Когда работаешь с телом, задумываешься обо всем на свете. И когда в приступе ночного одиночества окунаешься в опьяняющий океан алкоголя, боль не проходит. Я сам хоронил своих родителей, и родителей своих старых друзей. И некоторых своих старых друзей я тоже хоронил. Я был один. Похоронное бюро, в котором я работал, называлось «Десница Бога», и босс, мистер Просткофф, был моим единственным сотрудником и компаньоном. Около тридцати лет назад судьба занесла его в наш богом проклятый городок. Моя мать говорила, что здесь он прячется от закона и денег. В двадцать девятом году, вместе с моим отцом они ограбили почтовый дилижанс, но уже через пару дней их бросили за решетку. Месяц спустя они совершили дерзкий побег прямо из зала суда. Захватив с собой заложника, они сумели скрыться в неизвестном направлении. Затем, предварительно условившись, что ровно через год встретятся на центральной площади в заводском городе Пако, что находится на краю света, они разделились. Просткоффу везло, за этот год ему удалось пройти путь от уборщика на заправочной станции до успешного предпринимателя, но закон, постоянно наступавший на пятки, заставил его скрыться. Он обокрал своих партнеров и уехал в Пако, вложив там все свои деньги в «Десницу Бога». Это было еще в те времена, когда Пако был перспективным развивающимся городком. Для моего же отца все это время проходило не столь благополучно. Он бежал на север. Проработав несколько недель в порту, он свалился с воспалением легких. Болезнь не прошла без осложнений, и из клиники отца выписали с первой, «закрытой» группой туберкулеза. Затем он начал пить и отправился бродяжничать. Когда в условленное время он добрался в Пако, люди замечали в нем лишь старого умирающего бомжа. Просткофф сумел поставить моего отца на ноги, снял ему комнату и устроил работать слесарем на местной фабрике. В свои двадцать восемь, отец больше не мог мечтать о приключениях, но дела шли нормально, повышение следовало за повышением, а уже через пол - года он женился на моей матери. Они встретились в полумрачном помещении дансинга, наполненном запахом алкоголя и едкого сигаретного дыма. Среди девушек Пако моя мать была самой красивой, и сотни мужчин сгорая от желания, хотели овладеть ею, но лишь бродяга, бандит с большой дороги смог завоевать её горячее страстное сердце. Через несколько месяцев после свадьбы я появился на свет. Этого момента я не помню достаточно четко, но мама всегда говорила, что гром грянул, когда она впервые увидела меня. Время щло быстро, я подростал, отец работал. В тридцать седьмом году грянула промышленная революция. Человеческий труд сменялся машинным, что несло за собой череду глобальных сокращений и необратимых последствий. К началу тридцать восьмого года уже больше чем пол – города потеряли головы. Люди бежали из Пако. Паника была такой сильной и всепоглощающей, казалось, что лишь высшие силы могли наложить такое бедственное проклятие. Улицы пустели. В доме, где жили мы, из двадцати семей осталось всего три. И так было повсюду. Город вмиг опустел и погрузился в гробовую тишину. Мой отец, бывший больше не в силах путешествовать, убедил свою жену, мою мать, остаться и переждать бурю. Спустя двадцать с лишним лет я похоронил их. Медицинское заключение об их смерти- удушение угарным газом, вызванным резким возгоранием квартиры вследствие неконтролируемого алкогольного опьянения. Вот так я и жил в жарком, заброшенном южном городке на краю света - могильщик похоронного бюро «Десница Бога». Целыми днями я просиживал в душном офисе, в ожидании какого- то несчастного случая, неизбежно приводящего к чьей- либо, а может быть даже и к моей смерти. Я постоянно думал и мечтал об этом. После тех смертей, что я видел, я больше не мог общаться с людьми, которых знал раньше. Я больше не мог спокойно спать по ночам и ходить в церковь по воскресеньям. В то утро я проснулся посреди пустыни. Было около шести часов, и солнце еще не успело разжечь свой костер. Здесь, среди белых камней и пыли, носившейся по всему белу свету, не было ничего кроме пары высохших деревьев и дюжины огромных зеленых кактусов. Со спины я перевернулся на живот и посмотрел туда, откуда по видимому пришел. Я видел развалины Пако, словно руины древних империй потерявшихся во времени. Во рту, кроме засохших кусков пыли у меня ничего не было. Видимо я снова набрался вчера, страшно хотелось пить, и башка расходилась по швам. Я подумал, что в кактусах наверняка полно воды, но вот чем её можно было достать оттуда, я ума не мог приложить. Я крякнул как старый дед, поднялся и отправился в офис. Я брел мимо всех этих пустующих домов, и думал, что наверняка где- то есть рай- земля обетованная, где растет сочная зеленая трава, где поля усеяны золотой пшеницей, где среди темных зарослей северных горных лесов, волшебные птицы заливаются божественными песнопениями. И я надеялся, что там нет алкоголя, что там нет похоронных бюро, и что там нет этой блядской жизни, а потом я начал надеяться, что там вообще ничего нет. Когда я добрался до офиса, я увидел, что у дверей ошивается какой-то весьма взмокший нахальный тип. И какого хрена это ему понадобилось в похоронном бюро в такую рань?! На вид ему было лет тридцать, и мне казалось, что все эти тридцать он только тем и занимался, что бродяжничал и бил рожу каждому, кто попадался под руку. Его молниеносный взгляд, словно мощный доисторический рентген, просветил меня насквозь. Наверняка он обладал какой-то сверхважной информацией, но мои мысли о стакане холодной воды заставляли игнорировать все вокруг, ни о каких делах я думать не мог. Я открыл дверь и мигом залез в маленький холодильник. Незнакомец проследовал за мной в офис и уселся напротив моего стола. Лучи солнца, пробивавшиеся сквозь потрескавшиеся жалюзи на окне, освещали каждую пылинку в этой душной комнате. Было жарко как на сковородке. Я уселся за свой стол, залез в ящик и выудил оттуда бутылку джина . Две залапанные рюмки ,стоявшие тут же, мигом были наполнены и подготовлены к неминуемому опустошению. Я пожелал этому чуваку, чтобы господь дал ему как можно больше здоровья и удачи. Он поблагодарил меня, и как только рюмки были опрокинуты, раздался разразительный телефонный звонок. Я поднял трубку. На другом конце был босс: -Мальчик мой, сегодня должен объявиться один элемент. Мой старый знакомый попросил помочь ему. Он некоторое время поработает у нас. Как можно скорей введи его в курс дела, и приступайте к работе. Будь умницей, надеюсь вы сработаетесь… Мы распрощались и я положил трубку. Незнаю что он там себе думает, но вряд ли еще один распиздяй принесет хоть какую то пользу обществу. Распиздяй сообщил что его имя Джизас Измаил Мориссон, и тут же поинтересовался о наличии в близлежащем пространстве хоть какого- нибудь захудалого борделя. И я понял что в городе начались веселые деньки. На этой неделе мы закопали одну бабушенцию с раковой опухолью в голове. Джи не умолкал ни на секунду с тех пор как появился здесь и даже во время панихиды успевал нашептывать мне о своих приключениях в Бенгальском заливе и близлежащих к нему восточных долинах. Я с упоением слушал его истории о далеких краях и беспощадных контрабандистах , о снегах на вершинах Килиманджаро и о женщинах, которых с такой легкостью получал Джи. А жаркими южными вечерами мы нажирались словно пропащие свиньи и просыпались под корявыми заборами обблеваные или обоссаные бандой местных бродячих собак. А затем волочили свои обессиленные тела в полуразрушенный морг, чтобы помыть и переодеть валяющихся там на полках бесцеремонных и навсегда успокоившихся жмуриков. И потом с лопатами в руках мы приступали к ритуальным погребальным раскопкам. В субботу Джи приказал мне хорошенько подготовиться к вечеру, потому что как он сам говорил, господь ниспослал нам совершенно охуенной красоты девочек. Я помылся, причесался и побрился. Облазив пару шкафов, я отыскал очень подходящий к случаю отцовский костюм. Нарядился в пух и прах. После полудня странное тревожное чувство охватило меня. Свидание оказалось довольно таки редким опытом в моей сознательной и личной жизни. Для смелости мне захотелось пропустить рюмку-другую, но Джи, мастер в делах около любовных, настоятельно отсоветовал меня от этих мальчишеских замашек, объяснив, что девочки наверняка и сами неслабо волнуются, и залегко могут расценить предварительное распитие как обстоятельство из ряда вон выходящее, и местами, совершенно оскорбительное по отношению к юным леди. В половине десятого мы встретились с ними на городской площади и отправились в ближайшую питейную забегаловку, где владельцем был огромных размеров нигга по имени Пипа Джоп. Джи совсем неплохо поладил с ним за время своего короткого пребывания в наших захудалых краях. Девочек звали Чия и Лора и на первый взгляд они производили впечатление действительно убойных и неслабых дамочек. Волнение, до сих пор охватывавшее меня, потихоньку растворялось в выпивке и в основном все шло как по маслу, Джи был отличным ведущим. По пути мы узнали что вот уже третий сезон, как девочки не покладая рук пытаются втиснуться на дневное отделение в Бисмарк Поинт, что находится в паре сотен километров к западу отсюда, и что в этот раз удача не обойдет их стороной. Мы конечно же были не против и очень даже за, но всевозможные системы обучения были уж слижком темной стороной жизнедеятельности для наших с Джи сознаний и мы безостановочно продолжали пить и ржать на разные, не побоюсь этого слова, жизненные темы. После второй распитой бутылки от Джи поступило предложение о прогулке на свежем воздухе, а затем и поиске мест поукромней. Эти революционные идеи, основанные на почве сексуальных мотиваций, заставили меня вновь неслабо разволноваться. Я совершенно не представлял себе как нужно действовать. Чия, рыжеволосая девушка, которая по плану государственного распределения была моей в этот вечер, разжигала во мне костер. И мне казалось что пока она этот костер разжигала, сама не плохо обожглась, и с этого момента пожар можно было считать необратимым. Я прекрасно понимал во что влип. Постепенно в этом городке становилось жарче чем в аду. Мы запаслись еще одной бутылкой и отправились наружу. Ночь обрушилась на Пако и страстные духи, повелители ночных грез, заставляли наши сердца биться сильней, а крыши ехать еще быстрей. И в тусклом свете фонарных столбов мы двигались по душным улицам к краю города, где в развалинах гнилых трущоб мы собирались найти укрытие приступам полуночной похоти. Шаг за шагом, глоток за глотком, и я уже начал опасаться, последняя бутылка словно по кускам вырезала из моей памяти всё происходящее, и когда днем я снова очнулся посреди пустыни, моим удивлению и злости не было предела. Я чувствовал себя совершеннейшим из идиотов, я ни секунды не помнил из того, что происходило вчера ночью, я не помнил, как снова очутился здесь, а главное я не знал, получилось ли у меня хоть что-нибудь с Чией. Голова раскалывалась, ломило в спине. В приступе бешенства я растоптал один из этих бедных кактусов, и ринулся в город на поиски Джи. В офисе никого не было и я отправился прямо к нему в апартаменты. Я зашел в этот темный обоссаный подъезд. Окно небрежно заколочено, несколько солнечных лучей освещали мой путь сквозь эту пустынную духоту. Громкий рев рефрижератора в одной из прогнивших квартир погружал в состояние индустриального помешательства, но двигатель сразу же затих, как только я очутился возле нужных мне дверей, и все вокруг погрузилось в мертвую глухую тишину. Я постучал, но за дверью ни малейшего движения. Я хотел идти, но что-то заставляло меня дернуть за дверную ручку, и я тут же очутился внутри. Окна зашторены, я погрузился в пространство приглушенного полуденного света. Я слышу как в ванной тихонько бормочет приемник: «Дело того стоило, мистер Уэллс…» Духота южных чуланов, ободранные душевые, я видел все это в своих снах. Потрескавшийся кафель в тусклом свете дрянной электрической лампочки. Его кровь залила все вокруг. Он вскрыл себя накануне великой Пасхи. В предсмертной записке всего пару слов: «Прошу винить меня в смерти Лоры П.». Еще смерть. Она всегда ходит рядом, и я мечтал встретиться с ней. Я видел мертвецов, и я видел как спокойствие селилось в ихней плоти. Но я никогда не знал, зачем они жили и никогда не знал, зачем умирали. И ни с одним из живых я больше не имел ничего общего. Я бежал.