Миллионы свечей в зале храма мерцали, И одна лишь фигура была ночью в нём, То был дьявол, а свечи — то жизни и страхи, Он искал из них те, что погаснут вот-вот. Подносил он к их пламени руки так близко, Но не чувствовал боли — фальшивы они, Ему было так скучно, почти что уныло, Они просто горели — без чувств и души. Но нашёл две свечи он, что всё же не тлели, Обожгли его руки они до крови, Он поднёс к алтарю, пусть они не хотели, И смотрел на них долго, быть может, часы. И одна из свечей вдруг потухла от ветра, Дьявол вмиг обернулся, открылась в зал дверь, В храм вошла здесь она в платьях белого цвета, И пришла к алтарю, и в глазах свет померк. «Что же ты отступила от чувств тех великих»,- Он спросил у неё, взгляд направив к свече, Что осталась одна, но горела в уныньях, И запели хоры в храме этом в огне. Она пред алтарём пала вниз — на колени, И заплакала горько в мерцаньях огней, Только эти огни утешать не умели, Они просто мерцали в пустотах ночей. Она встала с колен, и букет положила, К алтарю положила букет роз весны, И цветы загорелись и вмиг все сгорели, Не осталось в них капли любви и души. Дьявол лишь улыбнулся и вновь молвил тихо, «Тебя сможет услышать лишь только она, Это музыка, милая», - ты посмотрела, И увидела белый рояль весь в огнях. И когда заиграла она — дьявол плакал, И ходил он задумчиво в храме большом, Только свечи горели мерцаниям ровным, И лишь у алтаря свечка жгла всё огнём. Но прошло время чуть, и она вдрух потухла, И опять отворилась дверь в храме большом, Тихо шёл он в огнях всех свечей ночью лунной, Но не видел он ту, что играла о нём. Он упал к алтарю и кричал там от боли, Загорелся на теле серебрянный крест, А потом подошёл он и к дьяволу тоже, И просил у него подарить ему смерть. «Нет, играй, - молвил он, - только музыка вечна, Передай свои чувства лишь ей, только ей, Только музыка может понять и утешить», И он скрипку ему протянул средь свечей. Только два музыканта создали шедевры, Пусть друг друга не видели в храме они, Как же нравился дьяволу здесь этот вечер, От унынья и скуки себя смог спасти. «Это просто божественно, - тихо признал он, Эта музыка двух — совершенство любви, Как мне жалко других — равнодушных и жалких, Те прекрасные ноты не услышат они. Только время прошло, мне пора уходить уж, Скоро здесь будут те — кто фальшив верой всей, Эх, как жаль мне сейчас, уходить мне как трудно, Но пора, пришло время холодных свечей». И под музыку ту уходил он из зала, Огляшувшись в последний раз, он посмотрел, Они просто играли — на скрипке, рояле, Но не видя друг друга — печальный удел. «Вам пора», - крикнул он, - и вмиг музыка стихла, И не стало её и его в храме том, И две новых свечи — равнодушных, холодных, Загорелись теперь не горячим огнём.