1. Распадающийся череп медленно кружит в темном море. Над головой кучерявятся ребра. Все светло. Безоблачный пепел выпадает раз в сутки и тут жен тускнеет, обожженный слезой ребенка. Все сведено к нулю. Бульдозеры колошматят равнину, уходя на путину. Волны захлестывают носоглотку бурыми валами. Переливаясь, стоит огонь. Раскаленные тараканы бугрят стену. Потолок отсутствует. Его съели голодные коровы. И теперь видно, как диверсанты и шпионы ездят на парашютах и высматривают, куда бы вцепиться. Чуткий сон за стенкой стекает храпом. По ступенькам. Это ГРУ. Безмолвие забычковывается. Всего одна спичка, и мир снова пойдет кольцами дыма из вялых разлагающихся губ синего черепа. Глупая ухмылка. Пронзительный взгляд пустоты из-под раскидистых усов. Блеск отшлифованной о зубы монтировки приковывает. Душно. Но дверь открывается в холодное завтра. Оно начнется с открытием. Но я не открою. Там стоят МЫ. Тупые, веселые и сильные. Густой толпой кристаллизующейся в квадраты батальонов. Они обороняют себя самообороной и нападают стаями. Они бьют в голень и в пах. Их смех сотрясает ребра и пинает звенящий череп. Перед глазами прыгает асфальт, мелькают рельсы. И голове тяжело на плечах. Душно. Белый лист еще не разложен. Не разложился. Он бьет с колена. Короткими очередями. Впереди Москва. Кишинев позади. Позабыто завтра. Будет день. И рвется тень о косые рамы ночи. Многоточием разя, извивается змея. И нельзя уползти от межстрочия. Белый аист летит над полесьем, над прелым жнивьем. И трубы жгут пальцы. Это не лестница. Туда нельзя. Там – завтра. 2. Кому на волю? Строиться в колонну по три. Шаго-о-ом МАРШ. Песню… 3. Вот и все что было два раза и того что пропито не жаль для кого-то просто братская могила а ведь это сломанный кинжаль. Плагиат. Дата Батоно Кикобидзе. СССР. Застой. Хорошо. Дружба народов. Оплот. Миру – мир, солдату – дембель. Допелись. Все дембеля. Щеглов нет. Все капиталисты. Работать некому. Молодежь сидит в киосках жопы парит, а старики работают. Сталина бы… Он бы… Эх, бы… Эхма… Ух… 4. Мозоли на пальцах, и вогнутый свет оставит мозоли, сведет на нет. 5. Надо бы почтительней, а то пришибут. Бросят на пилораму, и собирай лоскутки. Красивая смерть, а главное – почетная. Кто умер в комнатных тапочках, тот… Да, это вам не в тапки срать. 6. Чернеет парусник далекий. Златая цепь на шее той. Нале-напра-ВО. Разой-ДИСЬ. А ну, мол-ЧАТЬ. Кто песнь заводит, когда все сказки гово-РЯТ? 7. И вновь, окутанный паромом, я стекленею в колпаке. Волной стекает спирт с лица. Я жду конца и мертвеца, что уберет мослы из неба, и море выпиннет мосол своею правою волной. Играют девушки в волан. Ну а волану каково, когда под дых, по почкам, в яйца? Они ж смеются, ятся, яйтса… И злые рожи перекосит неправый смех волною слева. Шеренгой хлынет батальон, и все сомнет яйцо скелета. Стекает небо с капюшона и мочит брови у корней пустых голубоватых глаз с чуть тронутой гниением эмалью. 8. Куда теперь?..