"Хроники села Лукопьянова"-24-25 (село)
Первый раз в жизни в деревню я попал уже учась в художественном училище - целый курс впервые в истории ГХУ загнали «на картошку» .
Север области- полдня на электричке, три часа на грузовиках и вот он – пленэр.!
Четыре домика, между ними – дорога, ни телефона, ни электричества.
Время остановилось на наивном девятнадцатом веке.
Даже ходики на стене дома, где нас разместили, молчали, запутавшись в пыли и паутине.
Говорить хотелось шепотом, в голову лезли слова-«.. Иже еси, аз воздам….» и прочие.
В деревушку мы въехали под дождь.
Часа через полтора дорога превратилась в бурную речку.
Шум дождя навевал два желания -сходить в туалет по - малому и любить всю Вселенную -тихую и уютную.
Мир был прекрасен.!
С крыльца избушки я следил за странными действиями двух сокурсников-оформителей. По колени в грязи они шли по берегу дороги, по другому, кувыркаясь и хохоча, пробирался абориген.
Часа через два оформоны уныло вернулись.
Они не нашли в поселении ни магазина, ни самогонщиков.
Десяток местных жителей не знали ни того, ни другого. Тут-то их и заинтересовал пьяный крестьянин, вернее даже не он, а вопрос –« где выпил?»
Пьяный был счастлив, пел песни, и не отвечал на вопросы.
Подойти к нему удалось километра через два по крыше утонувшего в дороге грузовика.
Ответ был обескураживающим - напился в райцентре
За сорок километров отсюда ….
Какой дурак засадил картошкой безлюдное место было неясно , но убрать ее было нереально ….
От горизонта до горизонта были поля, и на них фигуры с открытыми этюдниками .
Барбизон одним словом!
За неделю я может и набрал бы мешок картошки, но на пятый день примчался шеф, бледный как смерть;
-Коля, беда! В общем слушай - с Мишей Зусманом плохо - сердце.
Берешь его, везешь домой в Горький , сдаешь родителям, понял? Назад не возвращайся.
Ради Бога, довези!
Миша лежал на полу, лицо пылало юношеским румянцем,
но в больших семитских глазах уже была тоска по непрожитым годам.
Он умирал….
Трактор Беларусь пробивался по грязи, и это не было простым движением вперед - это был подвиг , борьба за жизнь !
Его кидало из стороны в сторону , он падал в ямы, нас в прицепе били фляги с молоком, мотор кашлял черным дымом , рычал и визжал.
На вокзале райцентра Тоншаево мы были как избитые - голова кружилась, ноги дрожали, мерещился тракторный вой.
Вдруг как в обмороке все пропало...
Шёл Колеватов!
Был только он и пустота вокруг него…
Как я мечтал об этой встрече!
Три года назад он - сержант издевался надо мной в учебке, я спал и видел как порву его на свободе.
Я знал -он из -Тоншаево.
Да это -Тоншаево! Да, это он!
Ну точно он…
По вокзальной площади плелся небритый парень в заношенном пальтишке, в райцентровской кепке из мохера.
И вдруг стало легко.
Я не просто понял…-да ну его! - это свалилось откуда-то сверху
-«Чёрт чай с ним!» Это не был лощеный сержант с наглой мордой - это был сельский неудачник с единственным светлым пятном в жизни -памятью о службе в Москве…
.
Оп-па! А где Миша Зусман?
За минуты моего счастливого полуобморока он пропал!
За углом вокзала Миша продавал икону, добытую в деревне, продавал энергично, напористо, убедительно….
Милиционеру!…
Опоздай я на минуту, он бы сплавил находку старшине, или просто обменял бы на табельный пистолет!
Наутро я собирал хронологию прошедшего.
.Пили всю дорогу-помню!
Поил Миша .
Коньяком из солдатской фляжки – помню.
…Икону он продал в электричке старому узбеку в ватном халате и резиновых галошах-помню. Продал по цене цветного телевизора-помню..,
сдал я Мишу родителям?
Не помню!
Был он здоров и счастлив, как и его папа Моисей Борисович и мама - Соня.
Меня встретили как родного,пытались заговорить на «идиш», но я разочаровал их своим морзянским происхождением, (-ну просто фамилия такая-странная!)
Банкет был дан для меня в зале четырех комнатной квартиры сталинской постройки.
Мама показала свой зубной кабинет(она имела надомную практику), и даже пообещала поставить пломбу на любой зуб всего рублей за двести-триста.
Она была счастлива, что я вывез ее сына из деревни.
А деревушка помнится до сих пор.
Пятистенок, жара от русской печки, запах мочалок-хозяйка плела какие-то веревочки из лыка по пять копеек за километр.
В углу бронзовый рукомойник эпохи Стеньки Разина, по стенам фотографи бородатых дедов , детей и похорон, и невысказанное ощущение - как бы власть на этих людях ни каталась, в дураках будет власть, человек-же поплачет, утретсяи и победит!
В своем углу, в своем доме, среди своих живых и своих мертвых….
25. "Вернёмся назад".............
Особый слой селян жил в райцентрах. Сбежав из села , они не решились добежать до больших городов.
В техникумах и институтах они научились носить галстуки,. вести собрания, совещания и вершить прочие полезные мероприятия.
Их судьбу определяли не знания и умения, а родственные и земляческие связи...
Не какой ты, а чей ты - решало твое будущее..
Приезжали по направлениям молодые специалисты - архитектор Вовка Хаберев, юрист Демидович, директор аптеки Володя.
Приезжали и быстро бежали назад
. Чужие и чуждые.
Райцентр как пищеварительный тракт отторгал их, переваривая только свое, понятное и выдавая в итоге то, что и должно из него выходить.