не было. Яркие витрины магазинов смешивались с серыми домами и улицами. Причем цвета витрин были настолько броскими, что тротуары и люди на их фоне выглядели еще более серыми, а серость людей и витрин в свою очередь создавала ощущение чрезмерной навящивости и броскости витрин и рекламы. Все это раздражало и мелькало перед глазами, и толи от этого постоянного движения, толи он навящивости и бесстыдного агитирования тут же начинало тошнить. Поэтому сглотнув на всякий случай, он закрыл окно шторкой и перевел взгляд на пассажиров, сидящих рядом с ним. Судя по всему, пассажиры были более догадливыми (или менее выносливыми) и уже давно, отвернувшись от окон, смотрели друг на друга. Кто-то с любопытством, кто-то с безразличием, а кто-то с так и нераскрывшимися после сна веками. Но, так или иначе, все друг на друга смотрели, друг друга видели и... друг друга напрягали. Это напряжение показалось ему еще более невыносимым, и он снова стал смотреть в окно, стараясь смотреть именно на него, а не на то, что мелькало за ним. Вот тогда-то всё и началось... Его взгляд был устремлен на стекло, но тут он что-то почувствовал. Была ли это интуиция, судьба или просто совпадение - как и во всех подобных случаях у каждого на сей счет свое мнение, и навязывать вам свое я не стану. Но, так или иначе, это мгновение изменило всю его жизнь. У мгновений есть такое странное свойство - менять жизни. А еще - свойство запоминаться. Именно поэтому так легко вспомнить лучшие моменты в жизни и так трудно забыть худшие. Тогда он еще не понимал лучшим или худшим в его жизни будет тот миг. Тогда он даже не видел в этом миге миг. Но тут от него ничего не зависело... Он пронзил взглядом пыльное стекло... и увидел её. Она сидела в такой же желтой маршрутке за таким же пыльным стеклом и смотрела на него. Он не знал как долго, но ему показалось, что они смотрели друг на друга вечность. Спроси его через минуту о чем угодно: о витринах вокруг, о пассажирах маршрутки, даже о цвете ее волос - он бы не смог ответить ни слова. Он видел только ее глаза... Загорелся зелёный, и маршрутки тронулись. Только теперь он почувствовал, что вместе с ними тронулось и время. Только теперь это было какое-то другое, новое время. Какое-то странное и текущее то медленно, то быстро, словно биение сердца у больного аритмией... Зеленый свет... и время тронулось. Он почувствовал это и тут же понял, что ее и его глаза хоть и смотрят друг на друга, но все еще разделены все теми же грязными окнами и несколькими метрами этой серой утренней улицы. Он понял это и тут же потерял ее из виду. Проезжающий автобус стал первым, что разделило их. То есть, конечно, и раньше они были разделены. Причем гораздо большими расстояниями и вещами, только тогда все это не рассматривалось как преграды. На самом деле, все это скорее объединяло их: они бывали в одних и тех же местах, ездили одними маршрутами, покупали одни и те же вещи в одних и тех же магазинах. Но не было тех прочных стен, и той, пусть и менее, но тоже прочной, любви за этими стенами, которая бы их действительно объединила. Поэтому они просто жили своими жизнями; не разделяемые, но и не объединенные... А теперь он потерял ее из виду. В его глазах вслед за окнами проезжающего автобуса мелькнули отчаяние и бессилие... Но он еще не успел этого осознать, а автобус уже остался позади, и перед ним снова оказалась знакомая маршрутка. Только тех глаз в ней уже не было... Они были закрыты тетрадным клетчатым листом, на котором наспех, но крупно были выведены шесть цифр. Это был ее телефон. Только он успел прочесть их, как его маршрутка повернула на светофоре, и вместо клетчатого листа перед ним снова замелькали серые дома с цветными вывесками. Он бросился искать свой блокнот, который по обыкновению носил в нагрудном кармане, но его там не оказалось. Это, как и все утро, тоже было странным, но он не растерялся и второпях, повторяя толи вслух толи про себя эти новые цифры, продолжил обыскивать другие карманы... Спустя несколько минут он, уже успокоившись, сидел и держал в руках такой же клетчатый лист с такими же крупными, но еще менее аккуратными цифрами. Он успокоился, но сердце его билось часто и неровно, выдавая хоть и поутихшее, но до сих пор присутствующее волнение. Еще минута и он уже стоял на остановке, перед своим институтом, по-прежнему сжимая в руках вырванное из блокнота доказательство того, что он не просто уснул по дороге... Наконец, он аккуратно свернул лист, и, убрав его в карман, большими шагами направился на учебу... Время текло все также искаженно, и день пролетел незаметно. Воспоминания о нем остались очень отрывочными, и кроме нее в них ничего не было. Цвет ее глаз затмил даже пыльную желтизну маршруток и кричащую яркость вывесок. Он совершенно не помнил, как добрался назад до дома, не помнил, как через силу ужинал и как по привычке поругался с родителями. Следующим, что запечатлелось в его сознании, была телефонная трубка в руках и все тот же блокнотный листок на столе перед ним. Он долго пытался собраться с мыслями и набрать наконец эти шесть цифр, но никак не мог найти нужных слов... Восемнадцать... девяносто... восемьдесят шесть... Он так долго смотрел на них, что казалось, они ему уже давно до боли знакомы, словно телефон какого-нибудь старого друга. Многие бы только усмехнулись и сказали бы что-то вроде: "Успокойся, это всего лишь телефонный разговор". Но для него это было чем-то необъяснимо новым. Чем-то, чего раньше ему еще не доводилось чувствовать. Чем-то, из-за чего стоило волноваться... Конечно, у него и раньше были романы и девушки. Не в том смысле, что количество романов было меньше количества девушек. Нет, парни его не интересовали. Просто иногда романы перерастали в девушек, иногда девушки в романы. А иногда девушки так и оставались девушками. Но как бы то ни было, ничего подобного раньше ему ощущать не доводилось. Это было нечто серьезное... нечто, чего пока что он был не в состоянии оценить умом, и что его сердце могло лишь предчувствовать, внезапно начиная ломать рёбра при одном воспоминании о ней. Нечто, ради чего вновь стоило жить... Просидев так около получаса, с редкими прогулками по периметру комнаты, напоминающими выступление лошадей в цирке, он, наконец набравшись смелости, набрал и ее номер. Приложил трубку к уху, и сердце вдруг забилось еще сильнее. С невыносимой быстротой оно отсчитывало удар за ударом и, казалось, за его стуком в ушах не получится расслышать ни единого ее слова. Но вопреки этому он все услышал. И голос к его удивлению оказался ему до боли знаком и настолько же противен... Девушка с самой выразительной монотонностью на свете устало сообщила, что набранного номера не существует. Он набирал его еще несколько раз, но результат, как того и следовало ожидать, остался прежним. Удивление, желание бороться, отчаяние и грусть - все эти чувства одно за другим сменяли друг друга на протяжении всего оставшегося вечера. Он понял, что судьба вряд ли теперь предоставит ему шанс вновь встретить ее. Понял, что ее глаза так и останутся в его памяти навсегда за пыльным стеклом проезжающей маршрутки. Понял, что он потерял что-то очень важное, так и не успев этого обрести... Мысли крутились в его голове, перемешиваясь со свежими воспоминаниями и мечтами, которым не суждено сбыться, и этот коктейль медленно сводил его с ума. Он метался по комнате, подолгу останавливаясь у окна, и пытаясь понять, что ему делать дальше. К его удивлению никаких результатов все эти размышления не принесли и, в конце концов, он изнуренный лег в кровать и вскоре уснул... Уснул в окружении стен, за периметром которых где-то далеко было его счастье... У него была еще одна особенность - он твердо верил в судьбу и во всем поступал по принципу "все что ни делается - все к лучшему". Поэтому он всегда легко отпускал все, что от него ускользало, и принимал все, что плыло к нему в руки. Жизнь от этого становилась проще, и это ему нравилось. Но в этот раз все почему то пошло не так. Всю ночь он плохо спал, ему снился всякий бред, и, проснувшись в 5 утра, он больше не смог сомкнуть глаз. Он пытался выкинуть из головы ее взгляд, пытался стереть из памяти весь прошедший день (хотя кроме нее к его удивлению в нем ничего не оказалось), пытался думать о чем-то другом... но все это оказалось бесполезно. Проворочавшись так в кровати еще несколько часов, он решил для себя только одно - отныне на учебу он будет ходить пешком. Это решение многим бы показалось странным, но принципы всей его жизни все же победили, и он, вместо того чтобы бороться, решил обойтись малыми жертвами и постепенно забыть ее. Правда сделать это было тяжело и достаточно больно, и именно поэтому он отказался от общественного транспорта по утрам. Спокойствие и легкость он предпочел возможности счастья... Прошло уже больше недели, и он жил своей обычной и размеренной жизнью. Нельзя сказать, что мысли о ней не посещали его, но они были настолько редки и мимолетны, что нисколько не сотрясали будней его. Ему почти удалось забыть эту, казалось, мимолетную влюбленность... Почти удалось... Он возвращался с учебы. День выдался на редкость неудачный. С самого утра он попал под проливной дождь, но все же пошел пешком. Учеба тоже не клеилась, и поэтому возвращался он в самом плохом настроении. Он шел, не замечая проходящих мимо людей, не слыша звуков звучащих где-то далеко сирен и не чувствуя холодных и частых порывов ветра, предвещающих приближение грозы. Он шел прямо по лужам, даже не пытаясь обходить их, потому как ему до этого не было дела, да и занятие это оказалось бы бесполезным, ведь они за утро покрыли почти весь двор и продолжали увеличиваться. Почти подойдя к подъезду, он по привычке взглянул на окна своей квартиры и... замер, стоя прямо в центре огромной лужи. На крыше своего дома он увидел девушку. Она стояла на самом краю, и по всему было видно - она готовится прыгать. Сердце его внезапно сжалось и стало биться с такой силой, что, казалось, вот-вот остановится. Он бросился бежать. Сердце вырывалось из груди, а стук в ушах заглушал всплески воды под ногами. Обогнув дом, он рванулся к лестнице, которая вела на крышу. Подпрыгнув и ухватившись за нее, он чуть не сорвался, но перехватив руку, он все же смог удержаться за мокрую перекладину. Подтянувшись, он вскарабкался на нее ногами и спешно полез вверх. Он не знал, что ему делать, когда он окажется за ее спиной, не пытался придумать нужные слова, но твердо знал, что если только он успеет - все обойдется... До крыши оставалось меньше полуметра, как вдруг он поднял глаза и увидел ее. Присмотревшись, в этом бледном лице, окруженном грозовыми облаками и каймой темных волос, мечущихся от порывов ветра, узнал ее... ту самую, с которой он так нелепо разминулся неделю назад. Только теперь он понял, что ему так и не удалось забыть ее. Это было сильнее его, он мог сопротивляться, но побороть этого не смог бы никогда. Это была Любовь. Внезапная и необъяснимая, затмившая все на свете, но не принятая и оттого еще более сильная и всепоглощающая. Он смотрел в ее глаза и чувствовал, что именно их ему не хватало, именно их он ждал, и именно они смогли бы изменить всю его жизнь... А она смотрела прямо на него и, казалось, думала и чувствовала то же самое... Время остановилось... Остановилось точно так же, как тогда в маршрутке. Всего несколько мгновений, несколько секунд, а им обоим уже казалось, что они поняли друг друга. Он почувствовал, что знает ее так же хорошо, как могут знать друг друга люди, отметившие уже несколько годовщин своей свадьбы. Но он ошибался... Он не знал, что она всю жизнь прожила в нескольких десятках метров от него, двумя этажами выше. Что она уже несколько лет была влюблена в него, а он за все это время так ни разу и не заметил ее. Не знал, что звали ее Светой, и та надпись на асфальте была адресована ей. Не знал, как она была счастлива встретиться с ним взглядом тогда, в маршрутке. Не знал, что прикладывая листок к пыльному стеклу, она просто по ошибке перевернула его и что потом всю неделю не находила себе места и ждала звонка. А потом, отчаявшись и окончательно устав от настырных ухаживаний ее молодого человека, которого, кстати сказать, она не любила, но который был влюблен в нее и делал ее жизнь проще, она решила, что больше не вынесет всего этого. Не знал, что стоя на краю крыши, и готовясь шагнуть вперед, она вдруг осознала, что слишком многое в жизни она делала потому, что так было легче. Она вдруг поняла что этот шаг решит все проблемы, сделает все проще, но не принесет ей того счастья, о котором она мечтала с детства. И она решила постучать к нему в дверь и во всем признаться... Она предпочла счастье... И он бы мог узнать все это. Они могли бы сидеть за столиком все в том же богом забытом кафе в один из морозных зимних дней и вспоминать все это, улыбаясь и держась за руки. А потом пойти гулять и обсуждать все на свете, громко смеясь и держась за руки. И кто знает, может когда-нибудь точно так же держась за руки, они в одно солнечное субботнее утро пошли бы под венец... Все это могло бы быть... Но... Они смотрели друг другу в глаза и чувствовали, что именно этого им не хватало, именно этого они ждали, и именно это могло изменить всю их жизнь... Но вдруг раздался треск... По стене поползла трещина, и крепление лестницы с хрустом вырвалось из нее... Лестница изогнулась и накренилась назад... В его глазах мелькнул испуг... Он попытался ухватиться за карниз, но тут его ноги соскользнули с мокрой лестницы и... он полетел вниз. Расстояние между ними стремительно увеличивалось и с каждым метром все мысли, воспоминания и мечты еще стремительней растворялись среди холодных капель дождя…Он падал, но ни разу не потерял из виду ее глаз... Ни разу... Все произошло так стремительно, что она не успела даже крикнуть, не говоря о том, чтобы успеть помочь ему... Она стояла и смотрела в его глаза... А спустя несколько секунд все также смотрела в его глаза, но они уже были другими, какими-то новыми и незнакомыми ей. Он лежал на земле без движения, а из-под его головы текла струйка багровой крови, растворяясь в ближайшей луже и окрашивая ее в красный цвет. Он лежал, а в его глазах застыло то самое время, которое он впервые ощутил среди своих попутчиков в пыльной маршрутке. Время, текущее то невыносимо медленно, то беспощадно быстро... Время, в котором живут влюбленные... Оно застыло... и остановилось навсегда... Из-за угла соседнего дома показалась скорая, которая так долго простояв в пробке, наконец, добралась по вызову, и ее сирена стала теперь громкой и отчетливой. Но он этого уже не слышал... Было слишком поздно... Странная штука, они всю жизнь прожили в нескольких метрах друг от друга, но до того рокового дня не были знакомы... Почему? Ведь если они не были вместе, значит что-то ведь их разделяло?.. Да. Это были стены. Те самые, которые могут то разделять, то объединять... Те самые, которые конкурируют с любовью... Стены, которые всегда прочнее любви... Почти всегда... Но иногда случается так, что любовь, какой бы мимолетной и глупой, какой бы стремительной и роковой она ни была - оказывается сильнее... И тогда стены не выдерживают.