"Хроники села Лукопьянова"-39 (доктора)
Свое чувство юмора доктор Леша воспитывал с младых ногтей - еще будучи октябренком, он несколько дней подряд какал в одну и ту же газету , сворачивал ее в кулек и поджигал у дверей соседки. Выбежав на запах дыма, она затаптывала дымящийся сверток ногами, что веселило - брызги летели по стенам!
А вот у доктора Чернявкина юмор был природным , был он отоларингологом и славился весельем и добротой души.
Он любил старушек . На приеме он открывал больничную карту , несколько минут удивленно переводил взгляд с карточки на старушку6
- -...МарьяВанна, как же ты пришла?
.-.. да вот , сынок, гордо бо..
-..нет , я о другом ! Тебя же вчера похоронили!
-..меня?
Старушка впадала в ступор , вспоминая , что было вчера.
-…Да нет , вроде бы не хоронили...
-Я же сам видел! И венки- тебя с любовью...
Больное горло уже казалось чепухой, бабка сворачивалась и мчалась домой.
Лечил доктор шутками и выдачей больничный без рецептов, и никогда не говорил «Вы» , только «Ты»
Моего сына в шестнадцать лет он вылечил всего одной фразой- «Шапку носить надо!»
Воспаление среднего уха мы лечили сами , как могли.
Этот доктор вспомнился мне в другом райцентре , где я немного работал, Я простыл, кашлял , но поскольку был чужим , смог попасть только к инфекционисту. Двухметровая дама с фигурой борца «сумо» мрачно прослушала меня
..-давно куришь?
…-с 1967 года.
-..чего хочешь ?
..-ну вот- кашель...
..-Эмфизема , тебе жить осталось два месяца...
слышишь - звук как по крышке гроба - и она постучала по ребрам.
Курить я бросил тот час
В райцентре был нарколог , но местные женщины лечили мужей от пьянства только у нее.
Я не курил три месяца - легко и без мучений, потом хороший доктор посмеялся над диагнозом , я посмеялся тоже, и продолжил травить себя табаком.
АКУЛЫ ПЕРА
Переругавшись с очередным зав отделом культуры , я ушел из художественной школы и устроился фотокорреспондентом районной многотиражки.
Уйдя от одного дурака, я попал к другому, ибо оба они были в прошлом райкомовскими. Этот оказался более качественным, он вышел из хрущевских времен , времен более древних. С начальством он говорил детским голосом, складывая губы в форме пельменя , ноги были полусогнуты и живот упирался в колени.
С подчиненными он был нейтрален, ибо за два года работы редактором ничему не научился., да и не хотел учиться. Подчиненных он побаивался и уважал. На планерках по вторникам , он хвалил материалы, щеки как пустые мешки мотались ,ударяясь по плечам.
Редакционный диссидент с опытом службы в КГБ уныло возражал-
-…да говно газета, никто не читает..
-…как не читает, как не читает, - вот была ошибка под фотографией , так трое звонили! И это было радостно!
Меня редактор возненавидел- я был чужим, приезжим , без родственников -начальников , да и характером был еще тот...
Травля началась недели через две , шли придирки к фотографиям - плохо напечатанным и мутным. Фото- клише делалось на аппаратуре «ЭГА», несовместимой с ротацией , все это понимали, но появилась возможность показать себя как начальника принципиального, требовательного и компетентного.
Я напросился на учебу в редакцию областной газеты.
-...ну и чему тебя учить?
Фотограф перебрал мои отпечатки- претензий не было. У него были левые заказы, халтурки, я ему был нужен меньше, чем пингвину - галоши.
Командировку отметили без даты убытия, я неделю валялся дома.
Через неделю вручил редактору те же охаянные снимки и получил похвалу
-Ну, это же совсем другое дело.!»
Редактор считал служебный Уазик своим личным , берег его для перевозки многочисленных родственников и своего партийного тела.
В село я ехал на попутках . Было задание сфотографировать передовиков посевной кампании. Сельские вожди - парторг и председатель были в отъезде , нашел бригадира.
Часа за два я наснимал две пленки .
Опохмеленные, щетинистые лица были похожи друг на друга , что в селе , где все были родственниками не странно.
Редактору фотографии уже нравились , но меня смущало несовпадение количества лиц и фамилий в блокноте. Созвонившись с парторгом , я явился к нему уточнить фамилии героев труда.
Парторг перебрал пачку фотографий и молча сатанел, наконец он взвыл диким матом.
Бригадир был законченным алкашом и собрал своих собутыльников, ударников не было!. Слава прошла мимо!
НАДО!
Как ни старалась власть усреднить людей , находились люди « не как все».
Они работали и работали !
Получая вместо денег огромные кукиши в виде грамот, вымпелов и медалей , они рвали на себе жилы за десятерых, тащили на себе мужей-пьяниц, кучу детей , конторских сидельцев, парторгов...
Ими двигало слово «НАДО»
Писать о них следовало слащаво , со слезами и восторгом , что в редакции умела одна Валя.
Она воспитывала двух сынов и была вдовой.
Ее муж был охотником , сел как-то в кусты по нужде и был расстрелян по-товарищески из шести стволов друзьями.
Они приняли его за кабана.
Интервью у героини- доярки мы брали в ее избе. Нас она ждала- на столе были пироги , чай , грибы. Ну а где грибы , там и водка.
Две вдовы вели свои вдовьи разговоры , одна о коровах , вторая о работе редакции.
Пришла соседка - старушка , ей было больше восьмидесяти , ходила она в позе конькобежца, согнувшись пополам.
Она не спеша высосала стакан водки , и на предложение закусить ответила
…-не, пушшай прожжёт!
На ее хребте прокатилась вся наша история - от царя до покорения космоса, ушла она тихо и незаметно.
Шли слезоточивые разговоры о жизни, вдруг доярка взорвалась слезливым матом.
Валя спросила ее , не станет ли и ее дочь дояркой?
... я ночью просыпаюсь в слезах - руки болят , да что бы я свою Нинку в доярки!.
Вдовы плакали , социализм строился.