О, этот воздух – всеобъемлющ, словно Каин, И каждый раз, когда к бездонной красоте, К диковинной и самой редкой из гостей, Хочу дотронуться, узнать, она – какая, И руку к ней тяну, мне руку – отсекают. И я не понимаю, я – не понимаю, Кто это делает, к чему, за что – опять! – И – воздух взорванный в руке опять сжимаю, И – сыпется весь мир, и время – мчится вспять, К весне, не важно – к марту ли, к апрелю, к маю… А красота – эндемик в мире браконьеров – Ныряет – тут же! – в омуты, как в отчий дом, В свои сусальные чахоточные сферы, И на неё глядит уже с открытым ртом, Весь – онемевший, как на шлюху, на гетеру, Как на юродивую, тот, кто жил лишь – ею, Кто жил лишь верой, что когда-нибудь потом, Вновь узрит он – Её, святую ворожею, Шаманку снов и явей, и – огнём ведом – Её коснётся он, и – не дадут по шее… И я – не понимаю, что в таком убогом Миру ещё теперь я должен сделать, чтоб Снискать приязнь у палачей моих, у Бога, И право заслужить – когда-нибудь потом! – К прозрачной красоте дотронуться, потрогать, И если через много – в спячке проведённых Порожних лет наступит новая весна… – Чтоб руки не рубили мне, когда дотронусь Я к нежной гостье, к ней, божественной, бездонной, Которую я видел, но – не смог познать.