Много о тюрьмах написано разного: Страшного, гнусного, мерзкого, грязного. А тот, кто от тюрем романтики ждёт, Тот идиот и моральный урод. Всё начинается прямо с порога; «На-ка дубинкой тебе, недотрога!» Что им твои ощущенья – всё в норме. Люди здесь – только которые в форме. «Шмон» - вот второе твоё униженье: Голый, несчастный, как в свой день рожденья. «Шмонщик» заглянет и в жопу и в рот В сладкой надежде, что что-то найдёт. Апофеозом твоих унижений Станет тюремных врачей заключение, Только испуг свой ты им не показывай, Если вдруг шприц твой - не одноразовый. На медосмотре ты весь обхохочешься, Если, конечно, смеяться захочется; Выяснишь, что переломы и ссадины Сделал ты сам себе, сволочь и гадина! Много часов в грязной камере тесной Будешь ты ждать, а чего – не известно. Ты ошарашен, как маленький мальчик. Не зря это место зовётся – «вокзальчик». В «хату» закинут лишь ночью глубокой Белым от страха и с жаждой жестокой, Но на три дня здесь покой обеспечен; Более в «хатах» закон человечен. А на четвёртый – уж как повезёт; Кто на «дальняк», а кто власть обретёт, Кто за «баландой» следит, за посудой, Кто мужиком был – не станет паскудой. В общем узнаешь всё сам (не дай Бог), Как переступишь тюремный порог. Так что я здесь никого не учу. Просто, от нечего делать, Шучу. Днём или ночью, утром и вечером – Целыми сутками делать здесь нечего. Время летит так, что даже не верится. Здесь всё от нечего делать и вертится. Будни и праздники с общим сценарием, Как в зоопарке, точнее – в виварии. Но в зоопарке такого не видели; Местом питомцы махнулись со зрителем. Через «кормушки» «баландой» варёною Зрителей кормят питомцы зелёные. Да, эволюция – вещь неизбежная. Впрочем, их сущность осталась-то прежняя; То зашипят, словно змеи гремучие, Яду подпустят от случая к случаю. Любят «халяву» и книжки с картинками, И «погремушки» сменили дубинками. Если же кушать им очень захочется, Ночью выходят они поохотиться. Дружно охотятся, но, между нами – Эта охота у них за деньгами. Жизнь здесь кипит за «кормушками» старыми; Вас обеспечат любыми товарами. Как на базаре – торговля отменная. «Стольник» - не деньги – монета разменная. Нам здесь ни раз и ни два продавали То, что при «шмоне» у нас же отняли. Вот капиталы откуда берутся. Деньги давай, а товары найдутся. Было б смешно, если б не было грустно. Можно бы больше сказать, только устно. Фарс, водевиль или трагикомедия. В общем-то всё – коммунистов наследие. Цель – подавление плоти и духа, Чтобы вину МЫ несли за разруху, Только с уклоном коммерческим стало. Трагедий здесь много, комедий вот мало. Последней – надежда всегда умирает. Здесь каждый о воле, конечно, мечтает И в слух говоря, что юристы все – звери, В душе он чуть-чуть в их порядочность верит. И верит ещё, что в суде станет ясно, Какой бескорыстный он, честный, прекрасный И в то, что судья, с лёгкой тенью печали, Отпустит его, извинившись вначале. Сидишь ты с надеждой, а следствие длится И вот, наконец, перелётною птицей Надежда махнёт тебе крылышком белым: «Ты, мол, здесь сиди, ну а я полетела!» Но фарс основной всё же будет в суде, Когда приговор зачитают тебе, Где не доказав, что виновен ты вроде бы, Дадут тебе срок, как изменнику Родины. И обомлев от такого бесправия, Надежда тебя уже вовсе оставила. Теперь и охотник её не поймает. Она не погибла, а где-то летает. Кассационная жалоба, вроде, Может помочь – рассуждают в народе. Может помочь – в жизни всяко бывает. Могут простить, но, скорее, добавят. Хочешь на волю быстрей возвратиться? С неба на землю пора опуститься. Как говорится: не вредно хотеть… Раз уж попал сюда – будешь сидеть. Ташкент. 1999г.