С госпожой Капустиной меня познакомила красивая Ленка, телеведущая. У входа в кафе, куда нас на чашку чая пригласила госпожа Капустина, Ленка толкнула меня в бок и тихонько шепнула: «Она – очень богатая!» Мол, не теряйся, используй полезное знакомство! Но я никогда не стану поддерживать знакомство с человеком только потому, что он может быть мне полезен. Если он меня, как личность, не интересует. Мы видели друг друга впервые, и госпожа Капустина еще никак себя не проявила. Я еще не успел понять, интересна ли мне госпожа Капустина. Но выглядела она приятно, и шанс мне понравиться у нее, конечно же, был. Я охотно дал ей этот шанс. Но она его использовать не сумела. Госпожа Капустина слишком резко попыталась меня приручить: - Я устраиваю детский песенный конкурс. Просто так, для души. Напишите о конкурсе. Я вам заплачу! - Подождите… - Здесь еще одна… занимается детскими конкурсами. Но там… сплошное жульничество! Напишите об этом. Я вам заплачу! - Подождите… Я сделаю репортаж о вашем конкурсе и без всяких денег… если будет, о чем писать… - Да! И напишите… эта… она совсем не думает о детях! Ей лишь бы самой на обложку попасть. И денег от спонсоров загрести. Напишите об этом, я вам заплачу! - Подождите! Я напишу о вашем конкурсе, если он такой замечательный, а о другом, плохом, писать не стану. Я не люблю писать о негативном. Это неправда. Мне очень нравится писать ругательные статьи. Но навязчивость мадам Капустиной меня раздражала, а желание навредить конкурентке – настораживало. - Я вам заплачу! И вам хорошо и нам хорошо! Сколько? – предложила она мне взятку уже в который раз. - Стоп! – я уже начинал сердиться. – Я с удовольствием приду на ваше представление. Напишу, если оно меня вдохновит. Если статью опубликуют – а это не мне решать! – и если она вам понравится, то вы можете сделать мне подарок… Какой сами пожелаете. Идет? Госпожа Капустина кивнула несколько растерянно. - Мы занимаемся благотворительностью. Конкурсанты дают бесплатные концерты в детских домах. А родители конкурсантов собирают деньги на подарки сиротам! Напишите об этом! «Да, хрен, - думаю - с тобой! Напишу!» Упоминание о сиротах смягчило мое сердце: «Напишу, даже если полная туфта. Напишу. Ради сирот». Мадам Капустина достала из сумочки стопку фотоснимков: - Это моя дочь. Ей двенадцать лет. Она замечательно поет, танцует, сама моделирует свои наряды. Я лишь помогаю их шить. – Эта мама так энергично промоутировала своего ребенка, что мне тут же захотелось попросить госпожу Капустину об усыновлении. - Эммочка замечательно рисует! (Да кто бы сомневался!) - Она недавно победила в детском конкурсе рисунка! (Не устраивает ли госпожа Капустина еще и этот конкурс?) - Она пианистка и через полгода поедет на детский джазовый конкурс в Японию! Я всмотрелся внимательнее в фотопортреты этого чудо-ребенка. Эммочка действительно была очень хороша собой и обещала стать красавицей. Впрочем, - подумал я, - и мама, госпожа Капустина, весьма и весьма привлекательная женщина. - Музыкальные способности у Эммочки от папы. Он в юности играл в рок-группе на барабанах. А художественные – от меня. Я мечтала стать модельером! (Так чего же не стала?!) - А еще Эммочка прекрасно владеет английским! (Не сомневаюсь!) Я продолжать рассматривать фотографии: костюмы мне нравились – яркие, но отнюдь не банальные. И гримаски Эммочки, которые она строила на сцене, вцепившись в микрофон, показались мне обаятельными. Возможно, девочка и вправду не лишена артистического дарования. Вобщем, мы договорились. Я записал дату, время и место проведения финального тура конкурса и церемонии награждения победителей. Госпожа Капустина пожелала, чтобы я еще и на отборочных турах присутствовал, но это уж увольте меня!! - Фотограф будет наш! – предупредила меня госпожа Капустина. (Семейный, что ли?) Красивая Ленка-телеведущая призналась позже, что взяла как-то у вундеркинда Эммочки десятиминутное интервью, не устояв перед напором ее мамаши и соблазнившись хорошим вознаграждением: - Нет, это нормально! Всем надо жить! Все берут! Не я придумала правила игры! Но Капустина теперь, видите ли, желает, чтобы ее Эммочка появлялась на экране чуть ли не каждую неделю. Я бы и не против. Я могу и у ее пуделя интервью взять, если она платит. Но я же зависимый человек! У меня же есть директор, рекламодатели, зрители, наконец! Как я им объясню, почему у меня в эфире все время один и тот же ребенок торчит? А эта… она же не понимает! Ну, никак не может понять! Она села мне на уши и зудит все время о своей Эммочке-припевочке! Противно! - Так и не общалась бы, если противно. Леночка посмотрела на меня, как на слабоумного. ** Финал детского конкурса песни проходил в клубе «Веселая медуза». У входа в клуб, возле небольшого фонтанчика в форме винного бокала, я встретил фотографа Кунца, у него на плече висела большая прямоугольная кожаная сумка, где помешалась сложная фототехника. Кунц положил мне свою лапищу на плечо. Прежде, чем заняться съемками профессионально, Кунц, мастер спорта по тяжелой атлетике, лет десять проработал охранником в баре. А по образованию он, как это ни удивительно… ботаник! - Это ты пишешь об Эммочке Капустиной? - спросил Кунц. - Я пишу о конкурсе - Ну, да. А я буду снимать. Кунц хороший фотограф. Именно как репортажный фотограф. Но художественные снимки его – банальны. Не плохие даже, скорее - хорошие. Но такого хорошего – как грязи! Но именно поэтому, наверное, его частенько нанимают делать дорогие парадные фотопортреты. - Смотри, сколько нимфеток! – двери клуба непрерывно открывались и закрывались. Школьники, а в основном школьницы, выбегали покурить на свежий воздух. – Пошли потолкаемся среди молодого мяса! – И циник Кунц, тяжело ступая, поволок свою аппаратуру внутрь. Название клуба вполне соответствовало его яркому жизнерадостному дизайну. Металлические колонны и перила, отделяющие танцпол от столиков, были украшены гирляндами разноцветных воздушных шариков. Огромные вентиляторы на потолке гнали прохладный ветерок. В темноте зала, прорезанной лучами стробоскопов, бестолково мельтешила яркая толпа. Я не стал искать места за столиком, а пристроился у колонны, где народа было поменьше, чтобы иметь возможность для маневра. Кунц открыл сумку и стал собирать свой инструмент, четко, быстро и уверенно, как военный собирает карабин. Камера, аккумуляторы, вспышка, объектив. Клац-клац-клац!! То же самое он проделал и со второй, запасной, камерой. Приспособил обе поудобнее. Я переложил блокнот из сумки в задний карман джинсов, авторучку зацепил за пуловер. Расправив плечи, сунув руки в карманы, мы, профессионалы готовые к бою, вальяжно прошествовали к барной стойке. - Угощаю, - сказал Кунц. – Точнее, бармен нас с тобой угощает. Он мне кое-что должен.. Что будешь пить? Наверное, раз уж бармен в долгу у Кунца, и Кунц меня угощает, можно было заказать нечто дорогое и душистое, подобающее настоящему профи-наемнику. Что-нибудь пахнущее океаном и выстрелами. Но я привык жить скромно, даже аскетично. И попросил сто пятьдесят граммов «Рижского бальзама», чистого. Кунц, так я и думал, не стал скромничать: «Бомбей-джин с лимоном…» Ну и ладно, рижский бальзам, если его не разбавляют, - а в «Веселой медузе» никогда не разбавляли, - это около пятидесяти градусов. Как раз то, что доктор прописал! Нас окликнула красивая девушка Липницкая, начальник отдела культуры газеты «Новые вести». Она не так давно широко прославилась тем, что в статье, посвященной юбилею Лермонтова, назвала Лермонтова - Юрием Михайловичем. Хохма еще и в том, что Липницкая – магистр русской филологии. И в том еще, что никто этой ошибки не заметил, ни корректоры, ни главный редактор. Лишь некая эмоциональная читательница прислала в газету гневное письмо. Да и суровая к врагам культуры Матрена Блинова ходила с этим злополучным номером по редакционным корридорам и, размахивая газетой, кричала: «Эта пэтэушница!.. Да, тра-ла-ла ее маму...» Липницкая потом оправдывалась, что якобы назвала Лермонтова правильно, но какой-то мифический злодей подкупил отдел корректуры. «Это все козни врагов!» - как сказала Липницкая. Вредные редакционные дамы поговаривали, что Липницкая получила должность начальника отдела, оказав главному редактору, а возможно и его заместителю, ряд специфических услуг. Редакционные дамы, рассказывая это, презрительно фыркали. Но я, глядя на богатое тело Липницкой, признался сам себе в том, что дал бы ей сразу хоть три должности, хоть все пять. Честное слово, не жалко!! А редакционные дамы пусть фыркают себе сколь угодно. Я и Кунц по-дружески чмокнули Липницкую в обе щечки. - Тебя мамаша Эммочки пригласила? - Ага! Как меня уже достала эта ее мамаша! Я посмотрел на Липницкую сочувственно, а Кунц лишь ухмыльнулся. Фотограф! Ему все рано, что снимать, Эммочку или ее плюшевых медведей. Лишь бы платили. ** На мое удивление, уровень исполнителей был достаточно высок. Особенно понравилась черноволосая девушка с армянской фамилией, спевшая композицию из «Порги и Бесс» Гершвина. Когда четырнадцатилетняя девочка очень страстно, серьезно, по-взрослому, неожиданно низким бархатным голосом поет «Summer times», это пробирает до костей. Более крупные мурашки у меня бежали лишь тогда, когда я впервые слушал эту же композицию в исполнении Джанис Джаплин. Будь моя воля, первое место отдал бы армянке. И за внешнюю привлекательность тоже. Вел конкурс эдакий бабуин в блестящем фиолетовом костюме. С характерными бандитскими модуляциями в голосе он вызывал на сцену девочек, вручавших участниками памятные подарки: - Так, девочки! - округлив глаза, он оборачивался всем туловом в сторону кулис. – Вышли на сцену, подарочки вручили, да! Выбегали хрупкие, неуклюжие, испуганные девочки и начинали растерянно бегать по сцене. Отдав наконец подарки, кому следует, они, путаясь у всех под ногами, продолжали так же бестолково бегать по сцене, похожие в своих ярких платьицах на бабочек. Бабуин в костюме разводил руками: - Так, девочки, я не понял! Подарочки вручили, да? Ну, тогда давайте, давайте!.. – и он жестами, пятерней, как бы выметал девочек обратно в закулисье. «Интересно, - подумал я, - где это они нашли такого бабуина?» Эммочка пела очень даже неплохо. Отлично двигалась, обаятельно улыбалась. Пела, впрочем, какую-то незатейливую фигню. «Третье, четвертое, а то и пятое место» - такова была моя личная оценка. Но Эммочка получила первое. А армянская красавица лишь второе – она приняла это спокойно, с достоинством, надменно улыбнувшись. Этой улыбкой она говорила: «Я все равно знаю, что лучшая здесь – я!» Госпожа Капустина отыскала меня уже в вестибюле. Я собрался уходить. Она не приглашала меня за свой столик, она просто взяла меня крепко за руку и повела за собой. - Можно напечатать фотографии Эммочки с призом в руках! – это прозвучало не как вопрос, а как требование. - Да, конечно. Она же победила. - На обложке, да?! - Это невозможно. - Я заплачу… - Кому вы заплатите? Издателю? Главному редактору? Ну, платите! Сами договаривайтесь с ними и сами же с ними потом рассчитывайтесь! Хотя они и так, кажется, неплохо зарабатывают… Снимок будет опубликован на полосе отдела культуры. Если, конечно, сама статья пройдет. А это решаю не я. - Но в «Сладкой жизни», когда Эммочка победила в конкурсе бальных танцев, ее портрет напечатали на обложке! «Интересно, - думаю, - сколько она выложила, если портрет никому неизвестной Эммочки поместили на обложку вместо портрета какого-нибудь Кирилла Мандрагорова?!» - «Сладкая жизнь», - пытался я объяснить, - издание развлекательное. А я пишу для издания общественно-политического… Вы понимаете, в чем разница? – Она, судя по взгляду, не понимала. – То есть, у нас на первой полосе обычно фото известных деятелей. Или репортажные снимки с места действия важных событий. Портреты победителей конкурсов детского творчества на первой полосе публиковать не принято. И вряд ли для Эммочки сделают исключение… Капустина обескуражилась, но быстро взяла себя в руки. - А вот, - она решила представить меня своей соседке, - Наталья Турусова. У нее мальчик занял четвертое место. Очень талантливый! – Она поманила мальчугана, застенчиво теребившего галстук-бабочку. Я не ответил. Хряпнул залпом стакан коньяку и стал тупо жевать отбивную. Мама талантливого мальчика вдруг ни с того ни сего произнесла: - Мы-то люди простые. У меня торговая фирмочка, фрухты-овощи, то да се… -- она так и произнесла «фрухты». - Это просто замечательно! – ответил я с набитым ртом. Напившись и наевшись до отвала, я незаметно взял свой рюкзак и сбежал. На выходе столкнулся с фотографом Кунцем, он любезничал с двумя барышнями. Пошли в кабак. Я путал имена барышень и говорил что-то весьма грубое и циничное. - Вот вы зачем это сказали?! – возмутилась одна из них. – Едва познакомились, и вы тут же произвели на нас дурное впечатление! - А с чего вы взяли, милая, что я хочу произвести на вас хорошее впечатление? – нахамил я. – Может мне совершенно до лампочки, что вы обе обо мне подумаете! Мне же от вас ничего не надобно!! ** Проснулся я в своей кровати. Один. Выпив литра полтора крепкого чая, включил компьютер, дрожащими руками настучал статью. Правая рука слушалась меня гораздо хуже, чем левая. Уж не разновидность это какого-то особого, похмельного, паралича? Отнес статью в редакцию. Честно признавшись: «Мне предлагали за нее деньги. Но я, честное слово, не взял!» - «Это ваше дело, в конце концов…» - услышал в ответ. На следующий день госпожа Капустина позвонила часов в двенадцать дня. Я в это время обычно как раз собираюсь завтракать. - Мы сказали всем знакомым, они купили газету, а статьи в газете – нет! «Надеюсь, - подумал я, - ваших знакомых эта покупка не раззорила!» А вслух сказал: - Ее и не могло там быть! Чисто технически... Полоса сдается к двенадцати, а я написал и принес ее только под конец рабочего дня… - в тонкости газетной работы я госпожу Капустину посвящать не стал. Всю следующую неделю она донимала меня ежедневными звонками. - Я пишу статьи, а публикует их – редактор! От меня срок публикации не зависит! Я вам сам позвоню… Про себя я решил, что с госпожой Капустиной я больше не связываюсь, даже если ее Эммочка станет голливудской мега-звездой. Наконец, статья появилась в номере. С отличной фотографией работы Кунца. Я, честно говоря, вздохнул с облегчением. Позвонил госпоже Капустиной и с искренней радостью сообщил, что теперь-то уж, наверное, Эммочка проснется знаменитой! Хотя бы среди читателей нашей газеты. Госпожа Капустина назначила встречу. Она явилась мне в лисьей шубе. Такой шикарной шубы не видал я сроду. С красноватым оттенком. Ярко-рыжие лисьи хвосты волочились по тротуару. Элегантная меховая перелинка колыхалась в такт шагам госпожи Капустиной. Она повела меня к своему автомобилю. Серебристое мощное чудовище дремало на стоянке. Мы сели внутрь. Хозяйка вручила мне увесистый сверток размером с хорошее полено. На ощупь я определил, что в свертке – бутылка. «Ого! Ого-го!» - я тут же повеселел. Не иначе, думаю, тут мне в подарок какое-то курвуазье!» - Возьмите у Эммочки интервью! Странно, но она не сказала, что «заплатит». Видимо, уже сообразила, что имеет дело с неподкупным идиотом. - Ваша дочь, без сомнения, очень талантлива. – сказал я вполне искренне. – Но я, к сожалению, не могу брать интервью у всех талантливых детей в этой стране. Пусть сначала Эммочка достигнет профессиональных высот. Поверьте, от журналистов отбоя не будет! И вообще – музыка не моя тема. А темы у нас жестко поделены между авторами, и в чужую сферу вторгаться не принято… - А какая ваша тема? «Так, - думаю, - говорить, что моя тема изобразительное искусство, нельзя: Эммочка – рисует…» - Литература… – говорю. Госпожа Капустина заметно воодушевилась: - Вы знаете, а ведь Эммочка замечательно читает стихи! - Верю… - вздохнул я. – Но это не то... – А сам подумал: «Хорошо еще, что она их не пишет!» - Не то… - госпожа Капустина огорчилась. И, кажется, затаила на меня обиду. «Это к лучшему, - подумал я, - может, теперь-то наконец отвяжется!» Прижимая тяжелый объемистый сверток, я сел на парковую скамью. Развернул. Там была огромная бутыль. Аж двухлитровая бутыль! Бутыль дешевого бренди Made in Latvia. Такое бренди обычно пьют работяги, мелкие бизнесмены и бедные интеллигенты. Журналисты эту дрянь тоже пьют. И я, конечно, пью. Не без удовольствия, скажем. Но только когда покупаю - за свои деньги!! А в подарок от госпожи Капустиной я ожидал получить нечто более статусное. Пусть хоть маленький пузырек, но чтобы этот пузырек был бы одного ранга с ее шубой и автомобилем. Меня же - мою работу – эта буржуйка оценила в два литра крашеной сивухи! Я принес сивуху в редакцию. Честно признался: «Это – взятка. За статью. Считаю своим долгом поделиться». Редакционные дамы посмотрели на этикетку и брезгливо поморщились. Разделить отказались. Одному, правда, пить все же не пришлось. Нашлись охотники. Было б что пить, а охотники, они всегда найдутся.