В Москве и Северной Пальмире у всех на устах «Космополис архаики». Готическая сага неизвестного широкой публике автора покоряет обе столицы с феерической быстротой. Однако эта интеллектуальная феерия выглядит столь же странной, сколь дивно странной представляется сама книга. Возникают вопросы, на которые ответов нет. Всё здесь волшебство, быть может, магическая энергетика литературного произведения предопределяет его триумфальное шествие. Появившись в Интернете, космополис образовал вневременную вселенскую воронку и на его литературном поле мгновенно стали твориться чудеса. Если Бермудский треугольник, весьма возможно, таит загадку Атлантиды, территория «Космополиса архаики», соответственно, скрывает некую волшебную и магическую экспонацию явления художественной гениальности, как таковой. Кто попадает сюда, оказывается в параллельном мире, где привычные земные законы не действуют. Физику заменяет метафизика, а метафизические детерминанты купируются гофмановской волшебной вязью. Где-то звучат мистические флейты, окарины, их оттеняет легкий мелос цевниц, кимвал, порою вступают скрипки, время от времени доминируют духовые, иногда фортепиано. Впрочем, с точки зрения музыковедческой в космополисной ауре царит полистилистическое смешение, то Сибелиус, то Моцарт, а то и Бетховен, кажется, обрушивает мощь седьмой симфонии на венцы готического замка. Основание его на подземной глубине (осторожней, не встретить бы кошмарную птицу-человека), венечье в небесных пределах. Литературные гурманы получили к своим трапезным столам божественные нектары, амбрэ их расточается и манит, манит новых искателей философского камня. Действительно, Пильняк прав: смертельное манит. В нашем случае смертельное лишь эстетический троп, метафора. Гений улыбается, но леонардовская тайна в улыбке. Чего ожидать? Есть ли выход из лабиринтов мистической Вселенной? Ответствуй, когда творитель. Сам загадочный автор «Космополиса архаики», между тем, хранит молчание, не исключено, со стороны Тартара или Эдема наблюдая за происходящим. Он, вероятно, созерцатель по природе, слова лишнего не проронит. Тем сенсационнее прозвучали несколько десятков его слов, обращенных к Дмитрию Медведеву. По крайней мере, у критиков возникло доказательство: гениальный литератор есть реальная фигура, он материален и физически существует. Дальше тишина. Не проронить лишнего слова – великое искусство. На своеобразную внутреннюю замкнутость, цикличную камерность книги нельзя не обратить внимания. Такую манеру письма называли мистическим минимализмом. Дело не в терминологии. Молчание, невозможное молчание более всего поражает в «Космополисе». Зачем и говорить, сказано достаточно. Кроме фантастической музыки художественного речитатива удивляет эта тишина, становящаяся синонимом высшей гармонии. Пожалуй, текстуально сравнительный анализ с архаическим феноменом выдержит не всякая классика. Просил бы не считать сказанное аллегорией. О современной литературе лучше умолчать (либо хорошо, либо ничего), трюистический авангард ее не стоит мессы ни в Риме третьем, ни в иных парафиях Тартарии, не говоря уже о Стокгольме. Обнародовав свой труд, автор «Космополиса архаики» априори взял ответственность за русскую Музу, он отверг прежние каноны и выстроил новую каноническую художественную систему, эта каноничность для потомков. Сирены манили Одиссея, тот грезил золотыми рунами, магические камены архаики теперь манят всех и от сих благоуханных аонид нет спасения, ибо речь их – сама вечная музыка. Неводы брошены, Сирены поют. Где-то в заброшенном лесу блуждает человек-звезда. Прошел ли он земное до середины? Кто рядом? Какой Дант, какой Пилат Понтийский? Воин он, мироустроитель с порфировым сердцем и каково это – освещать небесным огнем руины сарматской Вальхаллы?! Не спи, не спи, Отечество, лишь чернь любить умеет только мертвых. Юрий ЛЮЦИАНОВ