(окончание) На дне океана, под толщей давящей, Под мутным и мрачным, скользящим Пластом, Вдыхая, взирая, себя осязая, Собой раздвигая пласты – мы живем. Я вижу: соседа, соседа, соседа, Соседа, соседа и мертвое дно, Что нас притянуло, размяло, задуло. Как свечи задуло и вплющило в дно. Пусть это надолго, но я не иголка. Ведь я не иголка. Меня, ведь, найдут. Меня, ведь, отыщут на дне океана, Протянут канаты, на помощь придут. Я вижу, как сверху спускаются тросы, Канаты и шланги – хватайся, дыши! На судне далеком, незримом, высоком Играют насосы – насосы души. И вот я плотнею и, с хрустом приятным, Себя раздвигаю, объемом растя. Мне тесно в двухмерье у плоских соседей Скользить под пластами у плоского дна. Канаты наверх поднимают объемы, Пласты за пластами струятся вокруг. Стекают с объемов текучие цепи. Соседи, скорбя, остаются внизу. Из тесного, мутного, темного мира Всплываю. Всплываю. Всплываю наверх. И черным тоннелем мне кажутся воды, И шариком света мне кажется высь. Я видел бы зеркалом, смятым фольгою – Прозрачной фольгою – изнанку волны, Когда бы всплывал с неразбитою маской Из вечной, текучей, расплющенной тьмы. И вот раздвигаются стены тоннеля, Взрывается брызгами призрачный свет, И, выплюнув шланг, я хватаюсь за руку, Что дружески тянет объемный… сосед.