Шляпа была предметом довольно значимым на закате советской власти. У каждого уважающего себя председателя колхоза, инженера, преподавателя ВУЗа была шляпа. Не говоря уже о членах политбюро. Не говоря. Это еще у них повелось со времен Хрущева. Почти на всех фотографиях Никита Сергеевич в такой шляпе. А вот у Ленина шляпы не было (как будто). Не могу вспомнить ни одной такой фотографии, где бы Ленин был в шляпе. Кепка – это, да. И ни одного «старого большевика» не могу припомнить в шляпе. Картузы, кепки, папахи – были, а шляп – не было. Наверное, большевистский имиджмейкер им посоветовал шляпы не носить. Они ведь, как бы, вожди пролетариата, и где-то, как-то должны были бы быть с этим пролетариатом «плоть от плоти». Ну, хотя бы в плане одежды и головных уборов. А шляпы, как я предполагаю, до революции носили всякие паршивые интеллегенты, вроде профессоров, юристов и прочей мелкобуржуазной сволочи. А еще носили котелки. Это был головной убор биржевых жучков, а также, филеров или шпиков. Раньше часто показывали революционные фильмы, и в них всегда революционер был в картузе каком-нибудь, а шпик – в котелке. И всегда легко было определять по этому признаку, кто есть кто. И Сталина не могу представить в шляпе. Ну, с военным френчем и штанами с лампасами (Сталин ввел эту униформу диктаторов в моду на все времена), шляпа как-то действительно не сочетается. Тут, очевидный выбор – фуражка. Хотя соратники Сталина (пришедшие на смену «старым большевикам») шляпы носили с удовольствием. Сразу на память приходит Берия, Молотов, Литвинов и прочие из той же компании. А затем, шляпы благополучно дожили до конца советской власти, и как-то незаметно сошли на нет. Возможно, и сейчас их кто-то еще носит, но я что-то давно уже не встречал на улице человека в шляпе. И форма у такой советской шляпы была особенная. В старых американских фильмах в похожих шляпах (а ля Индиана Джонс) всегда ходили гангстеры. Но те американские шляпы, как мне кажется, были немного другой формы или фасона. Они выглядели как-то иначе, более агрессивно, что ли, возможно, за счет несколько удлиненной формы и резких углов фюзеляжа. А наша советская шляпа была вся такая округлая и совершенно мирная. Добро всегда выбирает для своего материального выражения формы мягкие и округлые, в отличии от зла (зло, в контексте этой статьи – американские гангстеры, а, вовсе не мировой американо-сионистский заговор, как может быть кто-то подумал). А низший социальный слой советского общества, всякие там рабочие-и-колхозницы (в современной терминологии – быдло) шляпы не любили и почти никогда не носили. Существовала еще презрительная фраза «…а еще шляпу надел!». Ею любили ругаться в общественном транспорте. В переводе на русский она означала, примерно, следующее: «А ты, куда мразь интелегентская в наш трамвай (троллейбус) лезешь?!» Сам я никогда не носил «советскую» шляпу, может быть, только примерял пару раз в шутку. И отца своего не помню в такой шляпе. Папа мой всю жизнь проработал шофером и, очевидно считал себя «черной косточкой», для которой шляпа – моветон. Хотя все в его жизни могло повернуться иначе. После школы он учился на фельдшерских курсах или в техникуме с медицинской специализацией, что-то в этом роде и рассчитывал в дальнейшем получить профессию врача. Но тут ему пришел срок служить в армии. Прослужил год, а потом выкинул такой хитрый фортель: военнослужащим срочной службы предоставлялась возможность поступления в офицерские училища и вот он как раз, ею и воспользовался. На самом деле, отец не собирался связывать свою судьбу с армией, он хотел просто съездить в родной город профилонить там, если получиться сбегать домой в самоволку, встретиться с родней, завалить вступительные экзамены и благополучно вернуться в часть. Но не тут-то было. Там таких умников много было среди поступающих, и приемная комиссия выбирала среди них тех, кто ей понравиться и этим «счастливчикам» шанса завалить экзамен не предоставлялось. Так мой папа стал курсантом Харьковского танкового училища. Унести из него ноги он смог только путем симуляции лунатизма или снохождения. Такое вот он нашел применение своим фельдшерским знаниям. После демобилизации, папа решил все-таки поступить в институт. Для надежности он подал документы сразу в два: в медицинский, и в стоматологический. В один по паспорту, в другой по военному билету. Некоторые экзамены в обоих институтах проходили в один день, и чтобы не опоздать он мчался через город на мотоцикле. Одет он был при этом в курсантскую танкистскую форму. Мда… В результате, он поступил в оба, но учиться стал в стоматологическом. Проучился три года (самых трудных, как говорят) и бросил. Пошел работать шофером, как я уже говорил, несмотря на то, что был от рождения дальтоником. Но в душе оставался врачом. Давал соседям бесплатные консультации, приходил на помощь утонувшим забулдыгам – делал им искусственное дыхание и все в таком роде. Если бы папа стал врачом, я думаю, он и шляпу стал бы носить. А так – нет. Напротив, мой отчим шляпу носил. Это и не удивительно, отчим был профессором, завкафедрой университета, ученым. И из семьи он вышел такой же – профессорской. И носил шляпу вполне заслуженно. И отец отца, мой дед тоже носил шляпу. Был он, правда, не профессором, а кем-то вроде заведующего угольными складами. Говоря современным языком – бизнесменом (сидел на углеводородах, шутка ли!). В Куршавель, правда, не ездил, но по тем временам, был достаточно обеспеченным человеком. Например, он купил телевизор, когда еще никто из соседей не мог себе этого позволить, и эти самые соседи толпами приходили в гости смотреть фильмы и передачи. На свадьбу моих родителей Дед подарил им частный дом. Хороший подарок на свадьбу, я считаю. Когда я женился, мой Папа подарил мне всего лишь тысячу рублей в ценах 1984 года – выслал мне их телеграфным переводом. Тоже неплохо, конечно, но все же, это не дом! А я своему сыну на свадьбу смогу подарить, разве что, виртуальную открытку через Интернет (с большой буквы пишу, как положено!). Так мельчает Род. В те времена, как и сейчас, бизнес являлся занятием опасным. Могли посадить. Но пронесло. Не в смысле желудочно-кишечном, а в смысле везения. Я, кстати, Деда не осуждаю за его, очевидно, противоправные деяния. Во-первых, осуждать своих родителей – это дурной тон и не по-христиански. Во-вторых, так была устроена эта система, так она работала. Или воруй или сиди с голой жопой. В-третьих, Дед был фронтовик, а я к фронтовикам, вообще, отношусь с уважением. Дело даже не в том, что они «уберегли Мир от коричневой чумы» и все такое прочее. Просто я иногда ставлю себя на их место и понимаю, что сам фронтовиком никак не смог бы стать, ни при каких обстоятельствах. Как-то я себя не вижу в этой роли, допустим, бросающимся под танк с «поясом шахида» или закрывающим грудью амбразуру вражеского дота. Это надо иметь серьезную мотивацию, чтобы так поступить. И в снегу я не смог бы спать. Ну, никак бы у меня это не вышло, при всем желании. А когда мы сами не можем чего-то сделать, а другие делают, то мы таких людей всегда уважаем. И, потом, как вот это, людей убивать? Нет, конечно, есть такие отморозки, для которых, что человека убить, что голубя – все едино. Но ведь, для нормального человека это трудно. Всю жизнь ему внушали, что убийство – это одно из самых тяжелых преступлений и за него, кстати, всегда, назначают самое суровое наказание. И тут вдруг раз! Все меняется на противоположный знак, убийство, наоборот, становится наивысшим благом и, чем больше народу убьешь – тем лучше. Это как смена магнитных полюсов у планеты, только круче. По сути – это кардинально изменение мировоззренческих ориентиров. А потом проходит 2-3-4 года, война заканчивается и говорят: «А теперь все меняем назад, как было, убивать снова нехорошо». И у многих психика не выдерживает от таких кардинальных переключений туда-сюда, а, вовсе не от неприятных видов, крови, кишок намотанных на гусеницы, мозгов на асфальте и прочего в том же роде. Тяжело это, наверное, заниматься убийством изо дня в день. Я бы не смог, точно. А носил ли мой прадед шляпу? Боюсь, что на этот вопрос я ответить не смогу. Никаких фотографий от него не осталось. По семейному преданию, прадед мой был священником и в годы репрессий был арестован и расстрелян. Семья жила тогда где-то на границе с Белоруссией и чтобы уберечься от преследований за родственную связь с «врагом народа» разбежалась, кто куда, дед уехал на Украину в Харьковскую область. А его братья рассеялись по всему СССР, кто-то из них оказался даже в Средней Азии. Уже в конце 70-х все эти братья собрались на встречу (те из них кто остался жив к этому дню) и я их, даже видел мельком. Но особого любопытства они у меня тогда не вызвали, в то время для меня гораздо более интересным представлялось изучение восточных единоборств. Меня только удивило, что тот из братьев, который прожил всю жизнь в Средней Азии, сам теперь выглядел как азиат, даже разрез глаз был соответствующий. Я пробовал найти в Интернете информацию о своем прадеде и отыскал следующее: Попель Федор Мартынович Родился в 1874 г., Могилевская обл., Мстиславский р-н, дер. Сватковичи; русские; б/п; Вознесенская церковь, г. Рославль Западной обл., священник. Арестован 19 июля 1937 г. Рославльским РО НКВД Приговорен: тройка УНКВД Западной обл. 15 августа 1937 г., обв.: 58 - 10, 11. Приговор: расстрел Расстрелян 30 августа 1937 г. Реабилитирован 11 декабря 1958 г. Смоленский областной суд Источник: Книга памяти Смоленской обл. К сожалению, я не уверен, что эта информация именно о моем деде, хотя совпадает и имя (отчество мне неизвестно), и время, и приблизительно, место. Списки репрессированных на этой интернет-страничке даны в алфавитном порядке и меня поразило, сколько там моих однофамильцев. А ведь фамилия, прямо скажем, не самая распространенная. Какую опасность представлял для власти 63-летний священник, мне до сих пор непонятно. Правильно на стенах писали в 80-х "Коммунисты - козлы". А сегодня на стене, если писать, даже и непонятно кого ругать. Написать "Мы все козлы" психологически сложно. Остается написать просто "Козлы" или "Хуй". Так и пишут. Однажды, я дорос до такого возраста, что мне сделалось любопытно, как это мой отец стал профессиональным водителем, будучи прирожденным дальтоником? В ответ на мой вопрос, папа показал мне такую специальную книжицу, которую используют на медицинской комиссии для отсева дальтоников и прочих слабовидящих граждан. На каждой странице имелся рисунок, состоящий из разноцветных кружочков. Например, фон рисунка состоял из зеленых кружочков, а из красных кружочков было затейливо выложено какое-либо число, допустим 69. Прихлебывая черное кофе из чашки с щербинкой, папа пояснил мне, что достал эту книжицу по большому блату и заучил наизусть - на какой странице какое число написано. После этого я, отчасти, понял, в каком сложном и замысловатом мире мне предстоит жить. Мир этот оказался действительно сложным и устроенным, весьма нерационально. Взять, хотя бы родной язык. Вот зачем, скажите на милость, использовать такие сложные и неудобопроизносимые слова как «ассенизатор»? Разве нельзя было придумать для обозначения этой профессии, слово, состоящее из меньшего количества букв? Есть такое слово «крот». Если разложить его на составные буквы и попробовать перемешать их в произвольном порядке, то получится целый ряд слов, которые нигде и никак не задействованы. Ну, скажем, «корт» используется, хотя это явный англицизм. С некоторой натяжкой можно признать право на жизнь за словом «торк» (как производное от «торкнуло» - субъективного ощущения от доброй понюшки кокаина). И это все. Такие слова как «оркт», «октр», «окрт», действительно, имеют несколько неудобное для русского уха звучание, но чем плохи «ктор» и «трок»? На последнее из них, кстати, я бы хотел зарегистрировать свое авторское право. Отчего бы не заменить неудобное «ассенизатор», на емкое и лаконичное «трок»? Подумайте, какую огромную экономию бумаги, типографской краски и времени, можно было бы получить в случае подобной замены! Конечно, мне, как правообладателю, положены были бы некоторые отчисления за использование этой моей интеллектуальной собственности. Но в данном случае, я бы не стал гнаться за барышом и ограничился бы скромной суммой в два евроцента за каждый случай употребления в печатном виде. Пожалуй, даже готов еще немного уступить в цене. Но это так, к слову. Другой мой дед (по линии матери) родился где-то между Бессарабией и Одессой. Антисемиты, прекратите радостно потирать свои потные руки! Дед был вполне русским и фамилию носил соответствующую – Рублев. Как известно, в тех местах промышляла банда Котовского (или отряд красной армии – кому как больше нравится) и дед оказался в ней. Что там было и как, я не знаю, информации – ноль. Бабушка умерла рано, и никаких историй я от нее не слышал, мама тоже, мало что рассказывала. Известно только, что потом в 20-х годах дедушка воевал в Средней Азии в чекистских частях, как было принято говорить в СССР «гонял душманов». Вот так вот, из бандитов – в чекисты! Впрочем, я всегда догадывался, что это два изоморфных состояния одного и того же вещества. Троки человеческого стада, ёптыть (ух ты, задолжал сам себе два евроцента…) Вполне закономерно, что к тому возрасту, когда я стал догадываться, в какой стране я живу (годам к 14), у меня появилось желание узнать о степени участия моего дедушки в репрессиях. На прямо поставленный вопрос, мама среагировала неожиданно горячо. Она заявила, что дед, напротив, спасал людей от ложного навета и сам был под серьезной угрозой ареста. Как бы там ни было, но я предпочитаю думать, что дед тяготился своим чекистским положением. Косвенным свидетельством этому, служит тот факт, что он не стал развивать свою чекистскую карьеру, а окончил сельскохозяйственный институт и до самой войны занимался административной работой. Сначала заведовал сельскохозяйственным институтом (или институтом свекловодства, точно сейчас не помню) в г. Глухов Сумской области, а потом до самой войны руководил институтом того же профиля в Одессе. На войну дед отправился в звании майора НКВД. Насколько мне известно, немцы не утруждали себя пленением подобных военнослужащих. Дед пропал без вести в киевском котле. Носил ли он шляпу? Думаю, да. Но, на немногочисленных сохранившихся фотографиях, он всегда позирует без головного убора. В процессе написания этих заметок я заглянул в Википедию. Статья о Котовском показалась мне любопытной, и я хочу привести из нее несколько отрывков. Котовский был застрелен 6 августа 1925 года во время отдыха в совхозе Чебанка Мейером Зайдером по кличке Майорик, бывшим в 1919 году адъютантом Мишки Япончика. По другой версии Зайдер не имел отношения к военной службе и не был адъютантом полководца, а был бывшим владельцем одесского публичного дома. Документы по делу об убийстве Котовского находятся в российских спецхранах под грифом «совершенно секретно». Мейер Зайдер не скрывался от следствия и сразу заявил о совершенном преступлении. В августе 1926 года убийца был осужден к 10 годам заключения. Находясь в заключении, практически сразу же стал начальником тюремного клуба и получил право свободного выхода в город. В 1928 году Зайдер был освобожден с формулировкой «За примерное поведение». Работал сцепщиком на железной дороге. Осенью 1930 году был убит тремя ветеранами дивизии Котовского. У исследователей есть основания полагать, что все компетентные органы располагали информацией о готовившемся убийстве Зайдера. Убийцы Зайдера осуждены не были. Легендарному комкору советскими властями были устроены пышные похороны, сравнимые по помпезности с похоронами В. И. Ленина. На следующий день после убийства, 7 августа 1925 года из Москвы в Одессу срочным порядком была направлена группа бальзаматоров, во главе с профессором Воробьевым. Спустя несколько дней работа по бальзамированию тела Котовского была закончена. Мавзолей был изготовлен по типу мавзолея Н. И. Пирогова под Винницей и Ленина в Москве. Вначале мавзолей состоял лишь из подземной части. В специально оборудованном помещении на небольшой глубине был установлен стеклянный саркофаг, в котором при определённой температуре и влажности сохранялось тело Котовского. Рядом с саркофагом, на атласных подушечках хранились награды Григория Ивановича — три ордена Боевого Красного Знамени. А чуть поодаль, на специальном постаменте находилось почётное революционное оружие — инкрустированная кавалерийская шашка. В 1934 году над подземной частью было воздвигнуто фундаментальное сооружение с небольшой трибуной и барельефными композициями, на тему гражданской войны. Так же как и у мавзолея Ленина, здесь проводились парады и демонстрации, проводились военные присяги и прием в пионеры. К телу Котовского был открыт доступ трудящихся. В 1941 году во время ВОВ, отступление советских войск не позволило эвакуировать тело Котовского. В начале августа 1941 года Котовск сначала занимают немецкие, а потом и румынские войска. 6 августа 1941 года, ровно через 16 лет после убийства комкора оккупационные войска разбили саркофаг Котовского и надругались над телом, выбросив останки Котовского в свежевырытую траншею вместе с трупами расстрелянных местных жителей. Рабочие железнодорожного депо, во главе с начальником ремонтных мастерских Иваном Тимофеевичем Скорубским, вскрыли траншею и перезахоронили убитых, а останки Котовского собрали в мешок и сберегали у себя до окончания оккупации в 1944 году. Помните песни «одесского цикла» Розенбаума: «Гоп-стоп», «Заходите к нам на огонек», «Нинка как картинка»? Они написаны Розенбаумом в юности и навеяны «Одесскими рассказами» Исаака Бабеля. Главный герой этих рассказов - Беня Крик – литературный образ, прототипом которого явлился Миша Япончик (не тот Япончик – друг народного артиста СССР, народного артиста РСФСР, народного артиста Украины, народного артиста Дагестанской АССР, заслуженного артиста Чечено-Ингушской АССР, народного артиста Ингушетии, лауреата Государственной премии СССР и премии Ленинского комсомола, действительного члена Академии гуманитарных наук, депутата Госдумы от фракции Единая Россия Иосифа Давыдовича Кобзона), а другой – одесский уголовный авторитет и, по совместительству, герой гражданской войны, адъютантом у которого, как раз, и был Мейер Зайдер по кличке Майорик, впоследствии застреливший Котовского. Полк Япончика был собран из одесских уголовников, боевиков-анархистов и мобилизованных студентов Новороссийского университета. Красноармейцы Япончика не имели единой формы, многие в шляпах канотье и цилиндрах, но каждый считал делом чести носить тельняшку. Полк был подчинен бригаде Котовского в составе 45-й дивизии Ионы Якира и в июле направлен против Петлюры. Первая атака полка в районе Бирзулы против петлюровцев была успешная, полк сумел захватить Вапнярку и взять пленных и трофеи, но последовавшая на следующий день контратака петлюровцев привела к разгрому и бегству полка. Часть полка после этого дезертировала. По легенде, полк якобы взбунтовался и захватил два поезда, чтобы вернуться в Одессу; по другим сведениям, Япончик с целью изолировать его от полка получил приказ направиться в Киев. Япончик с ротой охраны в Киев, однако, не поехал, а попытался вернуться в Одессу. Однако в Вознесенске он попал в организованную чекистами засаду и был убит при аресте (Википедия). Забавно, что мой дед был свидетелем и участником всего этого цирка. Рассуждая о некоторых, давно минувших событиях в условиях дефицита достоверной информации, мы вынуждены опираться на догадки и предположения, либо на сплетни. Размышляя, о жизни своего деда, я сделал два таких предположения. Первое, что он, как раз и мог быть одним из таких красноармейцев в шляпе канотье и тельняшке, т.е. служил в бригаде Котовского в полку Япончика. Второе, что он являлся одним из тех трех ветеранов дивизии Котовского, которые убили Мейера Зайдера. На самом деле, я не думаю, что хотя бы одно из этих предположений истинно, но некоторая ненулевая вероятность этого существует, и сам факт такой ненулевой вероятности сильно меня интригует. Что касается, сплетен, то одну из них я услышал от своей тети (сестры отца) в конце 80-х годов прошлого века. Суть ее в том, что кто-то из знакомых, якобы, встретил деда уже после войны в другом городе, живого и невредимого, но, проживавшего под чужим именем. По логике этой сплетни, дед воспользовался неразберихой военной поры для того, чтобы сменить документы и сбежать от своей семьи к другой женщине. Содержание этого слуха выдает в его авторе блондинку. Можно было бы придумать, что-то более убедительное. Например - дед побывал в плену и, опасаясь получить за это лагерный срок, присвоил себе имя какого-нибудь убитого красноармейца. В общем, чушь полная. Я об этом пишу просто потому что, такая сплетня имела место быть. Для полноты картины, так сказать. Кстати, сама тетя, как раз и является натуральной некрашенной блондинкой. Так что, может быть она сама это и придумала. В том, что решили называть Интернет или там Государственную Думу с заглавной буквы, я не вижу ничего ужасного. «Черное кофе» смущает меня гораздо больше, лучше бы, тоже его с большой буквы писали, а род не трогали, ну да ладно – чем бы дитя ни тешилось… Но вот как это обозначить в речи? Предлагаю – при каждом употреблении слова начинающегося с заглавной буквы кланяться в пояс. На двоеточие можно указать двойным подмигиванием. И так далее. Но это, опять же, к слову. Как выясняется из этих заметок, красноармейцы носили не только «пыльные шлемы» позаимствованные тогдашними дизайнерами с картин художника Васнецова на историческую тематику, но и шляпы канотье и цилиндры. Когда я попал в советскую армию, ничего такого в ней уже не наблюдалось. Летом носили пилотки, зимой шапки-ушанки, имелась еще фуражка к парадной форме. Пилотка – довольно странный головной убор, если вдуматься. От солнца она не защитит толком, от дождя тем более. В сильный холод ее можно было развернуть, и тогда она закрывала уши. Но подобное извращение (в данном случае – это не переносный смысл), отнюдь не поощрялось уставом. Вообще, защита ушей от холода в армии презиралось как признак слабости духа. У многих солдат на зимних шапках веревочки были завязаны намертво и обрезаны, чтобы, значит, и соблазна такого не было – опустить клапаны. На воле (ой, что я такое говорю, конечно же, не на воле, а на гражданке) шапки-ушанки было принято носить так же. А если ты ходишь по улице с опущенными клапанами на шапке (пусть даже и в мороз), значит ты чмо, неудачник, а возможно даже и пидар. В тоталитарных обществах всегда нужно очень аккуратно следить за своим внешним видом, а то ведь могут и убить, если что не так. В 1941 году, когда уже началась война, Даниил Хармс одевался по-прежнему экстравагантно, словно стараясь во всем походить на своих персонажей. Шляпа причудливой формы, высокие гольфы, цепочки с бряцающими брелками, среди которых один был даже с черепом и костями. На улице Хармса регулярно принимали за немецкого шпиона и арестовывали. (Андрей Курков «ЖИЛ-БЫЛ ХАРМС»). Он всегда одевался странно: пиджак, сшитый специально для него каким-то портным, у шеи неизменно чистый воротничок, гольфы, гетры. Никто такую одежду не носил, а он всегда ходил в этом виде. Непременно с большой длинной трубкой во рту. Он и на ходу курил. В руке – палка. На пальце большом кольцо с камнем, сибирский камень, по-моему, желтый ( Из воспоминаний Марины Дурново). Даниил Хармс – это был такой писатель (если кто не знает), один из пионеров абсурдизма в русской литературе и по совместительству детский писатель. В августе 1941 года его арестовали, в 1942 году он умер в тюремной больнице от дистрофии (по другим данным расстрелян). В пятидесятые, как водится – реабилитирован. Непосредственным поводом к аресту послужили неосторожные слова «Если же мне дадут мобилизационный листок, я дам в морду командиру, пусть меня расстреляют; но форму я не одену, и в советских войсках служить не буду, не желаю быть таким дерьмом." Он как и я не хотел становиться фронтовиком. Еще в армии у нас были противогазы. Не знаю, можно ли их отнести к полноценным головным уборам? В учебном подразделении, куда я попал в начале службы, эти противогазы были уже очень старые и что-то там в них плохо работало. Мы бегали в них кроссы иногда, и когда снимали, все лицо было покрыто угольной пылью. Наверное, и в легкие эта пыль попадала, но кого это интересовало? Бежать кросс в противогазе очень утомительно. Не хватает воздуха. Но еще утомительнее, если кроме противогаза ты еще одет в ОЗК (Общевойсковой Защитный Комплект – в них сейчас одеваются любители зимней рыбалки). Просто даже некоторые падали как снопы во время такого кросса. Но никто, правда, не умер. Народ-то все молодой был, крепкий. Я служил в химических войсках, а у меня был сосед и друг по имени Серега, и он тоже служил в этих войсках. Однажды мы с ним наблюдали как в день десантника (а может быть в день пограничника, не помню уже сейчас), по улицам бродили толпы пьяных мужиков в голубых беретах (а может быть в зеленых фуражках). И я пошутил, что надо было бы устроить день военного химика, и тогда все бывшие дембеля химвойск шлялись бы улицам в противогазах. Главное - правильно самоидентифицироваться, иначе будешь себя чувствовать одиноко. Про этого Серегу я, кстати, написал в одном из своих рассказов под названием «Сказка с грустным концом». Этот довольно-таки чернушный рассказ, описывает, как мы с ним переносили труп молоденькой наркоманки из больничной реанимации в морг. На армейскую службу меня призвали в 1985 году, когда еще вполне актуальной была война в Афганистане, так что я имел реальные шансы стать фронтовиком. Из нашей роты в Афган отправился каждый десятый курсант, из соседней – каждый третий (в соседней роте учили на огнеметчиков). А в мае следующего 1986 года полыхнуло в Чернобыле, но к этому времени я уже проходил службу в ГДР. Как говориться, «и от дедушки ушел, и от бабушки ушел». Пронесло (не в смысле желудочно-кишечном, а в смысле везения). А Серегу вот не пронесло. За какую-то пьянку его вместе с собутыльниками-сослуживцами отправили в командировку в Чернобыль. В самом городе он не побывал, правда, но пришлось слегка потрудиться в 30-километровой зоне. Как-то Сереге, вообще, по жизни не везло. Два раза в тюрьме отсидел, причем оба раза по таким забавным обстоятельствам, что я, пожалуй, о них расскажу. Первый раз дело было так: пошел он с другом погулять. Шли они мимо хлебзавода, и друг попросил его пождать пять минут, пока он забежит на этот хлебзавод к знакомой девушке. Ну, Серега, конечно, согласился, закурил папироску и стал ждать. Вдруг из-за заводского забора показалась голова его друга, и голова эта сказала: «Принимай!» Принять нужно было мешок арахиса. Ну, Серега и принял. Мешок этот они продали в кооперативный магазин за копейки, а копейки эти пропили. А потом, имели глупость угощать всех во дворе орешками и хвастаться своим подвигом. В общем, через пару дней Серегу пригласили на беседу к следователю. Следователь сказал ему следующее: «Нам и так все известно об этом деле, но если ты сейчас сам расскажешь, то мы наказывать тебя не станем и тут же выпустим. А вот если не расскажешь, тогда ого-го, что будет!» Ну, Серега все и выложил, как было, и даже подписал какие-то бумаги. А еще, зачем-то рассказал о другом своем правонарушении, о котором, вообще, никто не знал. Недалеко от нашего дома был детский садик и вот Серега в него залез через незапертое окно и украл из детсадовской аптечки коробку с ампулами эфедрина. У Сереги была такая слабость – он любил себе внутривенно впрыскивать всякие психотропные вещества. Не то чтобы героин, а так, всякую дрянь из домашних аптечек. Если мы с ним приходили в гости к незнакомым людям, он всегда говорил им, застенчиво улыбаясь – «А можно я у Вас в аптечке немного пороюсь?» Дали Сереге с другом подписку о невыезде и закрутилось дело. Надо сказать, что крутилось оно с большим скрипом. На хлебзаводе факт пропажи мешка арахиса не подтвердили. Они этот арахис сами тоннами воровали, я так предполагаю, так что пропажу одного мешка просто не заметили. А эфедрин на тот момент наркотиком не считался и стоил несколько копеек, так что оставалось только проникновение в служебное помещение. Начали их таскать на судебные заседания. А заседания эти все время переносились, то судья заболеет, то адвокат не явится. И они уже слегка привыкли, и перестали к судебным заседаниям относиться слишком серьезно. Однажды, пришлось долго ждать в коридоре пока их вызовут, а их все не вызывали, и тогда они решили пойти в туалет покурить. Пока курили в туалете, их как раз и вызвали, а нету! Засчитали им неявку на суд и изменили меру пресечения на заключение под стражу. В конечном итоге, присудили Сереге полгода. А он эти шесть месяцев в СИЗО, как раз, и отсидел. А второй раз он сел по еще более дурацкому случаю. У них дома происходила пьянка. Пришли к родителям или к брату гости с водкой и стали пить. И Сереге тоже наливали. Потом водка кончилась и Серегу послали за добавкой. А один из гостей хвастался игрушечным кастетом сувенирного типа, купленным, должно быть, в Польше. И вот Серега пошел покупать водку, а кастет этот взял с собой и крутил его на пальце во время ходьбы, а тут, как назло наряд милиции. Как злостному рецидивисту Сереге на этот раз присудили год. Потом наши с ним пути разошлись, и я узнавал об его дальнейшей жизни урывками. Слышал, что во время очередной пьянки умер его отец. Вечером пили всей семьей с гостями, а утром отец мертвый, а не шее синие следы от пальцев. Милиция не стала квалифицировать это дело как убийство, наверное, не захотели себе статистику портить по району, хотя ходили слухи, что задушила его мать, она этого и не скрывала особо. Говорила, что в отца вселился дьявол, и она задушила дьявола. Брат у Сереги подсел на героин и связался с бандой таких же наркоманов. Они грабили магазины, склады. Очень скоро их поймали, дали всем по пятнадцать лет. Позже, я случайно встретил Серегу на улице, и он рассказал о смерти своей матери. По его словам, она сильно пила и у нее началось что-то вроде белой горячки. Серега ее не выпускал на улицу три дня, даже привязывал к кровати и сам, конечно, все эти три дня не спал. Но потом ему показалось, что она успокоилась и он заснул. А она в это время связала несколько простыней и попыталась вылезти по ним с балкона на улицу, чтобы купить водку. Простыни не выдержали, разорвались. Она упала с пятого этажа, разбилась насмерть, конечно. Серега выглядел плохо. Лицо у него стало землистым, руки дрожали. Он пожаловался, что у него нет работы, жить не на что, и уже накопился большой долг за квартиру. Наш общий знакомый, ставший к тому времени адвокатом, посоветовал ему воспользоваться своими льготами ликвидатора чернобыльской аварии, для которых были предусмотрены скидки при оплате коммунальных платежей. Серега обратился в инстанции, но в его военном билете никаких отметок о прохождении службы в чернобыльской зоне не оказалось. Он направил запрос в войсковую часть, чтобы ему написали справку. Но из части ответили, что их подразделение в Чернобыль не направлялось, а сведений о командировке в архиве не сохранилось. Когда я последний раз приезжал в Россию, спросил у нашего общего знакомого о Серегиной судьбе. Знакомый сказал, что за огромный долг по квартплате и коммунальным платежам у него отобрали квартиру и выселили куда-то в деревню в приделок. Когда я про это узнал, подумалось: «За что Серегу уничтожили? За то, что распиздяй? Ну, за это, конечно нужно наказывать, но какое-то наказание получилось избыточно жестоким. Почему так быстро и неуклонно исчезла вся его семья, словно, некая темная и безжалостная сила расчищала место, занимаемое этой семьей под свою будущую счастливую жизнь?" А Хармс, между прочим, признавал свое антисоветские взгляды, о чем прямо написал в своих показаниях, еще в первую посадку в 1931 году: «Мое произведение «Миллион» является антисоветским пстому, что эта книжка на тему о пионер-движении превращена сознательно мною в простую считалку. В этой книжке я сознательно обошел тему, заданную мне, не упомянув ни разу на протяжении всей книжки слово «пионер» или какое-либо другое слово, свидетельствующее о том, что речь идет о советской современности. Если бы не рисунки, кстати, также сделанные худ. Конашевичем в антисоветском плане, то нельзя было понять, о чем идет речь в книжке: об отряде пионеров или об отряде белогвардейских бойскаутов, тем более что я отделил в содержании книжки девочек — от мальчиков, что, как известно, имеет место в буржуазных детских организациях и, напротив, глубоко противоречит принципам пионер-движения. Другая из названных выше моя книжка «Иван Иванович Самовар» является антисоветской в силу своей абсолютной, сознательно проведенной мною оторванности от конкретной советской действительности. Это — типично буржуазная детская книжка, которая ставит своей целью фиксирование внимания детского читателя на мелочах и безделушках с целью отрыва ребенка от окружающей действительности, в которой, согласно задачам советского воспитания, он должен принимать активное участие. Кроме того, в этой книжке мною сознательно идеализируется мещански-кулацкая крепкая семья с огромным самоваром — символом мещанского благополучия». Под видом пионеров изображал бойскаутов, вот сука! Смерть ему, смерть! Наше государство, не то, чтобы плохое, а немножко злое. Это как собаки бывают иногда злые, а иногда добрые. От породы зависит. Хотя, государство – это мы (слегка перефразирая Людовика-не-упомню-какого). Мы злые. А злыми себя не хочется ощущать. Поэтому придумываем всякие оправдательные пословицы, вроде: «Не мы такие, а жизнь такая». Эту пословицу обычно произносят с гаденькой улыбкой, сделав очередную пакость ближнему своему. Когда мы с Серегой только еще познакомились, он мне рассказывал о своем пребывании в чернобыльской зоне. У каждого солдата был свой персональный дозиметр, и если на нем накапливалось 25 рентген, то владелец оного, якобы, подлежал немедленной демобилизации. Однажды, их направили разгребать кучу радиоактивного щебня, и один солдатик положил себе в карман хэбэ камешек, с целью нагнать на дозиметре немножко рентгенов. Положить-положил, да и забыл про него. А потом, у него из ноги куски мяса начали вываливаться против того места где карман был. Ну, сам виноват, конечно, он бы еще его проглотил. Что еще можно рассказать о головных уборах в армии? Ну, например, то, что они всегда маркировались именем владельца. Спичку макали в хлорку, и этой спичкой писали. Потом на месте надписи выцветала краска, и проявлялось имя хозяина. Так маркировались все личные вещи. Ибо, увы-увы, в Советской Армии процветало воровство. Особенно пышным цветом оно распустилось в учебном подразделении накануне микродембеля (когда курсантов распределяли по будущим местам постоянной службы). В нарушение буквы устава, мы после отбоя не складывали одежду на прикроватном табурете, а прятали ее под матрац и на ней спали. Еще в головном уборе носились такие жизненно необходимые предметы как иголка с ниткой. Жизненно необходимыми они являлись из-за того, что каждый день на утренней поверке проверялось наличие чистого подворотничка, который должен был подшиваться вечером предыдущего дня. Однако, пикантность ситуации, заключалась в том, что времени подшиться вечером нам не давали, и приходилось этим заниматься уже после отбоя, лежа в койке. Естественно, в темноте. Шить в темноте неудобно, но возможно, а вот вставить нитку в иголку – очень трудно, почти нереально. Я знаю, я пробовал. Находились, правда, ловкачи, умудрявшиеся подшиться вечером в процессе просмотра программы «Время». Это был такой пункт распорядка дня – «Просмотр Программы «Время» с 21 часа до 21.30». Мы все садились на табуреты и слушали про надои, про комбайнеров и прочую информационный белый шум советской эпохи. Многие пытались покемарить, но сержанты бдительно следили, чтобы такого не было, и бросали в заснувшего ремень или пилотку. А кто-то, даже умудрялся подшиться, укрывшись от сержанта за спинами товарищей. Однажды у нас сломался телевизор, но ведь пункт распорядка дня никто не отменял! И мы несколько дней смотрели программу «Время» на не включенном телевизоре. Этот случай для меня стал символом и вершиной всего того тупоумия, которое довелось наблюдать в этом дурном месте под названием Советская Армия. Было еще одно фантасмагорическое событие, которое на меня произвело большее впечатление. Произошло это позже, когда я уже служил в ГДР. Однажды нашу роту привели на лесную поляну, где уже находилось не меньше тысячи солдат, а может и больше. Посреди поляны возвышался эшафот из свежеструганных досок. Наши отцы-командиры объяснили нам, что сейчас будет продемонстрировано действие отравляющих веществ зарин-зоман на организм кошки. На эшафот вышли два офицера в эльках и противогазах (ЛК – это был офицерский аналог солдатского ОЗК) поставили на стол клетку с двумя кошками и по очереди умертвили их инъекциями неизвестного вещества (кстати, я очень сомневаюсь, что в шприце был зарин или зоман). Кошки умирали не очень легко, одна растянулась в судороге до немыслимой длины, другая обгадилась. После убийства кошек, все разошлись по казармам весьма довольные собой и увиденным шоу. Пока писал это, вспомнилась еще одна история, связанная с Серегой. История эта имеет легкий тарантиновский душок и, поэтому я ее расскажу. Однажды я пришел домой, и жена мне сообщила, что заходил Серега и сказал, что забыл ключи и не может зайти в свою квартиру. А поскольку у него с собой была сумка, он попросил оставить эту сумку у нас на некоторое время. Я зашел в комнату и, действительно увидел на полу большую спортивную сумку. Зная, что от Сереги можно ожидать подвоха, я немедленно открыл сумку и увидел, что она доверху заполнена марихуаной. Сказать, что меня прошиб пот – это ничего ни сказать. Просто у меня даже ноги подкосились при виде такой картины. Мне очень живо представился вой милицейских сирен и топот тяжелых сапог на лестничной площадке. Я схватил сумку и со всей возможною резвостью помчался в соседний подъезд, где Серега как раз и жил. На звонок открыла его мама (на тот момент еще вполне живая) и я ей сообщил, что Сергей оставил у меня свою вещь и вот я ее, дескать, возвращаю. Мама благосклонно кивнула и унесла сумку вглубь комнаты, не поинтересовавшись даже ее содержимым. Впоследствии, я узнал и происхождение этой сумки, и ее дальнейшую историю. Был у нас один общий знакомый, назовем его К. (не потому что он был чем-то схож с Йозефом К., героем романа Ф. Кафки, а просто, потому, что его имя начиналось с этой буквы). И вот этот знакомый поехал куда-то в предгорья Кавказа и обнаружил там заросли дикорастущей конопли. К., не будь дурак, нарвал ее полную сумку и привез в наш город, с целью продажи, я так думаю. На первом этапе К. намеревался продать траву оптовому покупателю. Подозреваю, что именно с целью найти такого покупателя, он и привлек к делу Серегу. Однако присутствовал тут некий досадный нюанс и заключался он в том, что вся эта трава была «беспонтовая» - как говорят наркоманы, т.е. содержание действующего вещества в ней было крайне низким и при курении никакого эффекта не возникало. Наверное, именно поэтому К. не смог сбыть свой товар оптом и выбрал самый ошибочный вариант дальнейших действий, то есть стал продавать ее мелкими партиями. И, конечно, одного из покупателей задержала милиция за что-то, и нашла у него при себе травку. Расколоть его оказалось делом нехитрым и вскоре, на квартиру к К. нагрянули с обыском. Не надо только смеяться, но К. прятал пакет с оставшейся травой под матрацем. Надо сказать, что как раз, в этот момент в стране была большая напряженка с табачными изделиями. Не стало в продаже ни сигарет, ни папирос, ни даже махорки. Вполне приличного вида люди ходил по улице, и собирали недокуренные бычки. Вот до чего дошло. И по этой причине, К. вместе со своими друзьями и знакомыми (когда те приходили к нему в гости) курили эту беспонтовую марихуану вместо табака. В результате, весь пол в его комнате был покрыт тонким слоем травки. Блюстители закона не догадались посмотреть под матрацем, они всецело положились на служебную собаку, натренированную на этот запах. К. потом рассказывал, какое удивленное выражение было нарисовано на собачьей физиономии – пахло отовсюду! Псина тыкалась своим мокрым носом во все углы, и к концу обыска, он был усеян прилипшими крошками марихуаны. В общем, пакет милиция так и не отыскала, но даже и того количества, которое было изъято у покупателя хватало для того, чтобы посадить К. на несколько лет. Но к делу подключились родители К. и наняли ему хорошего адвоката. На суде адвокат повернул дело так, что К. продавал вовсе не марихуану, а конопляное семя (в качестве корма для попугайчиков). Ну и, конечно немного травки попало в семена. Типа, не уследил. К. присудили 2 или 3 года условно, можно сказать, отделался легким испугом. Насколько мне известно, в дальнейшем К. никогда уже не совершал серьезных противоправных поступков, то есть наказание (хотя и условное) хорошо прочистило ему мозги. И вот я думаю – лучше было бы, если бы К. присудили к реальному сроку или хуже? Это, конечно сложный вопрос. Для одного, как для К., достаточно меньшего наказания, даже и условного, а другого и 15 лет строгого режима не исправят – только озлобят. Возьмем, к примеру, гипотетический случай – групповое преступление с одинаковой долей вины совершили три человека: 18-летний, 35-летний и 60-летний мужчины. Кому на зоне будет хуже всех? Логично предположить, что самому молодому или самому старому. А ведь преступление все они совершили одно и срок, значит, получили одинаковый. Тогда выходит, что 35-летний наказан меньше? Это несправделиво. Выходит, что при наказании нужно учитывать возраст обвиняемого? С другой стороны, этот 18-летний молодой может оказаться таким пассионарным пацаном, что вся зона перед ним на цыпочках будет ходить. Можно ведь такое себе теоретически представить? Поэтому, для определения величины наказания нужно учитывать весь комплекс психико-физиологических параметров данного индивидуума. Тогда получается, что степень наказания никак не должна зависеть от тяжести преступления. Например, нервный студент убивший пожилую сотрудницу кредитного отдела сбербанка может быть освобожден прямо из зала суда (он и так уже перевоспитался и исправился, впечатленный самим процессом преступления). А мелкий хулиган подлежит пожизненному заключению – приборы показали, что шансов на перевоспитание нет. Здесь, выходит путаница и нарушение логических законов, поэтому следует отвергнуть сам принцип справедливости или несправедливости наказания, и посмотреть на дело под другим углом. Если предположить, что свобода – не есть привычное и неотъемлемое право всякого гражданина, а напротив - таковой является несвобода, тогда все это распутывается гораздо проще. Свобода – всего лишь дар государства своим подданным, и те из них, которые плохо исполняют правила общественного договора, лишаются привилегии такого дара. То есть отбирание свободы в этом случае не месть, и не наказание, а всего лишь восстановление status quo. При таком подходе, никаких обязательств или жалости по отношению к наказываемому возникнуть не может, и разговоры о справедливости или несправедливости степени наказания теряют смысл. Последний раз я приезжал в Харьков пять лет назад на похороны отца. Теперь, после его смерти, меня уже ничего не связывало с этим городом, и во время разговора с Вадимом – братом отца (то есть моим дядей) мы оба понимали, что очевидно, это наша с ним последняя встреча. Разговор получился довольно интересным. Вадим рассказал мне некоторые подробности из жизни папы, о которых я не слышал раньше. Он, так же как и отец, всю жизнь проработал шофером, и одно время они даже работали вместе, на одной автобазе. «Мы всегда были при деньгах» - говорил Вадим, - «На шабашках в день выходило рублей по десять, а то и больше. Притом, что средняя зарплата в то время составляла 120-140 рублей. Например, берешь картошку на овощной базе и сунешь кладовщице рубль или трешку. Она взвесит тебе так, что пол-кузова лишних. Можешь себе представить? В общем, что возили, то и имели. Головную боль доставлял бензин. На шабашках мы мало использовали горючего, а в путевом листе были указаны, обычно, большие расстояния. Поэтому, перед возвращением на базу, останавливались где-нибудь в пригороде и сливали почти весь бак в придорожную канаву. Эх, лучше бы в бочку сливали!» Вадим похлопал ладонью по капоту своей старенькой «Волги» - «А сейчас бензин у нас на Украине стал так дорог, что я и не помню уже, когда, в последний раз заправлял бензобак да краев. Всегда на дне только несколько литров плещется. Из-за этого бак изнутри стал ржаветь, а ржавчина осыпаться и постоянно засоряет карбюратор». Вадим рассказывал еще много интересного о прошедших временах, а в самом конце разговора, упомянул вскользь, что, по словам деда, в прежние времена фамилия нашего рода была не просто Попель, а Лешко-Попель. Двойная фамилия указывала на дворянское происхождение и могла этим представлять угрозу для своих владельцев. Именно поэтому, после революции наша семья сменила фамилию, избавившись от опасной приставки. Эта информация меня очень заинтриговала. Вернувшись домой, я погрузился в интернет-поиск. Нашел упоминания об Иване Васильевиче Лешко-Попеле (1860 – 1903) – вошедшем в историю Екатеринослава (ныне Днепропетровска) как «народный доктор», «друг обездоленных». Еще до революции его именем была названа одна из городских улиц, существует она и сейчас. Узнал, что фамилия Лешко (Лешек) в польском языке происходит от лисы. Нашел легенду об одном из первых правителей Польши по фамилии Попель (Лешеки, также неоднократно были в числе правителей этой страны). Легенда эта существует в разных вариациях, есть, например, такая: «Места, где расположена Крушвица, называются Куявы; это историческая часть Польши между Великопольшей и Мазовией. Как и положено старому городу, с ним связаны столь же старые легенды. Рассказывают, например, что королем Крушвицы выбрали Попеля, бедняка, который с трудом зарабатывал на хлеб тем, что выжигал золу (попель) в окрестных лесах. Он был слабохарактерен, и от такой чести у него закружилась голова. За счет подданных устраивал богатые пиры, развлекался охотой, гоняя по полям зверье, а в своем замке не давал проходу дворовым девкам. Непокорных жестоко карал, даже родственников не щадил. О своем низком происхождении свежеиспеченный король не вспоминал, и когда в замок пришли его родители, чтобы посмотреть на сына, то служба безопасности дальше ворот их не пустила. Попель лишь высунулся из окна и крикнул: "Пусть меня мыши съедят, если это мои родители!". Едва успел он это произнести, как появилась мышь и набросилась на негодного сына. Король разрубил ее мечом пополам, но из этих половинок получилось уже две мыши! Чем больше король работал мечом, тем хуже становились его дела. Он пытался уплыть на лодке по соседнему озеру, но мыши не отставали. Тогда Попель приказал опустить его на дно большой стеклянной банки, но и там не нашел спасения от мышей. Тогда беглец попытался спрятаться в высокой башне, построенной на острове (теперь это полуостров). Там-то мыши его и съели. А народ вместо не оправдавшего надежд Попеля выбрал колесника Пяста, человека честного и доброго. Потом здесь сменилось много королей, и все они были похоронены на этом острове. Говорят, что по ночам их души собираются на берегу и обсуждают, как помочь Крушвице. Только нет среди них души злого Попеля, она скитается и причитает в тростнике...». В другом месте нашел более правдоподобное изложение этой истории: «Подобно тому, какъ преданіе о Кракъ, Вандъ и первомъ Лешкъ относится к Малопольшъ или Хробатіи, - преданія о слъдующіхъ Лешкахъ и Попеляхъ относятся к Великопольшъ, а в особънности къ мъстности близъ озера Гопло. Дворъ Попеля былъ Гнъзнъ, а дяди, върные своему объщанію, добросовъстно занялись воспитаніемъ племянника. Но Попель II имълъ самыя дурныя наклонности. Предаваясь праздной и развратной жизни, онъ гонялся только за удовольствіями и гнушался каждою работою, каждымъ, болъе серьознымъ занятіемъ. Он проводилъ дни и ночи среди неприличныхъ развлеченій, въ обществъ развратной молодежи и не обращалъ вниманія на предостереженія и совъты дядей. Будучи самъ трусомъ и убъгая обыкновенно первымъ съ поля сраженія, онъ былъ строгъ и жестокъ въ отношеніи къ болъе слабымъ. Когда, по достиженіи совершеннолътія, дяди вручили ему правленіе, Попель II вступилъ въ бракъ съ самою коварною женщиною, которая владычествовала его именемъ. Полагаясь на ея мнънія, онъ ни во что не ставилъ доводы дядей, которые увъщевали его не только частнымъ образомъ, но, даже, и публично, измънить свой образъ жизни. Попель былъ неисправимъ, а жена его опасаясь, чтобы дяди не присвоили себъ власти, уговорила мужа извести ихъ коварнымъ образомъ. Слъдуя ея наущеніямъ, Попель притворился сильно больнымъ, и пригласилъ къ себъ дядей. Когда послъдніе съъхались, онъ всыпалъ имъ яду в прощальные кубки, а тъла отравленныхъ велълъ выбросить въ озеро Гопло. Такой низкій поступокъ вызвалъ всеобщее негодованіе, и Попель, не видя возможности изгладить дурное впечатлъніе, бъжалъ изъ края. Это бъгство подало поводъ къ баснъ, будто-бы, он вмъстъ съ сыновьями съъденъ мышами, вышедшими изъ тълъ отравленных дядей. Еще во время владычества Попеля, къ его двору прибыло двое путешественниковъ именно въ ту минуту, когда онъ совершалъ надъ обоими своими сыновьями торжественное постриженіе. Попель велълъ ихъ выгнать изъ города, что заставило ихъ искать убъжище въ предмъстьи, и здъсь, въ убогой хатъ княжескаго крестьянина Пяста сына Хошишки и жены его Ржепицы, они нашли гостепріимный пріемъ. Пястъ, имъя единственнаго сына, и не будучи зажиточнымъ, хотълъ именно совершить постриженіе одновременно съ исполненіемъ этого обряда въ княжескомъ домъ. Добродушный крестьянинъ угостилъ путешественниковъ приготовленною по случаю постриженія трапезою, то есть поставилъ передъ ними боченокъ пива и жаренаго поросенка. Чудесное размноженіе снадобьевъ и напитковъ, о которомъ вспоминаетъ преданіе, склонило Пяста пригласить Попеля и его гостей на трапезу по случаю постриженія. Князь не отказалъ, а молодой Пястовичъ, прозванный Земовитомъ, вступилъ впослъдствіи въ ряды воиновъ. Было-ли это вслъдствіе выбора выбора, или дъломъ похищенія, но по изгнаніи Попеля, Земовитъ достигнулъ верховной власти (около 860)». Но это все легенды. Более достоверную информацию о происхождении своего рода мне удалось почерпнуть из польского сайта посвященного фамилии Popiel. Вот, что написано на главной странице (перевод мой): «Popiel – имя одного из авторов этого сайта. Попель, также фамилия (как мы предполагаем) около 5000 людей проживающих на всех континентах. Первые упоминания этого имени появляются в описаниях Польши относящихся к XII веку. Ее носителем был легендарный правитель Польши, живущий в IX веке. Исторически Popiels населяли районы Санок и Драгобыча (Восточная Польша и Западная Украина) в XIV веке. В 1414 король польский и великий князь Литовский подтверждают дворянство Popiels и признание их заслуг в битве при Грюнвальде (Танненберг). Самый старый документ, связанный с нашими предками, который мы смогли отыскать, датирован 21 июля 1427 года. Рыцари Popiels и их ближайшие потомки использовали герб SAS. В XVI веке некоторые Popiels использовали герб SULIMA. Герб SAS использовался многими семьями русинского дворянства. Их родовые поместья находились в Галицийской Руси. Popiels XV века были русины, в последующие века, Popiels мигрировали в Центральную Польшу и Россию с принятием подданства этих стран. Клан Popiels очень распространился уже в XVI веке. Некоторые Popiels писали свое имя несколько иначе, как Popil. Украинский и русский вариант этого имени – Popel. В XIX и XX веках многие Popiels из Галиции, Восточной Польши и России эмигрировали в США и теперь пишут свою фамилию как Popiel, Popel и Popil». Сейчас у меня перед глазами на экране монитора оба этих герба SAS и SULIMA. На каждом из них, помимо прочего, изображены рыцарские шлемы. Раз уж речь идет о шляпах, то ведь и рыцарские шлемы тоже в какой-то степени могут к ним относиться, не так ли? На гербе SAS шлем объединен с нагрудником, прорезь для глаз напоминает радиатор старых мерседесов, вверху пучок перьев похожих на страусиные. Шлем на гербе SULIMA, также, объединен с нагрудником, прорезь для глаз v-образной формы, вверху шлема орел с расправленными крыльями. В общем, по сегодняшним меркам, довольно экстравагантные головные уборы. Интересно, если бы рыцарю Popiel, рассказали о том, что его далекий потомок в восьмидесятых годах XX века, находясь в составе оккупационной армии на территории Германии примет участие в показательной казни двух кошек (пусть и в качестве зрителя), не посчитал бы он, что я поступил бесчестно, не вступившись за них? Ведь, возможно, эти кошки были потомками средневековых кошек съевших мышей, которые, в свою очередь съели Попеля – одного из первых правителей Польши. Об этом можно только догадываться... А имя мне дали в честь одного из родственников (кажется, это был двоюродный брат деда). Теперь я очень жалею, что не записал точно всех данных, но в детстве, события, относящиеся к Великой Отечественной Войне, мне казались такими же далекими и абстрактными, как допустим, Куликовская битва. Этот родственник по имени Александр воевал, попал в плен и когда его везли в вагоне через знакомые места (возле Харькова), он с другими военнопленными разобрал стену вагона (или они смогли открыть дверь) и попытался убежать, спрыгнув на ходу в реку. На крыше последнего вагона был установлен пулемет и их всех застрелили, кроме одного спасшегося. Он и рассказал про этот случай. Мы с отцом часто ездили на электричке по мосту через эту реку, и я каждый раз примерялся, смог бы я прыгнуть на ходу из поезда, да еще сквозь стальные фермы моста. Хотя мост, наверное, был уже послевоенной постройки, на старом мосту, должно быть, и ферм никаких не было. Сейчас я вспоминаю 70-е годы и с удивлением осознаю, что это время – уже старина седая, хотя все происходило как будто вчера. Это выражение «как будто вчера» часто употребляется в разных воспоминаниях и уже потеряло свою свежесть. Но, действительно, именно так я это и чувствую. Оказывается, жизнь слишком короткая штука. Еще вчера я бегал по харьковским улочкам со школьным ранцем, а сейчас я уже пожилой дядька с толстым пузом и никто бы во мне не узнал того харьковского пацана. Но ведь он – это я! Та жизнь была по-своему интересной, хотя конечно, на взгляд современного подростка показалась бы скучноватой. Не знаю, чем занимают свое время они, должно быть много времени проводят за компьютером и телевизором. А я в детстве любил рисовать. Причем рисовать не умел по настоящему, и меня интересовал не сам процесс, а то, что я могу создавать некий виртуальный мир в своих рисунках. Этот виртуальный мир, всегда был войной (извиняюсь за каламбур). Солдат я изображал весьма схематично – вытянутый овал символизировал туловище, к нему я пририсовывал кружок (голову), линиями обозначались руки и ноги. Но требовалось идентифицировать солдат, которые из них «наши», а которые «немцы». Процесс идентификации как раз и происходил с помощью шляпы: у «немцев» это была каска специфической формы – с уголком, а у «наших» - каска с ровным краем. Еще, на моих рисунках сражались «ковбои» с «индейцами». На «ковбоях» были шляпы (само собой, ковбойские), а «индейцы» маркировались пером. Мои симпатии были, конечно, всецело на стороне «наших», что не могло не сказаться на развитии сюжета рисунков («немцам» на них всегда здорово доставалось), а вот по поводу «индейцев» с «ковбоями», я что-то подзабыл, чьей стороны я держался. Безусловно, эти персонажи пришли в мое воображение из кино. Фильмов про вторую мировую войну было много, и все, в основном, отечественные, хотя позже появились очень интересные югославские фильмы на эту тему. А «вестерны» (хотя такого слова тогда никто не употреблял) были производства ГДР, той же Югославии (с неизменным участием Гойко Митича, про которого я потом слышал сплетню, будто он совершенно свихнулся на индейской теме и стал себя считать настоящим индейцем с соответствующим поведением и образом жизни). Конечно, Митич был хорош в этих фильмах, но вот другие «индейцы» не всегда выглядели столь же импозантно, а больше напоминали алкашей набранных для массовки у ближайшего пивного ларька. Детское подсознание замечало эту фальшь, как ни странно. Изредка появлялись настоящие американские вестерны, как, например, «Золото Маккены». Этот фильм произвел настоящий фурор, несмотря на то, что из него вырезали сцену с «обнаженкой». В детстве я посмотрел этот фильм раз семь или восемь. В фильме звучала замечательная песня в дубляже Валерия Ободзинского. Кстати, музыку к фильму написал Квинси Джонс (Quincy Jones) лауреат более 25 премий «Грэмми» в 70 номинациях, оставивший заметный след в джазе, а также, получивший известность как продюсер Майкла Джексона. Вспоминая свое счастливое советское детство, не могу не отметить, что воспитание было весьма политизированным. Еще с детского сада в голову вбивали разную чепуху о том, каким, мол, славным дедушкой был Ленин, а в журнале «Веселые Картинки» печатали комиксы о приключениях вьетнамских детей, и о том, как ловко они борются с американскими солдатами. Хотя слово комиксы было тогда не в ходу. На днях жена мне рассказала смешную историю из своего детства, которой, пожалуй, я поделюсь с вами. На занятии рисованием в детском саду один мальчик попросил ее сделать на его рисунке надпись. Жена моя в ту пору, видно, была ребенком-индиго и умела уже писать. А на рисунке была изображена машина, и мальчик хотел, чтобы на ее борту, было написано его имя – Саша. Ну, она и написала, но «индиговости» видно не вполне хватало, и вместо Саша, получилось США. Этот рисунок мальчик сдал воспитательнице и разразился ужасный скандал под знаком риторического вопроса: почему на машине написано США, а не СССР? В мальчике заподозрили идеологического диверсанта, а ему не хватило толку объяснить происхождение этой текстовой ошибки. Он даже не признался, что это не он писал, (ну и правильно не признался – а то бы им, вообще, инкриминировали групповую антисоветскую деятельность). Такие вот тогда бывали приколы. К сожалению, отсутствие свободного времени не дает мне возможности закончить эти заметки, и я продолжу их позже. В дальнейшем, я планирую осветить такие небезынтересные темы как: «норковая шапка – знак принадлежности к советскому среднему классу», «головные уборы советских детей» и еще что-нибудь.