Она лежала на дороге в белом платье, Раскинув руки, приоткрыв немного рот, Как на невидимом таинственном распятье, И в лёгких влагой заменялся кислород. Я не могла смотреть на белые ладони И на мерцание глядящих в небо глаз. Она же тонет в этой боли, вижу, тонет! Но как помочь, пока в ней пламень не угас? Я выбегаю на дорогу, наклоняюсь Над бледно-розовым улыбчивым лицом И вижу, как души безмерная усталость Сковала намертво удушливым свинцом. Шепчу бессмысленно, поднять её пытаясь, Боюсь, что каждая секунда дорога. И мы пошли вдвоём, под ливнями шатаясь Через густые травы по седым лугам. Она мне тихо говорила о свободе, О высоте неотягчённых смыслом птиц. Ещё недавно под пушистым небосводом Она сама кружила танцы меж границ, Крылами белыми таила ночью звёзды И опалила невзначай свои мечты. Упала ангелом в далёкий край морозный На путь дорожный, рассекающий цветы. Она лежала на дороге в белом платье, Впервые чувствуя отчаянье, печаль. Как хорошо ей быть теперь в моих объятьях, С улыбкой спрашивать: «Родная, будешь чай?» И я смотрю, как расцвела она румяно, Забыв, наверное, про крылья в небесах, И понимаю, - в ней нет тьмы и нет изъяна, Нет лжи в мерцающих и ласковых глазах. Я не скажу ей ничего о прошлой жизни, Я не напомню ей свободу и полёт. Так сделал каждый бы, надежду полюбивший. И правда светлая со мною в гроб уйдёт...