Сибирский хаски. Сибирские охотники говорят, что Хаски потому так бесстрашен, что у него четыре жизни. Я же всегда недоумевал, откуда появилась эта цифра четыре. Три, пять или семь были бы куда привычнее. Однако, легенда… Было время, когда Бог расселял собак по Земле. В Северную Африку - Аиди, в Австралию - Динго, в Японию - Акиту, в Альпы – Папийона. Дошла очередь и до Сибири. - Кто в Сибирь-матушку хочет? – спрашивает Господь. Молчат собаки, мнутся. - В Сибири хорошо, - продолжает Бог. – Тайга, дичи полным-полно, кедровые орехи, стерлядь, грибы, ягоды. Неужели никто не хочет в эти благодатные земли? Помалкивают собаки, глаза прячут. Тут, вдруг, растолкав всех, выходит Хаски. - Я готов, Господи. - Вот молодец, вот красавец, – обрадовался Бог. – А за смелость такую, награжу. Будет у тебя теперь не одна жизнь, как у всех, а целых пять! Сказано-сделано! Распределяет Господь оставшихся собак, как вдруг в задних рядах, шум, крик! - Что такое? – вопрошает Бог. - Хаски повесился!!!! Вынули Хаски из петли, сбрызнули водой – ожил. - Ты что же творишь, сукин сын! – вопрошает Господь. А Хаски, оказывается, решил проверить, не умрёт ли он с первого раза. Осерчал Бог и лишил весь Хаскин род одной жизни. Вот такая история… Американский водный спаниель (Бойкин спаниель) Жил-был в Африке маленький негритёнок Нгаба. Были у него мама, папа и ручная обезьянка. Счастливо и беззаботно текли его дни, но однажды, напали на него злые пираты и забрали к себе на корабль. Там маленького Нгабу заставляли мыть палубу и чистить сапоги гадкому одноглазому капитану. Долгих два года плавал негритёнок с пиратами и проклинал свою несчастную жизнь. Но, как-то раз, пираты выпили слишком много крепкого рома и разбили свой корабль о рифы. Все до одного утонули, а Нгаба спасся. И подобрал его большой белый корабль с гордым названием «Непокорный». Плавали на этом корабле сильные и отважные российские моряки. Вытащили они из моря негритёнка, дали воды и вкусного хлеба с салом. А один, самый сильный и большой моряк, дал мальчику имя Борька и начал учить русскому языку. Скоро негритёнок свободно говорил, писал и читал по-русски. Вот только не давалась ему буква «Р», поэтому себя он называл Бойка. Как то причалил корабль «Непокорный» к берегам Америки. И только сошли моряки на берег, как злые американские рабовладельцы прокрались на борт и украли Бойку. Увезли на далёкую реку Миссисипи и заставили собирать хлопок, да чистить сапоги. Плохо и одиноко жилось на плантации русскоговорящему негритёнку. Однажды Бойка нашёл на хлопковом поле раненого щенка спаниеля и тайком принёс в свою лачугу. Мальчик вылечил собачку и она стала его другом. Рабам запрещалось держать своих собак и случилось так, что слуги злого плантатора прознали о спаниеле. Страшно рассвирепел рабовладелец и решил казнить Бойку и его собаку. Что бы другим рабам было неповадно. Вывели слуги мальчика и спаниеля на высокий берег реки Миссисипи, связали руки и приготовились стрелять. Как вдруг, видят, плывёт по реке большой белый корабль, а на нём огромные матросы наводят орудия прямо на плантацию. Бросил корабль якорь, спустились шлюпки и поплыли к берегу. А в шлюпках сидят матросы и зло ругаются, а самый большой из них, разорвал полосатую майку на груди и грозит кулаком. Побросали слуги ружья и кинулись наутёк. А матросы развязали Борьку и его спаниеля, сожгли плантацию, освободили рабов, отравили колодцы и опять сели на корабль с гордым названием «Непокорный». Выплыли они в море и отвезли всех бывших рабов домой в Африку. А Борька со спаниелем решили и дальше служить с русскими моряками… Финская гончая. Когда в 1907 году Владимир Ильич Ленин вернулся из Финляндии, где он скрывался от агентов царской охранки, то привёз оттуда множество сувениров. Копчёной рыбки, тёплых курток, спиннинг, щенка Финской Гончей, галоши фирмы Nokia, бутылку ягодного ликёра, набор для сауны, финский нож Puukko, оленью шкуру – всего не перечислишь. Надежда Константиновна обрадовалась, закружилась в танце. В одной руке кусок рыбки, в другой - меховые сапожки. - Володенька, какая прелесть! - Остынь, Надюша! Это всё товарищам по партии, семьям рабочих и солдатским депутатам. - И щеночек? – растерялась Надежда Константиновна. - Будут ещё у нас, Наденька, и детишки, и щеночки, и попугайчики. А сейчас всё раздадим. Ножичек только себе оставлю. Архиславная финочка, - и Владимир Ильич задумчиво улыбнулся. Надежда Константиновна как-то сразу обмякла лицом и приготовилась разреветься. - Да шучу я, шучу, - заразительно рассмеялся Ильич. – Наше это всё! Накрывай на стол, рыбка моя! Мастино наполетано (MASTINO NAPOLETANO) Жила была в деревушке, что раскинулась у подножия Альп, маленькая девочка. Каждый раз, когда она собиралась в горы, пострелять диких козлов, покататься на лыжах или просто нарвать эдельвейсов, мама говорила ей: « Будь осторожнее, дочурка. Берегись злого Волка и всегда бери с собой верного Мастино Наполетано». Девочка так и поступала… Ну, а что случилось далее, догадаться несложно. То ли пёс где то спал, то ли бегал по своим делам, но случилось так, что девочка оказалась в горах совсем одна. Надышалась целебным воздухом, попила воды из хрустального ручья, сплела венок из альпийских цветов и, совсем уж было собралась домой, если бы не Волк. Разумеется, учуял, что Мастино Наполитано отсутствует и немедленно явился. Спрашивает ехидно, - А где, Уважаемая, Ваш пёсик? Рост 72 см. Вес 65 кг. Шерсть короткая. Широкий череп. Глаза посажены прямо и широко. Тело удлинённое. - Остался дома, - отвечает девочка. - Догадываетесь, чем это для Вас обернётся? – издевается Волк. - Не ешьте меня, пожалуйста, - заплакала девочка. - Это почему же? – деланно изумился Волк. - Очень хочется ещё пожить, - честно ответила девочка. - Что ж, сказано с подкупающей прямотой, - оценил Волк. – Однако, неубедительно. И съел девочку. Теломиан. Этим летом Филипп нашёл себе работу в цирке. Точнее, даже не в цирке, а так, в наспех сколоченной труппе неудачников и бродяг. Днём артисты подрабатывали кто где, а вечерами давали представления в каком-нибудь из отелей побережья. Если договориться ни с кем не удавалось, то просто валялись на берегу, курили и пили вино из пакетов. В состав труппы входило трио йогов – молодых арабских парней в чалмах. Они умели лежать на битом стекле, глотать шпаги, выдыхать огонь и втягивать живот так, что становился, виден позвоночник. Ещё был заклинатель змей, а, точнее, полусонного удавчика, пара акробатов, муж и жена, молчаливые эмигранты из Польши и, собственно, Филипп. Фокусы и волшебство! Его номер всегда шёл последним. Йоги-арабы, скрестив ноги, садились в глубине сцены и ладонями выстукивали по полу некое подобие барабанной дроби. Гимнасты выносили, обклеенный звёздами из фольги узкий, длинный ящик и тут, скрестив руки на груди, появлялся Филипп. В красном плаще и цилиндре. Он кланялся и щёлкал пальцами. Из-за занавеса, на задних лапах, выбегала собачонка породы Теломиан, неся в передних лапах ножовку. Наш фокусник укладывал собаку на спину в ящик и накрывал крышкой. Теломиан просовывала в специально вырезанные отверстия лапы и уже начавшую седеть голову. Филипп принимался медленно пилить ящик посередине, а собака тем временем, улыбалась зрителям и радостно болтала всеми четырьмя лапами. Распилив собаку, фокусник кричал «Оп-ля!». Опять появлялись гимнасты и каждый уносил свою половинку распиленного Теломиана. Филипп на мгновение исчезал за занавесом и появлялся вновь, ведя за лапу, целую и невредимую собаку. Представление заканчивалось. Немецкие старушки веселились и бросали на сцену монетки, а их седовласые спутники салютовали труппе стаканчиками с ромом. Этот номер, нехитрый реквизит и двух Теломианов Филипп купил, а точнее, обменял на часы и три бутылки виски у татуированного старика малайца, отбывающего на родину. Секрет фокуса был прост. Ящик состоял из двух отделений. В одно первый Теломиан укладывался ещё за сценой, в другое, второй, уже на глазах у публики. Затем, первый просовывал в отверстия задние лапы, а второй, соответственно, передние лапы и голову. Филипп же пилил посередине. Очень просто. Ясно, что пилкой собак много денег не заработаешь, но их вполне хватало, что бы продержаться до осени. А в октябре Филиппа уже ждало место в автомастерской, где он планировал проработать до весны, поднакопить деньжат и встретить новый курортный сезон с лицензией аквалангиста-инструктора и новёхоньким снаряжением. Однако, Теломианы, как говорится – подкинули проблем. Первые две недели они вели себя безукоризненно, но в начале третьей выдвинули ультиматум. - Хочу шёлковую шапочку с кисточкой и красный ошейник, – сказала та, кто в номере была Головой. Надо сказать, что Филипп не озаботился дать собакам имена, а называл их соответственно занимаемому в ящике месту – Голова и Попа. - А мне ботиночки. Ботиночки хочу! – заверещала Попа. - Девицы, - Филипп в это время, как раз надевал свой факирский плащ, - давайте так. Работаем до осени, затем я покупаю вам шапочки, поясочки, ботиночки и весело расстаёмся. Хотите, пристрою вас в «хорошие руки», хотите, просто разбежимся. - Сейчас. Сейчас хотим! – заблажили Голова и Попа. - Отстаньте, идиотки. Сейчас работаем. Но, всё оказалось не так просто. Казалось, что собаки смирились и номер пошёл своим чередом, до того момента, пока Филипп не начал пилить ящик. Вместо того, что бы улыбаться публике, Голова пронзительно взвизгнула, а задние лапы растопырились и напряглись. Филипп угрожающе взглянул в наглые круглые глаза Теломиана и вновь толкнул ножовку вперёд. Голова заорала так, что кто-то из зрителей уронил свой стакан. - Заткнись, сука – прошипел Филипп, и продолжил пилить. Голова завизжала, задние лапы забились в конвульсиях, из перекошенной мукой пасти потекла пена, а Филипп пилил всё быстрее, стараясь закончить превратившийся в кошмарный бред номер. Старушка в белых брючках, сидевшая ближе всех, вскочила на ноги, схватилась рукой за сердце и начала заваливаться на стол… Затем арабы держали порывающегося убить собак Филиппа за руки, затем был скандал с менеджером отеля, затем сидели у костра на берегу и пили вино из пакетов. Теломианы, лишённые ужина, мрачно сидели поодаль. - Снимаем номер, - мрачно сказал Заклинатель Змей, он же негласный руководитель труппы. Все согласно покивали. - Нельзя ли Вас, мсье фокусник, извините, не знаю Вашего имени на несколько слов, - в освещённый костром круг вошёл седовласый господин в кремовом костюме. – Эжен Маркс – представился он. – В некотором роде, импресарио. - Говорите здесь, - Филипп опасливо придвинулся к своим. - И, всё же, позвольте настоять, - добро улыбнулся Маркс. – Буквально две минуты. Филипп, отряхиваясь, встал, позволил взять себя под руку, и они неспешно тронулись вдоль кромки воды. - Видите ли, дорогой мой, - начал кремовый Маркс, - я представляю некий закрытый клуб, созданный очень, заметьте, очень влиятельными джентльменами. Как вы можете догадаться, всё очень пристойно и строго. Разумеется, никаких девочек и прочих фривольностей. Однако, иногда приглашаем, выступить артистов, работающих, скажем так, в нетрадиционных направлениях. Понимаете меня? Что-то типа вашего сегодняшнего номера. Такой жанр чёрного юмора. Филипп растерянно кивнул. - Дорогой мой, - Маркс прикурил папиросу, - давайте не будем зря тратить время. Ведь вы здесь зарабатываете монет десять? - Двадцать пять, - голос Филиппа предательски дрогнул, и он покраснел от стыда. - Я предлагаю, - Маркс затянулся папиросой, - сто за одно выступление… В гримёрной клуба Филиппа встретили подчёркнуто холодно, но вежливо. Мятый красный плащ заменили на чёрный шёлковый, покрыли лицо белым гримом и напомадили волосы. Номер прошёл, как по маслу. Голова вопила и брызгалась пеной, Попа агонизировала. Зрители сидели бесшумно, а в конце благодарно аплодировали. Господин Маркс предложил подписать контракт на полгода. А вечером, бесстыдно глядя ему в глаза, Теломианы выдвинули новые условия. - Мы всё слышали про сто монет, - начала Попа. - Теперь мы едим только свежее мясо. Три раза в день, - продолжила голова. - И не больше одного выступления в неделю! - И две шёлковые шапочки! - И два ошейника! - Красных! - Остановитесь, девицы, - холодно улыбнулся Филипп. – Один нюанс. Господин Маркс интересовался, нельзя ли номер сделать пореалистичнее. Типа, без обмана. На одно выступление нужна будет только одна собака. Триста монет. - Я не очень-то поняла, – испуганно улыбнулась Попа. - Ты же не пойдёшь на это, дорогой? – занервничала Голова. – Мы же, команда, Филипп! Зачем такие крайности? Кстати, а почему обязательно собака? А, может быть кошка? Представь! Мы с Попой двуручной пилой распиливаем кошку… - И обе в шёлковых шапочках, - радостно закивала Попа. Испанский гальго Испания 1939 год. Жарким летним днём Гальго пришёл с хозяевами в порт. Несмотря на жару, народу собралось, не протолкнуться. Мужчины: моряки и солдаты, были молчаливы и вооружены, а женщины, все, как одна кричали и плакали. Но, что больше всего поразило Гальго, так это количество детей от 3 до 15 лет. Они сжимали в руках небольшие чемоданчики или узелки и, маша взрослым на прощанье руками, поднимались по узкой лестнице на огромный корабль. Потом заиграл оркестр, женщины закричали громче, некоторые мужчины стали стрелять в воздух, а пароход тревожно заревел. Дети больше не взбирались на корабль, и трап был пуст. Все чего-то ждали, и это ожидание становилось невыносимым. Оркестр заиграл громче, и тут Гальго не вынес сгустившегося напряжения и бросился по трапу вверх, на пароход. Он был уверен, что самое интересное будет происходить там! Лавируя между детьми, Гальго стрелой промчался по палубе и ринулся обратно на пристань. Увы, трапа уже не было. Корабль содрогнулся, загудел и, чуть покачиваясь, поплыл… Первую неделю плавания Гальго грустил и не мог ни с кем говорить. Ему было страшно и одиноко. Однако дни шли, жизнь продолжалась и в порт Кронштадт, наполненный незнакомым говором, он ступил уже в компании друзей. Пароход опять гудел, снова играл оркестр, и встречали их суровые мужчины и плачущие женщины… Одну часть детей разобрали по семьям, а вторую отправили в детский дом. Туда же попал и Гальго. Здание детского дома было огромным, серым и холодным. Жили дети на последнем этаже в огромных комнатах с металлическими кроватями. Каждому полагался матрас, одеяло, подушка и тумбочка. Первые полдня ребята учились, затем обедали и шли работать в мастерские. На занятия Гальго не пускали, зато он подружился с мастером-сварщиком. – Хоть ты и собака, - говорил мастер, - но сварщика я из тебя сделаю первостатейного. Выучишься - пойдёшь на судоремонтный, а там тебе паёк, бронь и уважение. А, народ там какой, в твоей Испании таких парней днём с огнём не сыщешь! - Спасибо Вам за заботу, - преданно отвечал Гальго. И добавлял, как это было здесь принято - товарищ… Наступила зима, и Гальго понял, что пора возвращаться домой. Скудный рацион, жёсткая кровать с сеткой, обжигающие искры сварки – всё это ещё можно было терпеть, но пронизывающий до костей ветер и снег были невыносимы. Вечерами Гальго потихоньку сматывался из детдома в порт и там внимательно прислушивался к проходившим морякам. Наконец, услышав знакомую речь он, крадучись, пробрался на корабль и, прячась в трюме, дождался отплытия… И вот, однажды ночью, он сквозь сон почуял знакомый запах. Пахло сухой травой, оливами, овцами и цветами. - Испания, - прошептал Гальго. Он не стал ждать прибытия в порт, а просто прыгнул вниз, в тёплые волны и поплыл на запах. Берег оказался на удивление близко… Почти месяц он прожил на пляже. Купался в изумрудной воде, собирал мидии, гонялся за пугливыми чайками. Шерсть на боках свалялась, и в ней завелись блохи, от мидий начинал побаливать желудок. Пора было идти к людям, и ранним утром Гальго потрусил вперёд, вдоль самой кромки воды. Ближе к полудню он встретил мужчину и женщину в купальных костюмах. Они сидели у костра и, смеясь, жарили мясо, поливая его вином из плетёной бутылки. - Смотри, - закричала женщина, - настоящий Гальго, только грязный и худющий. Иди к нам, бедняга. Есть хочешь? Гальго осторожно приблизился к ним, насколько мог преданно посмотрел в глаза и попросил, - Возьмите меня к себе. Пожалуйста. Я буду слушаться. А если понадобится, то я и сварщиком могу. – И, добавил, по привычке, - товарищи… За всеми остальными породами (с картинками) прошу сюда - http://zhurnal.lib.ru/editors/o/olifant_o/pios.shtml