Собираюсь к тебе, словно к тайной священной вечере, ощущая нещадное время намного острее, и густеет внутри опьяняющий сбрендивший Шерри, так что даже Манежная вместе со мной фонареет, снегопад зажигая на тысячи радужных бликов, рассыпая вокруг турмалины под цвет коньяка. У меня на ресницах – растаявший иней уликой, у тебя на ладони – снежинка не тает никак. Мне идти от тебя и желать, чтоб, ударившись оземь, обесцвеченный снег обернулся восторгом акаций, а потом прислониться к дворовой плакучей берёзе, закурить и не плакать, не думать, не ждать, не терзаться.