Жил-был в деревне Глупенке мужик Иван дурак. Однажды попросил Ивана сосед Прохор разрешить перенести забор между их огородами на полшага в его, Иванову сторону, а Иван ему – ну, уж если тебе это очень нужно так передвинь добрый человек, святое дело помочь ближнему своему. И Проша подвинул, но не на пол шага, а на целых два. – Ну и что – сказал Иван по этому поводу – возможно ему это очень нужно, ну поменьше у меня землицы станет, зато человеку добро будет, я уж как-то проживу, а если чего не хватит так у соседй спрошу, дадут. Те жители деревни, которые считали себя умными, потому и прозвали Ивана дураком, что добрым он был, не мог ни кому отказать в просьбе о помощи. Жил Иван бедно, работал от зари до зари, не редко и заполночь. То кто-то попросит боченок сладить, то телегу починить, а то и по хозяйству помочь, да и дети деревенские очень радовались игрушкам, которые Иван вырезал для них из дерева и лепил из глины, – как тут откажешь наивной искренней детской просьбе? Не легко жилось Ивану дураку, но он не жаловался, не роптал, ибо находил приятное удовлетворение в благодарных людских глазах, какие видел когда те благодарили его за дела его. Иногда кто-либо приносил ему в благодарность чего-то от трудов своих , а нет – и на добром слове спасибо. Как-то утром слышит Иван – орет Прохор, словно кипятком ошпаренный, да ругает всё и всех на свете: «Ну, держитесь гады... ну устрою я вам всем... унесли, утащили!» –Что у тебя случилось Проша, может помощь какая нужна? – Спросил Иван. –Да иди ты со своей помощью, тут лопату и косу уперли, да еще и собаку... убили наверное... Не дался бы им так просто Полкаша мой. И чем я теперь косить буду? Чем? Собачку... сволочи подлые! Как можно? – Вопил взволнованный Проша. –Да не расстраивайся ты так сосед – возьми мою косу, покоси, - сказал ему Иван, мне пока не до покоса, надо бабке Татьяне ковшик выстрогать новый. –Ага, много мы с тобой одной-то косой на два хозяйства накосим а? – махнул рукой обиженный Проша – ну, ничего, посмотрим чья возьмет! Ладно, давай свою косу, а там подумаю как вернуть своё. Сколько живу не было такого в деревне, нет. Иван снял свою косу с крюка на стене сарая и передал соседу через невысокий забор. Затем пошел в курятник курочек покормить – ишь раскудахтались, да несу, несу вам пшена, совсем ждать не можете – незлобливо ворча, отсыпал пшена на пол и куры резво принялись собирать зернышки своими клювами. Затем вывел на привязи козу с двумя козлятами на лужайку за огородом и привязал к колышку, пусть пасутся. Вот и все его небогатое хозяйство. Сам пошел в избу, бабке Татьяне ковш для воды выдалбливать из березового полена, ее ковшик уже совсем растрескался, не зачерпнешь. К ночи ковш уже был готов и Иван помолился, затушил лучины, взобрался на полати и уснул крепким сном. Однако сосед Проша этой ночью не спал, мысли о мести будоражили его воспаленное воображение. Ну, никак он не мог смириться с тем, что лишился косы, лопаты и особенно Полкана – хороший был пес, а тут какая-то сволочь, вот так, просто взяла и убила только для того, что бы косу с лопатой стащить и утащила же, выбросили похоже моего Полкашу, поди лежит сейчас где-то в кустах или в густой траве... Надо бы поискать, явно недалеко забросили. Так хоть бы похоронить, собак конечно хоронить не принято, да хороший был пес, все понимал. Вот сволочи... Ни как не спалось Прохору, воображение его лихорадочно рисовало картины жестокого убиения Полкаши и коварного похищения косы и лопаты. И что за люди такие? – Ну, вот так – решил Прошка – у меня украли, и я украду, пусть почувствуют на себе каково это. Конечно Иван точно не взял, не такой он, а вот Васька мог, и Демьян мог... Эти так и норовят обмануть: то подсобить немного этот Васька попросит, а проработаешь целый день, но он за это и репы гнилой не даст, жмот. Демьян на позапрошлой неделе соли две горсти взял в долг, обещал вернуть через три дня в воскресенье, так дудки - уже сколько дней прошло? Вот, это явно только они и могли. Но кто же из них? Да не важно, меня обокрали, а я за это – двоих! Всё, пойду пока спят и сопру, что не так лежит, пусть тоже помучаются, поймут каково это. Я им это устрою – бормотал Проша слезая с полатей вниз на гладковыскобленный деревянный пол избы. – Да, что тебе не спится, чудо ты мое? – Проворчала Матрена, жена его – детей разбудишь, – и перевернувшись на правый бок продолжила свой сон. Прошка, быстро прихватив портки и рубаху, одевался уже в чулане с единственной мыслью – наказать и отомстить. Решил первым зайти к Ваське, он ближе. И легко перескочив невысокую изгородь, оказался во дворе Василия. У Василия собак не было и можно было передвигаться по двору как по собственной избе. Здесь быстро обнаружился колун, и затем вилы, грабли, парочка мотыг и затычка для бочки. Бочку одному не донести. Взял всё, что собрал и оттащил в свой чулан – здесь им будет лучше – прошептал Прошка и решительной походкой направился во двор к Демьяну. У Демьяна, – прямо клад обнаружился, так как тот, возвернувшись поздно с ярмарки и навеселе, не разгружая телегу, выпряг только лошадь, отвел в конюшню, ввалился в избу, и уснул мертвецким сном прямо на полу не раздеваясь. Бери, что хочешь, и собаки нет, похоже погулять спустили. Все бы забрал Прошка, взыграла в нем алчность, но многое труднее нести и спрятать... –Ладно, возьму холста рулон, и свечей связку (свечи это не лучины, с ними светлее) да и пожалуй вязанку бубликов, вкусные. Вот так тебе сволочь, не бери чужого! С этими мыслями Прохор удалился к своему жилищу под покровом ночи ни кем не замеченый. Дома все это он сложил в темном углу чулана на лавку, прикрыл старым кафтаном, и раздевшись, взобрался на палати где крепко заснул с чувством облегчения, и исполненного долга. Прошла ночь. Ранним летним росистым утром вышел Проша на крыльцо своей избы явно довольный тем как он разрешил неожиданно возникшие проблемы и наказал злодеев. –О, Полкан?!! – Полкан повизгивая бросился к нему в ноги интенсивно виляя хвостом, как это делают все собаки, когда выражая непомерную искреннюю любовь к хозяину, выпрашивают себе покушать чего либо вкусненького. Прошино лицо вытянулось, побледнело, и только широко раскрытые глаза с отчаянно бегающими зрачками выдавали присутствие в нем хоть какой-то жизни. Он стоял как вкопанный, и не мог понять ни сложившейся ситуации, ни того, как быть ему дальше, что делать...Полкан, поджав хвост отошел в сторону и в замешательстве смотрел на хозяина. Естественно вследствие столь мощного эмоционального потрясения то, освободиться от чего Прошка вышел из избы, освободилось, не дожидаясь команды владельца, и устремилось согласно закону Всемирного тяготения вниз, на крыльцо, издавая неприятные звуки и запахи, пачкая портки. И тут, как на зло, вынесла нелегкая на крыльцо Матрену, жену его (возможно по той же причине). Матрена, быстро юркнула за избу и только возвратившись обратила внимание на мужа, который переступая с ноги на ногу еще не определился с тем как выпутываться из случившегося конфуза. –Оооо! И как зто ты паразит такое сотворил? Вот не буду стирать и все, злыдень такой. И почемууу? – неистово вопила Матрена. – Да потому, что эти сволочи соседи украли у нас косу и лопату, больше некому, толко их это дело – вырвалось у Проши, но уже с каким-то оттенком сомнения. –Ээх дурень, да я их занесла в сарай чтобы не заржавели под дождем, разбрасываешь все струменты, а мне собирай, в сарай я их занесла, посмотри, в левом углу стоят – с укоризной сказала Матрена. И громко истерично расхохоталась. Этот хохот вывел Прошу из транса и он ругаясь на жену отправился в нетопленную баню приводить себя в приличный вид. Страшные мысли о такой глупой ошибке вместе с чувством стыда овладели Прохором и он явно представил реакцию односельчан на его конфуз... Ибо оказалось, что на его добро вовсе ни кто и не покушался. Поэтому он решил ни кому ни о чем не говорить, да и спрятать все, что украл подальше, - закопать поглубже, а там, глядишь со временем, все забудется, пройдет. Стыдно-то как... Да если узнают об этом – нас же все в деревне сочтут за придурков, на смех поднимут, как жить потом?.. – Нет, ни кому ни слова, - приказал он жене – попробуй только, – и украдкой понес в дальний угол двора зарывать украденное, поеживаясь от прохлады мокрой одежды. Однако Васька и Демьян, обнаружив по утру пропажи обиделись очень, и решили действовать, каждый по своему продуманному сценарию, но в основе своей не особо отличающемуся от Прошиного. Каждый из них уже заподозрил своих возможных обидчиков, и пошло-поехало воровство по деревне разрастаться и увеличиваться словно дрожжевое тесто в кадке, вселяя в сердца людей подозрительность, злобу и ожесточение. И какая уж тут работа когда по ночам надо свое добро караулить, да и чужим еще как-то надо успеть разжиться? Кузнецу работы-то привалило – замки все ему заказывать стали крепкие, пудовые. Да быстро их, эти замки, вскрывать научились. Кузнец все выдумывал, выдумывал секреты разные для замков своих, но и их через некоторое время разгадывали и открывали злодеи односельчане. Появились даже специалисты по разгадыванию этих секретов, да и сам кузнец не устоял перед соблазном и, говорят стал, за определенную мзду, и сам ключики подделывать да торговать по тихому. При такой-то жизни очень сильно опечалился Иван дурак. Задумался. – Ну, что это с людьми такое случилось, все словно сбесились, принялись все воровать и обманывать друг друга, так и до большой беды рукой подать – думал Иван, почесывая за ухом трущегося о е его ноги белолобого козленка. – Кур уже украли, вот и пришлось козу с козлятами в избе держать, не ровен час и их сопрут, тогда хоть ложись и умирай. Думал, думал Иван дурак, да и порешил поумнеть и больше не помогать ни кому задаром, – пусть и ему что-либо дают за труды его, иначе не прожить будет. Но воровать не пойду, нет, – противно это, людей обижать, и так уж много людей от этого страдают неразумные. Жизнь в Глупенке становилась все напряженнее и сложнее. По всей деревне стали собираться люди в кучки и размышлять, думать как от этой напасти борониться. А то вон уже и Федьку, сына Петрова встретили злодеи по дороге с ярмарки, да забили насмерть, а лошадку его и всё, что при нем было – забрали, даже одежду сняли негодники поганые, так и нашли его голым в сугробе у пустых саней... Одни предлагали – всем миром ловить злодеев и забивать прилюдно, другие, кто мысленно примерили это на себя предлагали поступать более снисходительно – пороть розгами (меня-то не застигнут, но а вдруг...) а иные, наиболее успешные в ночном промысле – и вовсе предлагали разойтись по избам и оставить все как есть. Но решение было принято: «По очереди, начиная с первой избы, ходить и охранять имущество честных граждан, во как!» О! Как же в результате этого преумножилось-то воровство!.. А чего еще от этого можно было ожидать? Ведь охраняющие получили прекрасную возможность тащить все, что под руку попадет у утративших бдительность своих сограждан, усыпленных надеждой на охрану и наступивший наконец-то порядок. Целыми днями Глупенка гудела на сходах, все судили да рядили о том как защититься от этой напасти, да и не только об этом. Все кричали каждый о своем сокровенном и ни кто ни кого не слышал. На седьмой день Макар, неожиданно для всех вынес со своего двора медный таз и колотушку, влез на высокие ворота и ошарашил толпу громкими ударами колотушки по тазу. Все разом устремили свои взоры к Макару и тот, пользуясь наступившей тишиной громко прокричал: «Нужно чтобы все говорили по порядку! – Один говорит, а остальные слушают!» Надо кого-то выбрать главным и он будет руководить сходом! Толпа вновь разразилась громким шумом, но Макар догадался, что избрали именно его и вновь застучал колотушкой по тазу. Таким образом в Глупенке воцарился относительный порядок, избрана власть и создан первый не писаный пока еще еще закон, коим и следовало руководствоваться всем жителям деревни. Все радостно разбрелись по своим подворьям со слепой надеждой на то, что теперь уж наконец жизнь наладится. Увы, никаких качественных изменений деревенской жизни так и не последовало. Люди глупенские как и доселе каждую неделю собирались на сходы, судили-рядили, вырабатывали все новые и новые законы и наказания, судили, наказывали, а жизнь текла как и прежде беспокойно. А для того, чтобы ни кто не мог в дальнейшем оспорить - законы научились записывать на бересте. Те семьи, что не преуспевали в воровстве или вымирали вовсе, или влачили жалкое существование оказавшись в батраках у тех кто оказались половчее. Современем те, кто оказались ловчее развернулись на славу – избы себе новые большие срубили, подворья расширили. Сами ни чего не делали, всё батраки за них и по хозяйству, и по дому хлопочут. Поставили высокие крепкие заборы и завели охранников, которые постоянно со злющими собаками на поводу охраняли их от всевозможных посягательств. По причине всеобщего воровства всё в деревне оказалось огороженным, Глупенку стали называть городом Глупском. Казалось бы хоть кому-то стало в Глупске хорошо и вольготно жить, ан нет – дудки. Жадность на столько отравила сердца людей, что им постоянно хотелось чего-либо чужого и побольше, побольше. Поэтому среди богатых то и дело стали возникать распри: то Демьян подошлет своих людей Митрофана пограбить, то Митрофан подошлет своих Демьяна пограбить. А таких зажиточных семей оказалось в Глупске целых пятнадцать, и повели они между собой непримиримые войны, вдохновенно грабя и уничтожая нажитую собственность, и людей. Бедные люди стали собственностью богатых, которые приравняли их к скоту, продавали и покупали, уводили в полон. Поэтому и богатые оказались в постоянном страхе и злобе. Боялись всего и всех, даже родных детей своих, коим по закону после смерти родителя полагалось принять отцовское имущество в наследство. Каждый из деток просто мечтал и грезил как бы умертвить родного батюшку, а за одно и братцев с сестрицами раньше, чем кто-либо из них не сотворит этого с ним самим. На почве такого интересного жития-бытия у них стали развиваться различные нервные расстройства и болезни, часто не позволяющие доживать до естественной смерти, даже если и не постигнет их кара от руки своего любимого дитяти. А как им всем хотелось казаться для всех окружающих добрыми и прядочными людьми!.. Они строили храмы, молились Богу, постились как могли, оказывали благотворительную помощь бедным, больным и убогим. Ох, и «веселенькие» времена настали... ужас! И чем дальше в лес, тем больше дров – жизнь все усложнялась и усложнялась. А как тут не усложняться ей, жизни такой, коли тут постоянно требуется изобретательность в области науки обмана ближнего своего, ибо тот не дремлет и тоже совершенствуется в злодействах различных. В результате чего все люди и их имущества оказались зарегистрированы, описаны, записаны. Все подвергнуто строгому учету, контролю, отчетности. И уже, для того чтобы мужику просто построить себе избушку требовалась масса различных бумаг: разрешений, справок и подтверждений, на что уходило масса времени, взяток и сил, а сил при жизни такой становилось все меньше и меньше. Иной только подумает об этом, и всякое желание строить пропадает. По этой, да и по многим другим причинам в городе появлялось все больше и больше бездомных людей, какие ютились где удастся схорониться, немытые и голодные, в большинстве своем больные. Они стали разносчиками различных заразных болезней. С болезнями тоже приходилось бороться на что требовались обученные люди и большие материальные средства. Всем и каждому человеку приходилось все время крутиться словно белка в колесе. При том только роковом условии, что белка в любую минуту может остановить это колесо, но у человека такой возможности нет, но есть лишь затаенная надежда на то, что колесо, вращаясь с постоянным ускорением, сорвется с петель, покатится и остановится, передавив людей и творения рук их. Каждому мечтается оказаться в числе тех немногих, случайно оставшихся в живых, которым и предстоит начинать новую жизнь, всячески пытаясь обойтись без безумного строительства нового убийственного колеса. Человеческое сознание породило массу домыслов и догадок относительно конца Света, а возможно это дошедшие каким-то образом от далеких предков, тех оставшихся, и уже ощутивших на себе весь ужас такой жизни предания породили эти догадки? Но ведь появились же откуда-то различные писания в которых говорится о том, чего ни как нельзя делать людям, и о том, что нарушивших эти святые заповеди ждет неминуемая кара страшная-престрашная. Однако «умным» им и море по колено. Они прочно усвоили то, что от честных трудов не разбогатеть, и даже много своих научных, псевдонаучных трудов в оправдание этому написали. Даже писания святые обратили в средства наживы, подредактировали, доработали, и принялись на этом денежки зарабатывать... Но если подумать, ну немножко... А надо ли это – богатеть? Зачем человеку пищи столько сколько ему и за сто жизней не съесть, разумно ли это? И разумно ли трудиться над созданием все новых и новых технологий и машин в сложившейся ситуации? Может быть задуматься о том, как хотя бы лишить ускорения уже набравшее опасно высокие обороты колесо истории, готовое в любую минуту сорваться, и раздавить всех, кто в нем крутится.? Да и придумать, и разработать технологию воспитания, и внушения человеку добра и любви к ближнему своему, вместо политтехнологий, вооружения, юстиций, полиций, и т.п. Ведь Иван дурак выходит всех умных победил в номинации «Самый умный» правда и ему окружающие изрядно жизнь подпортили. Но он на людей зла не держит – ибо не ведают, что творят. А ушел он в лес, построил себе избушку, промышлял охотой и рыбной ловлей, огородик разработал, животных завел, так и прожил до смерти по старости. Вот и сказочке конец, а кто думал – МОЛОДЕЦ! С уважением, – Степан Дурак.