II Идет третий день моей болезни, и я уже нигде не появляюсь без платка. Если воспользоваться моим феноменом и вспомнить, что каждый раз представлял собою лицей во время моих трехмесячных недугов, - можно было бы хоть частично воссоздать лицейские четыре года. Удивительно, что я должен прибегать к таким картинам ради простых воспоминаний. Память, как обычно, сохранила мне несколько забавных вспышек, но не сохранила хронологии и истории - таково общее свойство памяти; иначе мы не нуждались бы не только в описательной науке, но и в самом языке, который, приукрашивая или отлаживая события заново, заменяет нам то, что упущено памятью. В моих мыслях о прошлом нет и доли хронологического ощущения времени: вспоминая случай и смеясь над ним, я никогда не размышляю - что это был за год, произошло это слишком или не слишком давно и так далее. Так, всю жизнь в лицее я могу изобразить в пяти-шести нелепых сценах либо характерах: это не от блистательного владения пером и речью, но скорее от неумения сделать лучше - как я уже и сказал. Об лицее узнали из газет. Это было как раз то время, когда в простой школе свое дитя мог оставить лишь несведущий либо не заботящийся о нем человек. Желание матери «устроить» мою судьбу стало так велико, что я сдавал экзамены одновременно в два пансиона - ездил по горячей Москве поочередно в два закоулка и на всякий случай запоминал две дороги. Лицейские экзамены были: русский язык, математика и третий - история и литература вместе. Тот третий, где я отвечал, что язонова Колхида - это нынешняя Грузия, меня и вывел, поскольку на первых двух я провалился. Два сданные предмета из четырех, разумеется, не обеспечивали мне место и требовали некоторой протекции. С меня при семейном разговоре настрого потребовали ответа: собираюсь ли я учиться? Я поклялся учиться и после звонка ректору попал в набор. Неприятные ситуации часто дают нам силы на то, на что в обыкновенное время нам не достало бы темперамента. За дни экзаменов, пришедшихся на май, я настолько привык к мысли, что оставляю старую школу, что даже в последних прохладных беседах с П. говорил о своем перемещении как о данности - он, конечно же, разуверял меня. Теперь я вижу, что возможность не поступить в лицей ни в какое сравнение по устрашающему действию для меня не шла с возможностью возвратиться опять в свой старый круг, не исполнив оглашенного в нем намерения. Скорее всего, именно эта боязнь подвергнуться молчаливому осмеянию среди старых товарищей и сделала мое обещание учиться совершенно искренним. Как это уже ясно, я не учился в лицее ни единой минуты за все четыре года - но ответ мой летом 93-го года был так сердечен, что даже и сейчас я не могу себя упрекнуть во лжи. [Продолжение следует...]