1 Я устал. Устал по-человечески. Я понял это, сидя на лавке в каком-то богом забытом парке. Я сидел на спинке, а между моих ног сидела какая-то девчонка, рыдающая во все горло- эдакая панихида по потерянному парню. У людей вообще странные проблемы, вернее они выдумывают себе странные проблемы. Я же вот: не волнуюсь, что из-за плохого ухода мои когда-то белоснежные крылья сереют, становясь похожими на простыню из больницы, застиранную, рванную, повидавшую не один десяток старух, точных двойников смерти. Перья, будто листва осенью, тихонько отрывались и планировали на землю, прямо у меня перед глазами. Нимб уже давно потерял свою позолоченную краску, теперь он скорее стал похож на стальную проволоку, свет он перестал излучать еще, когда оставалась краска. Роба, накинутая на нагое тело, вся изорванная и грязная, больше похожа на мешок. На ней нет свободного места- она вся исписана различными высказываниями, мечтами, бреднями, на самых разных языках- от древнеарабского до русского сленга. Сандалия, держащиеся каким-то чудом. Не иначе, как Он поддерживает их на моих ногах. В общем-то, увидя меня, любой бы принял, за очередного неудачника, потонувшего в скалах, о которые разбиваются волны жизни, выжившего наперекор судьбе и, молящего о смерти. Я сидел там и гладил ее по голове, перебирая волосы среди пальцев, словно пытаясь пересчитать их. Я обнял ее, и она перестала терроризировать свой мозг прошлыми проблемами, обратив свои заплаканные глаза на щебечущих воробьев, на лучи закатывающегося солнца, проникающих сквозь листву. Так мы и сидели. Я размышлял о своих сандалиях. Она же, позабыв обо всем, сосредоточилась на красоте окружающего мира. Она, стирая с лица потекшую тушь, я одной рукой поддерживая ее голову, другой же поправляя лямки на своей обуви. Кончики крыльев волочились по мокрой земле, подол робы в очередной раз приобрел черный цвет. А я, уставившись в небо, безмолвно вопрошал к Нему. Мы бесполые- от слова бесполезные. Маленький паренек танцевал какой-то безумный танец. Босиком, отбивая в лужах какой-то такт. Его смех- кажущая альтернатива раскатам грома где-то вдалеке. За ним наблюдал его личный двукрылый приятель, о котором тот даже не догадывался. Мой родственник, или земляк, точно не знаю, в каких мы с ним родственных отношениях, не спускал глаз со своего питомца. А от мальчика тянулись маленькие кровяные струйки прямо в рот его телохранителю. В подворотнях, под градом ударов, испускал последний вздох, очередной, припозднившийся клерк. Какие-то ребята молотили его ногами и дубинками, по чем зря. А вокруг них танцевал еще совсем маленький чертенок, с горящими рогами и огнем в глазах он попеременно присасывался то к ненависти ребят, то, высасывая последние вздохи жалости к себе бедного клерка. Улыбаясь до ушей, он весело махал мне рукой и хвостом. Улыбнувшись, я пошел дальше. Забравшись на крышу, я всю ночь провел там, пытаясь станцевать какой-нибудь танец, но запутался в своих ногах, я упал прямо в лужу. В разводах от всплеска я увидел свое отражение. Голубые глаза, готовые вылить все накопившиеся слезы, создав еще один океан, волосы, прилипшие к лицу, рот, судорожно хватающий воздух. Когда-то я бы переполнился чувством отвращения к себе, но времена меняются, и сейчас я ощущал лишь печаль и тоску- чувства, о существовании которых раньше и не подозревал. Когда-то я был гордым и высокомерным, помощником Самого и давившимся от гордости за себя. Рассветало. Влившись в толпу, расставив руки будто хотя обнять всех и каждого, я попеременно дотрагивался до каждого из них ,даря радость и забирая частичку жизни, дабы пожить самому. 2 Я сидел рядом с каким-то нищим, держащим в одной руке табличку, вопрошавшей о смерти, а в другой шапку, наполненную сонетами и редкими бумажками. Подобрав с тротуара окурок, я глубоко затянулся, воспользовавшись, хвостом пробегающего мимо чертенка, как прикуривателем. Дым медленно расстилался по всему моему существу. Я пристрастился к этой привычке, когда старушка, с которой я провел некоторое время, приказала долго жить. Но старался не злоупотреблять этой привычкой, все- таки мое начальство не в восторге от таких слабостей. Я достаточно долго просидел с этим парнем, глядя на него и, думая о его судьбе, мыслях. Его болотные глаза не выражали ничего кроме полного безразличия к окружающему его миру. Где-то невдалеке заиграла музыка, что-то из нового. Хотя кто знает, музыкальные предпочтения у людей меняются каждые лет эдак 20,так что это вполне могло оказаться и старье. Дождь так и не прекращался, в подмогу ему налетел ветер, метавший по улице всякий мусор, вчерашняя газета налетела на мою ногу, обмотавшись вокруг нее, будто обняв ее. Пустая бутылка из- под пива каталась по неимоверному маршруту, пока не разбилась об стенку, рядом со мной. Осколки мокрого стекла блестели, отражая свет, проглянувшегося сквозь облака, светила. Так я и просидел там до вечера, даже не заметив, как ушел мой молчаливый собеседник. Я решил убраться из города, пройтись по близлежащим деревушкам, здесь мне стало слишком ярко, шумно. Меня здесь тошнило, я задыхался в этих порах ненависти и разочарования. 3 Я шел по лужам, брызги воды словно испугавшись моего присутствия- разлетались во все стороны. Неоновые вывески окрашивали меня и окружающие предметы в синий, красный и другие цвета, проезжающие мимо машины освещали меня фарами, слепя глаза. В витрине я увидел свое отражение- я словно изгнанный пророк, отвергнутый своим почитателем, давно позабытый. С крыльями, которыми и пользоваться то как забыл. С синевой в глазах, которая перестала напоминать небо, скорее небо перед бурей, они тускнели и выцветали, они слишком много повидали даже для существа отмеченного божьей дланей. Они хотели покоя и отдыха. Задыхаясь, я побежал. Бежал я, пока краски перестали меняться перед моими глазами со скоростью света. Очнулся я на трассе за городом- переплетение дорог под неимоверными углами привели меня в восторг. Я не выходил из города...хм....очень давно, не знаю сколько это будет, если переводить в человеческую систему времяисчисления. Возможно пару столетий, а может и больше. Когда- то, дабы отвлечься от таких мыслей я летал на войны, спасая жизни и даря облегченья. Не знаю, что случилось раньше, я разучился летать, или мне надоел вид предсмертных мук и тонн крови. Я даже пропустил две так называемые мировые войны, во время них я сидел в богом забытых домах, накрывшись всеми одеялами, которые только смог найти и молился за всех этих грешников. Иногда я встречал фронтовиков-чертей и ангелов, они мне рассказывали последние новости с полей. Я знаю, что тоже должен был находиться там- в эпицентре событий, искать свое предназначение. В конце концов я один из пяти божественных существ так и не нашедших себе ни одного питомца. Я лишь изредка брал на себя обязанность приглядывать за чужими. Но заставить себя смотреть на очередную бойню я не мог. Паника подкатывала к горлу, я уже соскучился по городу, я снова закурил- дрожащими руками, я с большим трудом смог поднести зажженную спичку к бычку, торчащему изо рта. Клубы дыма, всегда напоминали мне об облаках. Я представляю, что я на небе, а заботливые водяные пары укутывают меня в совью шаль. 4 Какой толк от вечности, если еще в ее начале тебе все надоедает? Люди не принимают главный дар, данный им богом- ограничение. Бог дал свободу людям, но не нам- его приближенным. Не знаю, сколько я шел, но очнулся лишь у церкви. Здоровенная такая махина, сквозь развеянные мысли о доме, я охарактеризовал бы его как храм, Храм "Василия Блаженного",если быть точным. Лучи солнца играли с крестом на башне, купол будто бы крутился ,а колокола трезвонили, возвещая собравшийся вокруг народ, о каком-то событии. Словно озарения, ну, или это можно охарактеризовать как своеобразную похоть, в голове возникла табличка. Все красные лампочки в голове загорелись одновременно. Озарение, дар божий, или что-то еще. Ангелы- мы предназначены для полетов, для чего же мне были даны крылья, если я их не использую? Я так сильно хотел покинуть это место, В тисках и рамках повседневности мне слишком тесно. Отряхнув вековую пыль с моих потерянных было конечностей, я изо всех сил напрягался, пытаясь сдвинуть их с давно облюбованной позиции. Потихоньку перья начали двигаться сначала по одному, потом и все крыло уже сгибалось- разгибалось в бешеном темпе. Я уже был довольно высоко, когда посмел посмотреть вниз. Сначала пропали люди, потом церковь, город, земля- все удалялось от меня, будто бы это и не я летел к звездам, а Земля уходила из-под ног, оставляя меня висеть в космосе, словно еще одну тусклую звезду. И тут что-то пошло не так, то ли крылья свело судорогой, то ли я поддался беспричинной панике, но факт: крылья больше не хлопали, а сам я летел прямо на землю. Все что минуту назад казалось безвозвратно потеряно, встречало меня с распростертыми объятиями. Сначала планета, затем материки, города, дома, церковь, люди.. Церковь. Да я падал прямо на этот оплот босса на земле. Крест приближался с неимоверной скоростью. Ангелы умирают красиво. Дорога к звездам так трудна. Куча трудностей, проблем гора. Не помню, что было дальше. Очнулся я уже в самой церкви, повсюду валялись осколки оконной мозаики, пол будто бы так и задумывался цвета красной липкой массы. Сверху, прямо надо мной кружились в вальсе перья. А вокруг суетились люди, о чем-то говорившие между собой, голосов я не слышал, в голове гудел однообразный вой сирены, но их губы двигались словно бабочки- такие же мимолетные и незаметные движения. 5 В ванну хлещет поток воды, водопад капель, уменьшенная копия Ниагары, множество кристалликов собравшихся вместе по вине лежащего в их обрамлении существа. По его же велению этот поток и прекращается. Не успевшие, не попавшие на борт, куда они уходят? По трубам, в другие дома? Не важно. Рука так и застыла на кране с подачей воды, вторая крепко сжимает сигарету. Сверху, с душа, сквозь плохо закрученные гайки капает просочившаяся таки Н2О.Вокруг плавает пепел, бычки, размокшая сигарета, табак и черт знает что еще. Начиная с пустой бутылки из под пива, мертвого таракана, струпьев кожи и заканчивая самим человеком, покачивающимся в такт музыке, музыке капель падающих на водную гладь. Лицо погружено в воду, из носа летят к спасительному воздуху пузырьки, рот надут, а глаза бешено мечутся по дну, толи в поиске зарытого пиратами на дне клада, толи в надежде открыть новый вид пресноводных. С шумом голова вылетает из под толщи воды, легкие с усердием начинают перерабатывать кислород в углерод, а изо рта брызжет проглоченная вода, слюни, куски съеденной пищи и потоки желчи. Сопли и блевотина размазались по всему лицу, а с потолка падает кусок старой побелки, из насквозь ржавого угла ванной выползают муравьи, а через открытую дверь влетает альбатрос. Человеческие глаза, наконец, перестают показывать лишь красный свет, начиная различать цвета вокруг вместе с общей картиной происходящего.Запотевшее зеркало, потрескавшееся и кривое, показывает свой взгляд на происходящее, он отворачивается от кошмара увиденного там. Перед глазами унитаз, доверху наполненный водой, с покачивающейся на ней бутылкой виски. На сиденье лежит пачка сигарет и спички. Я закуриваю, и тру спину. Рубцы от атрофированных конечностей ноют по сей день. Даже не вытеревшись, я выхожу из ванной, даже забыв про сигарету в руках, мчусь на балкон. Полет- то чем грезил Икар, эта мечта не дает спать и мне. Так я там и стою- голый, обдуваемый всеми ветрами, погрязший в нерешительности. На кровати лежит какая-то шлюха, лежит в одних чулках, сползших до икр. Макияж остался на подушке, а сама она неестественного зеленого цвета, если бы она лежала в дворике какого-нибудь загородного домика, ее можно было принять за газон. Я беру с мольберта кисточку, обмакнув в выдавленную из тюбика на палитру белую краску, и старательно принимаюсь пририсовывать ей крылья, через два часа я заканчиваю. Фотографирую ее на пленочный фотоаппарат Zenit, а она так и не просывается. Размалеванная блядь, с пририсовыванными крыльями, художник, возомнивший себя божком. Его картины статичны, и попробуй их оживи. Я крашу ее волосы в оливковый цвет. Голубые глаза, кружевные чулки, длинные ногти, длинные ноги, длинные волосы, светит солнце, или уже не светит, ни черта не видно, мешают длинные волосы. Она бы и рада хлопать крыльями на ветру, Улететь далеко в небеса, но я ее зову. Альбатрос вылетел в открытую балконную дверь, картина приобрела законченный вид. Ничто не подвижно- все умерло, и ждет второго пришествия. Картина висит в музее, иногда, а так пылится в запасниках, к ней не подходят, мертвое отпугивает мертвых. 6 Крыльев у меня теперь нету- зато начали расти волосы, своеобразная замена перьям. Врачи так и не поняли откуда я взялся, а самое главное- откуда у меня эти зажившие рубцы. Я очень красив, даже красивей парней с самых модных обложек. Ни женской и не мужской красотой, скорее божественной. А каким еще должен быть павший ангел? 7 Мы трахаемся в псиной позе, мои руки вскинуты, в порыве мольбы и просьбы, рубцы на лопатках краснеют с каждым следующим толчком. Я валюсь без сил ей на спину, она закуривает Virginia slims. Моя грудь вздымается в бешеном ритме, а она листает лежащий около дивана журнал мод. Падает люстра, разбиваясь вдребезги, повалив при этом этюдник с незаконченной акварелью. Какой-то пейзаж, какая-то девушка, прекрасная девушка на фоне прекрасного заката, пошлость во всей красе. Никто не замечает этого события она листает журнал, я, зарывшись в копну ее волос пытаюсь отдышаться. Бог не ответил безмолвной просьбе, раньше он отвечал. Люди- порочные создания-с ними он не разговаривает. Или его голос-ультразвук, не воспринимаемый ухом бога. Безмолвная мольба- безмолвный ответ. Почему проснувшись человеком в палате какой-то замызганной больницы, я увидел у себя мужской половой орган? Я всегда считал, что ангелы женственные существа, более близкие к Еве и ребрам Адама, чем к самому Адаму. 8 Какой-то прихожанин сфотографировал мое снисхождение на землю. На фотографии я весь в крови, вокруг присели люди, рядом с головой лежит кусок стальной проволоки. Все это видно через дождь из грязных перьев. Копия этой фотографии- первая моя работа в качестве художника. Не знаю, почему я выбрал именно эту стезю. Понятное дело, что став человеком, я определенно выбрал бы творческий путь, но ведь можно было начать петь, ну или писать что- нибудь. Можно было начать работать с гипсом или еще что-то. Хотя кто знает, что меня ждет в дальнейшем. Будучи ангелом, я страшно завидовал людям. В первую очередь, за данную им свободу. Теперь я это ненавижу: в первую очередь из-за чувства неудовлетворения (Ни от своего поступка, ни от существования в оболочке ангела, ни от жизни в новой эпастаси). 9 Сколько времени прошло с момента моей реинкорнации из мира бестелесных хранителей жизни и смерти? Я не помнил, я не считал, я не хотел знать. Календарей не существовало в моем новом мире, так же как и далеких войн, так же как и многих других вещей. Существовала только смерть и жизнь, а я находился где-то посередине. Может я даже никогда не умру, так же как и не оживу. Мое тело жило, требуя попеременно еды, сна, секса, мой мозг работал, требуя все больше внимания к себе, а вот моя душа зарождалась, росла, училась и умирала. Все это происходила за доли секунды. Миллионы поколения душ рождались и умирали в считанные секунды. 10 Впервые, я увидел ее со своего балкона, она прошла прямо под ним. Ее мимолетный взгляд проскользнул по мне, дому, миру и обратился к более интересным вещам. На вид ей было лет тридцать- уже не молодая пташка, но и не собирающаяся на тот свет старуха. Даже не знаю, что именно меня в ней поразило. Я будто бы умирал, вся теперешняя жизнь пролетела перед глазами, махнув на прощанье, она приземлилась в мусорное ведро, через пять минут все нарисованные картины полетели следом, а очередная девка, выставлена на лестничную площадку. Теперь только это загадочное существо могло называться моей жизнью. Я целыми днями просиживал на балконе, высматривая ее среди толп проходящих мимо людей, выкуривая сигарету за сигаретой, и, вырисовывая ее прекрасные черты на холсте, а потом еще на одном и еще. Пару раз мне казалось, что я видел ее, но может, это была и не она, даже, скорее всего это была не она. Не узнать ее я бы просто не смог. Интересно откуда она тогда возвращалась? Интересно, где она работает, что у нее за должность, какое ее любимое блюдо, какие цвета она предпочитает, нравятся ли ей собаки, как она относится к проблеме озонового слоя, за кого она голосовала на президентских выборах, как ее зовут, какой размер ноги у нее, жената она или нет, где она живет и где она родилась, а еще кучу всего. Мне интересно узнать о ней все или хоть что- нибудь. Я купил себе пять хомяков и четыре черепахи. Вся эта живность теперь ползала у меня по квартире, кусая меня за пятки и, устраивая туалеты в самых неожиданных и неприятных местах. Иногда они собирались все вместе, обращая на меня свои маленькие глазки, молили о чем- то, тогда я брал их всех в охапку и рассказывал о своей прошлой жизни, о своей будущей жизни. Только не о настоящей-настоящей просто не существовало. 11 Наступила осень, погода плакала, и мне хотелось обнять ее, похлопать по плечу и успокоить, сказать, что все будет хорошо. Но если для нее у меня бы нашлось пару ободряющих слов, то на себя уже не хватало. Я продолжал грезить о луче света, пролетевшем под моим балконом. Дождь заливал балкон, так что оттуда пришлось ретироваться, вся квартира была заставлена портретами неизвестной девушки, на одних из них были лишь отдельные черты ее лица, на других она была в полный рост, на фоне облаков, Солнца, звезд, космоса, Вселенной, рек, озер, лесов. Где только она не побывала в моих мечтах. Картин было столько, что мне пришлось складывать их на пол, и теперь прохаживаясь по квартире, макушкой я задевал потолок. В этих толщах понравилось существовать моей живности, оставшиеся в живых четыре хомяка и две черепахи прятались в бесконечных толщах моих картин. Те, что отправились в загробную жизнь, мирно гнили в своих могилах, придавая моему жилищу непередаваемый аромат, который, к моему удивлению, беспокоил соседей. Один хомяк, или хомячка, определенно скоро родит, эта особь стала размером с одиннадцатикилограммовый шар, для боулинга. Захотев однажды взять ее на руки, я увидел, как этот шар обнажил свои острые зубы и катится прямо на меня. Кегля была успешно сбита, и с визгом уползла в угол. Ощущение, что кто-то постоянно рядом, не покидало меня, и я решил, что какой-нибудь крылатый нашел меня, и начал присматривать. Что ж это было не плохо, по- крайней мере, теперь мне было с кем поговорить, хотя собеседник честно сказать по- большей части молчал. Дабы не повиснуть в неловком молчании, говорить приходилось мне, и говорил я много. Иногда я чувствовал, что он пьет мою грусть, наверное, ему хотелось немного радости, но радость была не в почете в нашей коммуналке. Сигаретный дым танцевал свой неизменный медляк в свете флюралисцентных ламп, а мы вели свою беседу о вечном. Мой ангел бессмертен- ему спешить некуда, течение времени для него лишь слова, а для меня это не имело никакого значения. Я решил, что у моего жилища слишком унылый вид. Схватив кисточки и краски, я, за пару дней, разрисовал все стены, окна и потолки. На одних, были изображены светлячки, указывающие путь ночным путникам, похожие на звезды в бескрайнем космосе. На других, черти плясали вокруг поверженного ангела. На потолке, в основном, я рисовал небо, ночное, дневное, пасмурное, солнечное, летнее и зимнее- любое, на ваш вкус. Где-то была изображена она, нежащаяся в лучах солнца, промокшая до нитки, нуждающаяся в теплом молоке и постели, улыбающаяся и плачущая. Моя комната потеряла пространственные очертания, казалось, что колонны во дворце на западной стене- всего лишь продолжение моих хором, проход в другой зал, а болота с орхидеями на восточной- мой задний двор. 12 Я начал выходить на улицу- раньше мои картины покупали через Интернет, присылая кого-нибудь забрать их, продукты привозили на дом, а женщинам я назначал свидание у себя дома, общаясь с ними только через всемирную сеть. Теперь все изменилось, я бесцельно скитался по улицам, в любую погоду, в надежде встретить девушку из снов, мечтаний, из того дня, когда она прошла под моим балконом, войдя в мою жизнь, не собираясь при этом оттуда выходить. Дождь колотил мне по спине, солнечные лучи подогревали мои плечи, а мелкий град бил прямо в лицо. Проходили месяцы, мои сожители рожали и умирали, стены утолщались- старые слои краски сменялись новыми картинами из моих снов. Все бежало, пытаясь угнаться за временем, а моя мечта, словно сломанная шестеренка, выпала из системы, замерла в каком-нибудь переходе, успев лишь занести ногу на одну из ступенек вверх. А работники времени, схватив ее подмышку, унесли на склады, где в пыли и забытье хранятся сломанные люди, слишком спешившие, обошедшие на шаге время и вышедшие из строя. -Сегодня 8 марта 2010 года и скоро мы умрем. Все умирают в марте. -Никто из знакомых мне людей не умер в марте! -Какого черта, конечно, в марте. -У тебя что, весь год-март? _________________________ -Сегодня 8 марта 2010 года и скоро мы умрем. Все умирают в марте. -Ты знаешь, когда я умру? Хахаха. Доктора тоже, говорят, осталось две недели. -Вот видишь- об этом я и говорю. Наверное, это были единственные разговоры с людьми на улице. Я не знал, о чем с ними можно было поговорить. Интересно, о чем они все думают? Раньше я мог увидеть глубоко спрятанную печаль, затаенную злость, мог заметить зависть за ширмой добродетели, теперь я не способен отличить какое-либо чувство от другого. Теперь я боюсь подойти к ним- заговорить, и увидеть непонимающий взгляд. Взгляд разочарования, ненависти, непонимания, по- отношению к моей скромной персоне. На первом этаже постоянно, забившись в угол, сидела и тихо плакала девушка. Я так и не решался подходить к ней. Кто готов забыть свои проблемы и заметить чужое горе? Кто готов забыть жалость к себе, проявив сочувствие к нуждающемуся. Время шло, а никто так и не погибал, может Святой Петр, состарился и помер, а больше некому стаять перед вратами? Цветы расцветали и вяли, из семечек прорастали и чахли побеги будущих деревьев, а девушка в моем подъезде так и сидела в углу. Девушка так и плакала. Плачь, плачь в мое плечо, Мне совсем не горячо. Возможно, время течет, а призраки прошлого танцуют вальс под реквием Моцарта. Они так и будут продолжать свой танец, приберегая самое модное па, для особенного момента, например, чтобы сделать его не нашей могиле, во время церемонии похорон. Если бы снова стать ангелом, определенно я влюбился бы в морг- там голоса мертвецов сливаются в унисон. Развязка близилась, а ее настроение я не знал. Мечты на глазах, разбивались на осколки горячи. По- другому и быть не могло. Легкие толчки Касиуса Клея- ничто по- сравнению с ударами жизни. 13 -Девушка, здрасьте, вы подумаете, я сумасшедший, но когда-то давно я увидел вас с моего балкона и вот до сих пор мои мысли только о вас. -Я только, что приехала из Австрии- там я прожила последние двадцать пять лет. Змеи слишком скользкие, чтобы хватать их за хвост.