Мой друг поэт, еврей, родившийся в тюряге, Отец его мечтал Израиль возродить, За что лет тридцать пять и отсидел в ГУЛАГе, Где получил урок, как Родину любить. Когда Система нас раздела и разула, Когда осталось с нас лишь шкуру ободрать… С Израиля судьба нам руку протянула И к другу я пошёл, чтобы с собой позвать. Но друг, разлив вино, сказал в ответ уныло: «Мне Родину менять в крови запрещено, Там Родина моя, где всех родных могилы, Где, может быть, и мне улечься суждено». Ну, что ж я белорус, и мне легко, ещё бы, Нет Родины давно и нет родных могил, Могилы всех родных захоронил Чернобыль И Родину мою в кладбище превратил. «Старик, ну а стихи кому ты оставляешь? И Музу, и перо, наверно, сдашь в музей? Своим отъездом ты сегодня убиваешь Последнего из всех живых твоих друзей». Такой вот диалог звучал почти со смехом, Казалось мне тогда, что это друг шутил, Пророчества его вернулись вскоре эхом И до отъезда он в могилу угодил. Мой друг поэт еврей не в лагере остался, Безвыходность своей неволи осознал, К могилам всех родных ушёл, как обещался, Где, наконец-то, он совсем свободным стал. Свободным от забот, как выжить в этом мире, Свободным от проблемы – сборник не идёт, Свободным от нытья, когда с тобой в квартире, Жена едва скрипит и тёща не встаёт. И где б нам не пришлось, в какую непогоду, Искать свои углы, искать свои пути, Но друг мой доказал, что главную свободу, Возможно, только лишь, на кладбище найти. 29.1.2000г.