Забрали всех, и все ушли во тьму. Анне Ахматовой
Это был самый странный сон в моей жизни.
Июньское утро. Невский, залит ослепительный солнцем и совершенно пуст.
Но может ли в реальности быть пуст Невский?
И только эта тень в старинном одеянии двигается мне навстречу.
Как долго я не могла узнать ее.
-Я полюбила вас, Анна Ахматова…, - слышу голос другой влюбленной в нее поэтессы.
И понимаю, что это она.
Но почему она?
23 июня ей исполнилось бы 120 лет. Какой удивительный день подарил нам ее тогда, в 1889 году
Какая жуткая цифра, какая пропасть лет отделяет начало 20 серебряного века от начала 21 века.
И все-таки она живее всех живых и ближе всех близких, потому что почти дотянулась в своей долгой жизни до нашего рождения, смогла пережить всех своих палачей и достойно пронести свою невероятно тяжкую ношу.
Июньское утро. Но что –то перепуталось в природе. Пролетают золотистые листья, словно единственное украшение, которое судьба могла ей подарить.
Хотя время имеет значение для меня, для них, в Вечности, время не течет, и пространство безмерно, там может быть и листопад, и снегопад, и звездопад одновременно.
Но она плывет мне навстречу БЕССМЕРТНАЯ и такая прекрасная
В поэме места не было герою,
Забрали всех, и все ушли во тьму.
Тень Берии нависла над судьбою.
Монахиня, блудница, что ему
Понятно стало в этот миг, не ясно…
Но с палачом о чем ей говорить?
И там, во тьме ждала уже напрасно
Вестей оттуда снова до зари.
Быть безголосой, лишь хрипеть от боли,
Все проклинать, остаться там, в аду,
И только тени милые невольно
Беседы о несбывшемся ведут.
Художник странно тих в минуты эти,
Не говорит, лишь пишет до зари,
И снился ей Париж, и на рассвете,
Там снова запоют им соловьи.
А здесь вороны все кричат устало,
Мир обезумел, Мастер слеп и нем,
И только ей склоняться не пристало,
Но как прожить, нет сил и грез совсем.
И Реквием с рассвета вспоминая,
До точки, до последней запятой,
Она идет глухая и немая,
По Невскому за призрачной звездой.
Но кто там снова? Призрак, профиль Блока.
Не может быть, их нет уже давно…
И только ей безумная эпоха
Не даст покоя больше все равно.
И там, у храма, нет его в помине,
Остановиться снова на мосту…
Поэма без героя, шелест имя,
Кого они на кладбище несут?
С кем нынче снова надо ей проститься?
Чем удивят поэта палачи?
И только золотистый лист кружится,
Когда и Муза скорбно замолчит.
Скрывая дрожь предсмертной боли, встанет
И что-то прочитает, как в бреду,
И вот тогда палач ее отпрянет.
И задохнется, а они бредут
Туда, в наш век, и нет числа кошмарам,
И нет числа погубленным в бреду.
Поэма без героя диким жаром
Осветит мир на радость и беду.
И в листопаде, словно в звездопаде,
Душа опять готова танцевать,
А Невский спит в безмолвии, в прохладе,
Он эту тень приветствует опять…
Тень палача нависла над судьбою.
Монахиня, блудница, не поймут.
В поэме места не было герою,
Забрали всех, и все ушли во тьму.