Корявый рисунок разбитого в кровь лица Моими слезами на тонкой распят руке, Как Тот, кто на нём накарябан в одном мелке, Но ярче него не бывало в миру жильца. Господь! Я тебя обводила шестым перстом, И кто там кого сотворил в белизне листа… Не я ли тобой нарисована, так чиста, Но добрая часть поистёрлась в шедевре том. Как всё же дрожала в твореньи твоя рука, Когда штриховалась изнанка моей души. Трепещущим сердцем сказал ты тогда: "дыши", Но мне показалось "пиши", и зажглась строка. И чтобы её растянуть на мои лета, Спадала на хрупкие плечи любовь-беда. Иначе всё то, чем жива я была тогда, Никак не назвать, но не помню на том креста. И многих тянула петля моего огня, Их век разгорался звездой и стихал, как крик, Но вряд ли хоть кто-то со мною любовь постиг, Пусть уголь не стынет, и души тоской дымят... А помнишь, как больно сошёл ты в мирскую грязь, - Повсюду завешаны окна, врата в замках. Небесные руки на всём, но увы и ах… Оборвана где-то меж нами и небом связь. Взглянуть бы в глаза, но не вышел в меня Ван Дейк, Ведь как не ловлю – не поймаю твой Божий взор. Иль может, на мне невозможный горит позор… Коль так, не туши… пусть до самых сгорит корней.