Большинство событий и персонажей этого рассказа взяты из реальной жизни. Некоторые имена оставлены настоящими. Холодный собачий нос обнюхивает мое лицо, теплый шершавый язык облизывает глаза, пытаясь разомкнуть веки. Делать нечего, надо просыпаться. Открыв глаза, вижу мохнатую черную морду с грустными карими глазами. Морда продолжает обнюхивать меня, тихонько повизгивая, а на другом конце сильного собачьего тела скачет в приветственной пляске обрубок хвоста. Силюсь вспомнить, как это называется. Рокфеллер, штангенциркуль, шварцнеггер…, вспомнил – ризеншнауцер. Сажусь на своем ложе, сладко потягиваясь. Утренняя свежесть поет в ветвях деревьев неугомонным птичьим многоголосьем. Роса вокруг моего пристанища усыпала траву мириадами бриллиантов. Пес, окончательно обнюхав меня, ложится рядом на примятую за ночь траву. Однако, сударь, у вас плохие манеры. Ложиться на мою кровать – это моветон. Да, я сплю в парке, прямо на земле, но это не дает вам повода к фамильярности. Пес выслушивает обличительную речь, но делает неправильные выводы и еще удобнее устраивается рядом со мной. Вдали раздается женский голос. Это хозяйка ищет своего любимца. Любимец же не ведет и ухом. Нечего делать, отзываюсь вместо него. Кричу невидимой хозяйке, что мы здесь. Вскоре появляется молодая деваха в старых джинсах и дорогущих кроссовках. Увидев нас в обнимку, весело хохочет. Да, мой вид еще не вызывает у встречных желания бежать далеко и быстро. Первая ночь под открытым небом только освежила мое лицо, щетина еще не покрывает его густым ковром, а приличная одежда не успела пропитаться пылью дорог и потом скитаний. Видимо, деваха решила, что это я присел рядом с монстром, а не наоборот. Да и вид этого монстра отобъет у всякого любителя приключений желание близкого знакомства с хозяйкой без ее согласия. Утро роскошно, и я невольно иду рядом с этой парочкой по заброшенному парку. Мы гуляем долго и легко, и я не замечаю, как деваха узнает причину моего пребывания под кустом. Мы знакомимся. Ее зовут Лида, а монстра – Босс. В виду нашего знакомства и братания на одной постели решаюсь называть его Боня. Боня ведет себя крайне легкомысленно. Он носится по тропинкам, катается в густой высокой траве и задирает лапу на каждое мало-мальски солидное дерево. Деваха охотно выслушивает мою дурацкую историю. Я рассказываю о том, как работаю ведущим специалистом в одной коммерческой конторе, что у меня есть иномарка, мобильник и квартира с женой и ребенком. Высшее образование, любовь к электронике и природная удачливость послали мне счастливый случай в те годы, когда вокруг рушился привычной уклад, закрывались предприятия, пухли, как на дрожжах цены, а среди мужского населения неуклонно повышался процент желающих ускорить уход на тот свет. Я попал в поле зрения дальновидного предпринимателя из бывших руководителей производства, который собирал под свое покровительство талантливых специалистов, вышвырнутых с других предприятий, и не давал им возможности опускаться на дно, подкидывая небольшие проекты. Проекты в то время были никому почти не нужны, зато сейчас, когда в стране настал дефицит научного и производственного потенциала, наш руководитель оказался во всеоружии и впереди России всей. Этот случай не позволил мне продавать пирожки у метро, челночить из Китая или пить горькую, отравляя существование родным. Словом, у меня все хорошо, я везунчик. Иногда в моем мозгу просыпаются воспоминания о бесшабашной студенческой жизни, строительных отрядах и беззаботном существовании от получки до получки, которой, впрочем, хватало на дружеские попойки, а если поднапрячься, то и на поездку всей семьей в Анапу. Такие воспоминания будоражат меня достаточно редко, но сильно. Тогда я замыкаюсь в себе, спускаю всех собак на жену и оболтуса, а сослуживцы сочувственно обходят молчанием мои придирки к ним. Так и случилось в этот раз. Жаркое лето добавило воспоминаний, а жена затеяла ко всему прочему очередной ремонт в квартире. Незнакомые мужики бродили по ней, ломали старые перегородки, сыпали цементом и барабанили дрелью. Квартира с каждым днем все более напоминала последний день Помпеи. Отпуск приближался, и перспективы провести его в развалинах или на даче под неусыпной заботой тещи портили настроение еще больше. Постепенно в моей голове стали появляться образы отца Сергия и прочих старцев, нашедших успокоение в отшельничестве. Я понял, чего страждет моя душа. Я решил удалиться. Не так, чтобы насовсем и в пещеру, опоясав себя веригами, а до тех пор, пока привычное существование не покажется раем. Знал бы я тогда, во что выльется мое отшельничество, никогда бы не маялся этой дурью. Начальство подписало заявление на отпуск. Дома я объявил, что еду отдыхать дикарем на море. Жена облегченно вздохнула и собрала чемодан, который я сдал немедленно в камеру хранения после торжественного прощания и «отъезда». Якобы поезд отправлялся вечером, поэтому на свободе я оказался к ночи. На мое счастье, в это время ночи у нас теплые и почти еще белые. Поболтавшись вдоль берегов Невы, я поймал частника и доехал до заброшенного парка на окраине города. Орали соловьи, стрекотали кузнечики или цикады, кто их разберет, что это за живность. Под крутым берегом смачно булькала и перекатывалась речка, чудом сохранившая свою чистоту в тисках мегаполиса. Искупавшись в мелкой речушке, я сидел и слушал ночь. Сон незаметно сморил мое сознание, я сладко уснул среди высокой травы, обнимая руками куст неизвестного происхождения и названия. Так я стал отшельником. Я прекрасно осознаю, что это дурь и блажь, что пройдет время, и обязанности настойчиво поведут меня к привычной жизни. Но защитный механизм психики включил аварийный режим и сформировал в голове алгоритм выхода из кризисной ситуации. Наступит час, когда он даст сигнал отбоя, все встанет в голове на свои места и я спокойно вернусь в обличье добропорядочного уравновешенного отца семейства и талантливого технаря. Все это я незаметно для себя выложил Лиде. Поначалу она не очень верит мне. Моя спортивная внешность и респектабельный вид контрастируют с тонкой организацией сознания, но ей хочется верить в приключения благополучного мужика. И она, наконец, верит. Солнце поднимается выше, часы показывают 7:00. Лида берет мой мобильный телефон и несет его домой на подзарядку – чтобы меня не начали искать, я должен иногда звонить домой и докладывать о своем великолепном отдыхе на берегах Черного моря. Голод дает себя знать, но Лида, умница, тащит в парк бутерброды и бутылку минеральной воды. Боня стремительно несется впереди, оповещая своим лаем, что сейчас мы будем завтракать. Садимся втроем на траву и вкушаем то, что господь послал. Постепенно парк заполняется собачниками. Лида знает некоторых из них и знакомит нас. Бабы с завистью поглядывают на нее – ишь, какого спозаранку подцепила. Постепенно моя история становится достоянием окружающих. Некоторые крутят пальцем у виска, мужики сочувственно хлопают по плечу и предлагают выпить вечерком. Одна из теток предлагает сдать мне жилье, намекая, что живет одна. Я отказываюсь, не для того сбежал. Ближе к полудню иду в ближайший магазин за питьем и едой, а потом блаженно лежу среди высокой травы, подставив спортивное тело солнечным лучам. Иногда забираюсь в речушку и валяюсь на мелком дне, ловя пальцами прозрачные струи. Мне совершенно не думается о предстоящей ночи и о последующих долгих ночах скитаний. Я целиком полагаюсь на силу провидения. К вечеру это провидение в образе Лиды и еще одной сердобольной тетки приносит мне двухместную палатку со старым спальником впридачу. Подтягиваются утренние собачники со своими питомцами. Мы дружно водружаем палатку за пригорком, подальше от любопытных глаз и рассаживаемся возле нее. Постепенно вечерний сокровенный разговор становится хозяином нашей компании. Собаки, набегавшись, передравшись и накупавшись в реке, лежат в сторонке. Кто–то из мужиков бежит за водкой и пивом, дамы притаскивают несложную закуску и гитару. Тихий вечер полон очарования. Напиваться никому неохота, но, пригубив рюмку-другую, мы становимся ближе. Тихонько играет гитара, а мы мурлычем под нее про клен опавший и темную накидку. Мужик с плешью в полголовы, рыжей бородкой и печальным еврейским носом тихо рыдает мне в плечо и просится в напарники по изгнанию. Боксер Гегемон, или Гоша, положил слюнявую морду на колени хозяина и тихонько ноет в унисон с рыжим, напрашиваясь третьим. Собачница участливо гладит рыжего по плешке и вполголоса рассказывает о причинах сих страданий. Его зовут, как ни странно, Вася. Русская жена заела мужика, требуя отъезда всей семьей в Израиль. Вася съездил на разведку и, вернувшись через месяц, наотрез отказался покидать северный город, заявив, что отчизна не продается за бананы и ананасы. Причем здесь ананасы, никто не понял, но с тех пор в семье начался разлад. Месяц назад жена уехала на заработки в Германию, оставив на попечение Васи троих детей, собаку и кота. В свободное от этой оравы время он еще ремонтирует компьютеры, в которых мало что понимает, и работает посменно электриком в большом универсаме. Он клянется мне в вечной с этой минуты дружбе. Мне жаль мужика, я понимаю его, но ничем не могу помочь. Каждый сам выбирает свое изгнание. Ближе к ночи компания расползается по домам. Я укладываюсь спать. Просыпаюсь довольно поздно, когда брезентовая палатка нагревается под жарким солнцем, как сковородка. Бегу к реке умыться, после чего мирно завтракаю тем, что осталось от вечерних посиделок. Вскоре в поле моего зрения попадает боксер Гоша, волочащий за собой на поводке рыжего конопатого мальчишку лет двенадцати. Мальчишка поразительно напоминает Сидорова из рекламы и вечернего плешивого Васю. Обнаружив мое пристанище, мальчишка и Гоша несутся, спотыкаясь и путаясь в высокой траве. Шестое чувство подсказывает о необходимости скрыться, пока эта парочка не настигла меня, но лень пересиливает интуицию, и вскоре я понимаю, что влип. Путаясь в словах, мальчишка ревет вполне естественно и торопливо рассказывает, что папа (то есть Вася) отвел мелких детей в садик, а потом полез на антресоли за чем, никто уже не знает, стремянка повернулась вокруг одной из своих ног, а папа упал и повредил ногу. Сейчас его отвезли в больницу. Папа велел найти высокого дядю, который теперь живет в парке, и упросить его побыть с детьми дня три, пока он не вернется, потому, что соседка тетя Ира, у которой оставлены ключи от квартиры, скоро опять запьет, и тогда все пропало. Только этого мне не хватало. Безуспешно морщу лоб в поисках решения проблемы наиболее безболезненным для меня способом. Решения нет. Соглашаюсь на каторгу, но только на три дня. Дожидаемся Лиду с Боней и моим мобильным телефоном, собираем палатку и идем за мальчишкой. Поднимаемся на третий этаж в небольшую трехкомнатную квартиру, и пока Лида по телефону узнает, в какую больницу завезли отца семейства, запираюсь в туалете, сообщая по мобильнику жене, что благополучно приехал в Адлер. Из моей квартиры доносится визг дрели и грохот кувалды по стене. Пока мы заняты делом Боня и Гегемон загоняют большого жирного кота на холодильник. Он шипит и машет лапой на них. Вася лежит в пятнадцатой больнице. Еду к нему для получения инструкций, как воспитывать эту ораву. Войдя в многоместную палату, понимаю, что не просто влип, а влип глубоко и надолго. Вася лежит у окна, а его нога белым айсбергом возвышается над тщедушным телом, подтянутая на крючках к потолку. Боже, он сломал бедро! Готов разорвать рыжего на куски, но он тихо плачет от стыда, увидев меня. Уверяет, что скоро его выпустят домой, и я смогу отшельничать дальше. Какой там скоро, лишь бы вообще насмерть не залечили. Коварно пытаюсь узнать у несчастного о ближайших родственниках. Но все безнадежно – бабушки и дедушки или живут в Израиле или отошли в мир иной. Есть сестра жены, но она неотлучно сидит с душевнобольным мужем, чокнувшимся в попытках синтезировать спирт из водопроводной воды. Решаю для себя, что карма моя такая. Если всевышний послал испытание – буду нести этот крест. Все отшельники тоже несли. Еду на вокзал, забираю оставленный там чемодан. Возвратившись в адову квартиру, застаю там весь набор. Кот, собака и все дети уже на месте. Настает пора взаимного знакомства. Утренний мальчишка по-взрослому протягивает руку и представляется Вениамином. Это очень длинно, прошу разрешения называть его просто Веником. Мальчишка согласен. Еще одного пацана лет пяти зовут Моня. Полное его имя из присутствующих никто не знает. Третьему ребенку года три. Кажется, это девочка. По имени определить невозможно – Шура. Младшие дети намазаны зеленкой. Силюсь вспомнить название болезни, при которой детей разрисовывают, как индейцев. Что–то связанное с плохой погодой. Вспомнить не могу – то ли дождянка, то ли болтанка. Следующий член команды – вредный толстый кот Гитлер. Боксера Гошу я уже знаю. Дети и животные чинно водят меня по квартире, показывая, где лежит одежда, белье, игрушки, где мне надлежит спать (в папа-маминой спальне), что лежит в холодильнике и где стоит горшок. Они подозрительно добропорядочны и воспитаны. Это наводит на подозрения о коварстве. Моня задает потрясающий своей философской простотой вопрос, кто я им теперь буду? Папа, мама, тетя уже есть. За маленькими дяди не смотрят, поэтому дядя отпадает. Решаем звать меня баба Толя. Незаметно наступает третий вечер моего отшельничества, если теперь это можно так назвать. Вместе с Веником разогреваем сваренную утром еще папой кашу, которой хватает на всех нас, включая хвостатых. После ужина, делая строгое лицо, отсылаю всех спать. Младшие дети послушно идут к себе. Мы со старшим сидим на кухне и по-взрослому беседуем о рыбалке, компьютерах и гонках. Вскоре из детской раздается дружный рев, малыши сквозь слезы объясняют, что обычно папа их укладывает спать. Веник берет сию обязанность на себя и рев затихает. Через час иду проведать ораву и застаю всех дружно смотрящими порнуху по видеомагнитофону. Отбираю видак, быстро выдумываю сказку про Красную Шапочку и Шумахера, после чего дети послушно засыпают. Ставлю будильник на семь часов, мою посуду, выгуливаю пса, разбираю вещи из чемодана и тоже ложусь. Утром все вскакиваем, как укушенные. Будильник орет, что есть мочи. От его грохота просыпается вся семья. Веник хватает пса и бежит на улицу. Кот усиленно скребет лапами по своей кювете. Мелкие выстраиваются для одевания. Замечаю Моне, что в пять лет можно и самому, на что он парирует, дескать, поскольку в садик он ходить не хочет, папа его одевает сам. Начинаю с Шуры (или Шурика). При одевании выясняется, что это все-таки девочка. Для идентификации пола нацепляю на рыжие кудряшки бант, отобранный у кота Гитлера. Наступает черед Мони. Хватаю трусы из шкафа и долго напяливаю их на пацана. Трусы лезут с большим трудом. Когда дело сделано, Моня спрашивает, зачем я одел на него Шуркины девчоночьи трусы? Стягиваю их с тонких мальчишеских ног, в это время Шурка писается в штаны и ревет от горя. Все начинается по-новой. Наконец дети одеты и обуты. Бегу в ближайший садик, волоча в каждой руке по ребенку. Дети молча семенят за мной. Вбегаем на второй этаж, спрашиваю у Моньки, где их группы. На что паршивец сообщает, они ходят не в этот садик. Я рычу как лев и кубарем скатываюсь с детьми на улицу. На вопрос, где их сад, маленький негодяй отвечает, что забыл. Поднимаю его перед собой и трясу, как старую грушу. Моня от страху указывает нужное направление и бежит впереди нас к цели. Сдаю мучителей с рук на руки воспитателям, после чего вспоминаю - на улице остались без ключей Веник и боксер. Подбегаю к дому под дикие вопли и визг. Это боксер подрался с бультерьером. Венька с соседской девчонкой бегают вокруг собачьего клубка, тщетно пытаясь разнять дерущихся . Хватаю бультерьера за задние лапы, то же дети проделывают с боксером, и мы растаскиваем драчунов, после чего каждый из них получает пару крепких пинков по толстому заду. Поднимаемся домой и пьем чай. Животные сидят рядом и тоскливо смотрят мне в рот. Веник объясняет, что их надо кормить, но корм остался только собачий, потому, что кот вчера сожрал оставленную на столе рыбу. Насыпаю полные миски тем, что есть и еду в больницу к пострадавшему. Вася встречает меня слезами благодарности и накидывается на купленные по дороге гамбургеры. После еды заявляет, что ему надо пописать, а санитарка одна на все отделение, и поэтому подавать утку некому. Засовываю витиеватый сосуд под одеяло, затем выливаю содержимое в туалете. Нахожу угрюмую санитарку. На мою просьбу последить за Васей она бурчит про большое количество больных, про всего две руки и прочее. Сую ей в карман пятьсот рублей, после чего получаю заверения, с несчастного будут пылинки сдувать. По дороге домой закупаю суповые концентраты, видеокассеты с мультфильмами и детскую молочную смесь. Дома тишина. Веник исчез, хвостатые дрыхнут на двуспальной кровати. Громкий звонок телефона будоражит тишину. Звонит разъяренная директриса универсама. Сгорела проводка в одной из кладовок, и если Васька сейчас же не выйдет на работу, лишится зарплаты за месяц. На сообщение о болезни электрика директриса вопит, что даже если он помер, ее это не касается – должен выйти на работу немедленно. Спрашиваю адрес универсама. Он совсем рядом. Хватаю из кладовки чемодан с инструментами и несусь к директрисе. В универсаме крикливая толпа белохалатных теток проводит меня в пострадавшую кладовку. Часа два уходит на замену обгоревших проводов и розетки. Восстановленная проводка благотворно действует на нервы директрисы, и она усаживает меня пить чай. Вокруг рассаживаются тетки, и все слушают грустную историю моего знакомства с Васей. Женщины пускают слезу и шумно сморкаются в халат. Слушающие меня в дверях грузчики протягивают пачку сигарет и сочувственно кивают головами. Директриса наливает рюмку коньяка для успокоения моих нервов. Выпиваю и закуриваю, забыв, что бросил дымить еще лет восемь назад. Пачку машинально сую в карман. Провожают меня всей толпой, нагрузив бананами, яблоками и колбасой. Они сами будут навещать больного, дабы как-то облегчить мою многосемейную жизнь. Веник давно забрал детей и они сидят за кухонным столом в ожидании ужина. Достаю молочную смесь и читаю инструкцию, как ее готовить. Оказывается, ею кормят детей до одного года. Венька успокаивает меня, предлагает отдать смесь коту. Ставлю на газ кастрюлю с водой и варю в ней суп из пакетов. Попробовав дымящуюся бурду, дети морщатся, но не решаются сказать, что невкусно. Веник предлагает сдобрить суп сахаром. Насыпаю в кастрюлю сахар, после чего суп поедается более охотно. На десерт едим яблоки. Бананы пойдут завтра. Старший отправляется на прогулку с псом. Вскоре раздается звонок в дверь. На пороге стоит взлохмаченное существо с дорожной сумкой. По фигуре пол существа определяю как женский. Существо спрашивает Васю или жену. Пропускаю гостью в прихожую. Она достает из сумки домашние тапочки и объясняет что-то про человеческую неблагодарность и опасность для жизни. Понимаю, что она появилась надолго. Дети смотрят, разинув рот, но пояснений не дают. Возвратившийся Веник идентифицирует существо как подругу матери по имени Соня. Приглашаю Соню в кухню, не в спальню же ее вести, и наливаю чай. Дети смотрят в своей комнате по видео мультяшки «Ну погоди!» и «Винни-Пух». Надеюсь, что отечественная продукция благотворно подействует на молодые умы. Сонька, глотая чай, сумбурно рассказывает историю своего падения. Еще в советские времена она была молодым перспективным ученым, или ученой. Проживание в коммунальной квартире не способствовало научной деятельности, и она путем нескольких сложных обменов и многочисленных доплат выменяла комнату на очень приличную по тем временам двухкомнатную квартиру. После столь успешной операции она забросила науку и стала черным маклером, достаточно известным в определенных кругах. Пользуясь знакомствами в суде, милиции, дефицитом жилья и избытком пьющих сограждан, отравляющим жизнь окружающим, она проворачивала немыслимые варианты обменов. Результатами такой деятельности оставались довольны все. Жаждущие дополнительных квадратных метров получали новое жилье. Алкоголики поселялись за городом, имея запас дензнаков на двухгодовую пьянку. Соня же имела возможность вести жизнь, в которой не было проблем с красивыми шмотками, черной икрой и отдыхом в Гаграх. Обеспеченная жизнь не давала времени подумать о замужестве, а кавалеры ходили вокруг табунами. С приходом перестройки, когда легализовалась покупка и продажа квартир, Сонька, взяв огромную сумму денег в долг, продала жилье и купила большую квартиру в центре города. Сделав в ней евроремонт и обставив финской мебелью, бросилась в пучину квартирных сделок, надеясь потихоньку вернуть долги. Но темпы ее работы не успевали за темпом развития легального квартирного бизнеса. Расплодившиеся как грибы агенства недвижимости на ходу вырывали из ее рук хорошие сделки. Она бралась за любые аферы, часто попадая впросак и подводя клиентов. Долг рос, к нему неумолимо прибавлялись проценты и новые долги. Пять лет назад квартиру арестовали по решению суда, теперь она не может ее продать. Один из кредиторов подал в очередной суд на отторжение имущества. И вот позавчера судебные исполнители вывезли из дома все, что не было намертво приколочено, оставив старый матрас и телефон. Очередные кредиторы и обманутые клиенты днем и ночью звонят по телефону и барабанят в дверь, грозясь нанять киллеров. Три недели назад, подкараулив ее в подъезде, кто-то набил морду. Теперь она боится жить одна, поэтому просит поселить ее тут. Не выставлять же ее на улицу среди ночи. Тем более, что мне все равно – квартира не моя. Находим чистое белье и Сонька, всхлипывая, укладывается спать в столовой. Утро начинается так же, как и предыдущее. С той лишь разницей, что дети не идут в садик, потому что суббота, и в столовой спит новый жилец Соня. Веник уводит боксера гулять. По возвращении он держит в руках драную пятнистую кошку. Ему жалко бездомное животное и он просит приютить бродягу. Разрешаю – мне все равно. Собравшись в коридоре, гадаем, как назвать новосела. Веник предлагает назвать Путаной, ведь где-то шлялась она всю жизнь, за что получает от меня крепкий подзатыльник. Где эти дети набираются таких слов? В это время кошка замечает на стуле мои сигареты, дерет их когтями и чихает от попавшего в нос табака. Все, решено. Она будет Марихуаной. В дверь звонят. Это пришла Лида. Она принесла мамины пирожки. Мы дружно размещаемся на кухне и пьем чай, а собаки, включая кошек, доедают вчерашний суп с сахаром. За завтраком всеми бурно обсуждается проблема Сонькиной безопасности. Веник авторитетно заявляет, что если Соньку найдут у нас, то всех на счетчик поставят. Господи, откуда он это все знает?! Решаем для надежности изменить ей внешность. Лида с малышами уходит за краской для волос, а Соньку отправляем в магазин за продуктами, для конспирации напялив ей на голову Монькину джинсовую панаму. Псы и кошки уходят спать в спальню. Я затеваю стирку, благо машина-автомат в этом доме есть. Заталкиваю в нее детские вещи, попутно проверяя содержимое карманов. В Монькиной рубашке нахожу пожеванный лавровый лист и слипшиеся горошки перца. Веник объясняет, что в садике детей заставляют есть до чистой тарелки, поэтому Моня прячет лавровый лист и перец из супа в карман. Даю Венику задание помыть полы. Он с задумчивым видом исчезает в детской и вскоре появляется оттуда с книжонкой в руках и благочестием на лице. Паршивец заявляет, что сегодня суббота, надо читать молитвы и нельзя работать. Книжка в руках оказывается Евангелием для детей. Объясняю неучу разницу между Евангелием и Талмудом. Вспоминаю, что у него мать – русская, значит для евреев он тоже русский, а для принятия иудаизма сейчас нет времени. С чувством садизма рассказываю про обрезание. Веник решает остаться христианином и моет полы. Ищу брошенные на стуле сигареты. Их нет. Веник ищет их по всем углам и строит догадки, как Марихуана их затащила под шкаф и сгрызла. Раздается телефонный звонок. Это звонят из магазина канцелярских товаров, где Вася четыре дня назад чинил компьютер. Мне сообщают, что после починки при включении компьютера во всем магазине выключается свет и просят сделать, как было раньше, до ремонта. Поручаю приготовление обеда вернувшейся Соне, откровенно сомневаясь в успешном исходе, и убегаю в магазин канцтоваров, прихватив с собой Веника. По дороге он исчезает и появляется уже в магазине с большим арбузом в руках. На вопрос, откуда арбуз, пространно объясняет, как он шел мимо торговой точки, а продавщица сказала: «Мальчик, возьми арбуз бесплатно». Господи, он еще и ворует… Венька божится, что не врет. Починка компьютера заняла часа полтора. Удовлетворенные канцелярщики провожают нас, натолкав в карманы мальчику фломастеров и карандашей для Моньки и Шурки. В доме революционный порядок. Дети, Лида, Соня и животные обедают. Мы присоединяемся к ним. Арбуз пришелся к месту. Соня уходит дрыхнуть на диван, Лида отправляется домой. После трапезы Моня заявляет, что маленьким надо спать после обеда, т.е. ставит меня перед необходимостью укладывать Шуру. Мы ложимся в спальне, я бормочу девчонке ахинею про Колобка и футбольную команду «Зенит». Шурка упорно не спит, а меня сон сморил быстро. Просыпаюсь от тяжести навалившегося на меня Гитлера. Шурка сидит рядом на подушке и рисует на обоях новым фломастером. Отнимаю фломастер и иду в ванную освежиться. В зеркале на меня смотрит лицо, разрисованное во все цвета радуги. Не ругаю малышку – она очень старалась. Отправляю ораву вместе с псом гулять. Вечером в кухню подтягиваются дети, кошки и собака. Все просят есть. Сколько можно жрать, я вас спрашиваю?! Ужин не готов, поэтому выкладываю на стол колбасу, яблоки и два кило бананов. Все довольны. Особенно Гегемон. Он, оказывается, обожает бананы. После ужина дети, насмотревшись мультиков, засыпают в моей спальне, вытолкав с кровати кошек и собаку. Собираю разбросанную по полу одежду. Из Венькиных штанов вываливаются мои сигареты. Негодяй недаром плохо выглядел после прогулки. Разбор полетов решаю отложить до завтра. Гоша просится гулять. Он объелся бананов и теперь у него болит живот. Одеваю ботинки, забыв при этом одеть хотя бы майку, и открываю дверь. Марихуана бросается к выходу. Оттаскиваю ее в коридор, за что она дерет мою руку когтями и зубами. Забросив кошку в туалет, мою окровавленную руку под краном. В этот момент Гоша, не выдержав ожидания, делает свои дела у входа и виновато смотрит мне в глаза. Дрожащими руками беру швабру, тряпку и ведро, на четвереньках ползаю по полу и тихо матерюсь. В этот момент появляется Сонька и просит яду. Она больше не хочет так жить. Обещаю завтра найти. Сонька, рыдая, уходит, а я бреду в темноту спальни и валюсь на кровать, забыв про спящих на ней детях и кошках. Придавленный Гитлер вцепляется в здоровую пока руку и убегает на шкаф. Сижу в темноте, обняв голову руками. Сколько я так просидел, не знаю. Слышу тихий тонкий вой, он все сильнее раздается в нереальности сумерек. Внезапно осознаю, что в комнате горит свет. В дверях стоят Сонька, Гоша, Марихуана и Гитлер. Возле меня на коленях стоит Веник, жалостливо заглядывающий в лицо свое бабе Толе. Моня заклеивает мои исцарапанные руки пластырем, а Шурка гладит меня по голове. Понимаю, что это я выл в ночи, зажав голову руками и раскачиваясь. Дети, хвостатые и Сонька заботливо укладывают бабу Толю в кровать, приносят попить теплой воды, укрывают одеялом и на цыпочках уходят, прихватив с собой будильник. Никогда в жизни я не спал так крепко. Аромат свежего кофе поднимает меня. В кухне накрыт легкий завтрак на одну персону. Умытые, одетые и поевшие дети наливают мне кофе и робко стоят вокруг. Сонька уже не хочет травиться, а, напевая, красит голову в ванной. Иссиня черные волосы ее превратились в красно-рыжую копну. Кофе придает мне силы и добавляет мудрости в истерзанную голову. Я звоню приятелю Женьке и излагаю свою просьбу. Потом делаю звонок жене «из Адлера» и прошу отдать мою иномарку приятелю якобы для поездки к маме в Крыжополь. Через час Женька подгоняет машину к нашему подъезду и выгружает из нее старый компьютер, бесполезно пылившийся с прошлого года под столом. Объявляю честной компании, что мы едем за город купаться. Кошек с собой не берем. Одеваются все сами. Мой командирский тон не вызывает никаких возражений. Сонька боится выходить из дома, поэтому напяливаем на нее Васину кепку и мои темные очки. Дети с восхищением разглядывают иномарку. Веник спрашивает, как долго я еще буду с ними жить. Едем в сторону залива. Все хотят сидеть на переднем сиденьи, поэтому там сажаю Гошу. Остальная орава с хохотом умещается сзади. Сонька напропалую кокетничает с неженатым Евгением. Он смущается и краснеет. Кажется, парень влип. Ну не мне же одному. Залив раскинул перед нами зеркало своих вод. Дети носятся по пляжу, валяются в песке и гоняют по воде Гошу. Время прошло незаметно, пора домой. По дороге покупаю несколько игрушечных моделей самолетов и автомобилей. Демонстрирую их Моньке. Если хитрюга будет сам одеваться по утрам – получит всю коллекцию и гораздо больше. Одно одевание – одна модель. Моня согласно кивает головой. Заходим в универсам, где Сонька выбирает продукты, из которых она умеет готовить. Возиться с ужином никому неохота, поэтому едим в Макдоналдсе. Отпускные деньги еще шелестят в кармане, поэтому, глядя на счастливые глаза детей, решаю возить их туда почаще. Дома мы с Женькой устанавливаем компьютер и показываем Венику элементарные приемы работы с ним. Женя будет приезжать по вечерам и обучать мальчишку. Теперь его за уши не оттащишь от письменного стола в столовой. Все, выходные закончились. Уложив детей, сидим втроем на кухне, пьем пиво. Обсуждаем, как обратить ситуацию в сторону наименьшего вреда всем присутствующим в квартире жильцам. Обязанности распределяем следующим образом. Я занимаюсь детьми, стираю и покупаю продукты. В оставшееся время хожу в универсам работать электриком. Сонька готовит, гладит белье, вытирает пыль и кормит хвостатых. Женя учит Веника компьютеру и хорошим манерам. Самому Веньке поручим гулять с собакой три раза в день, читать мелким сказки и мыть полы. Женя прощается и ввиду позднего часа уезжает на моей иномарке. Завтра он пригонит ее, когда придет обучать Веника основам компьютерной грамотности. Нечего мальчишке болтаться на улице и красть арбузы. Соня машет вслед моему приятелю рукой. Перед сном она обсуждает варианты завтрашнего ужина – понравится ли он Евгению. Предупреждаю о большой разнице в возрасте не в ее пользу, но легкомысленное существо пропускает замечание мимо ушей. На следующее утро я застаю саму непосредственность в косметической маске из огурцов, занятую маникюром. Опять приходит утро. Будильник я поставил на 6:30. Дети поднимаются как по команде. Я объявляю начало новой жизни, и мы все во главе с Гошей бегаем вокруг дома. Шурка в силу малых лет и еще коротких ног выбывает из соревнования, наблюдает нашу беготню с крыльца и посасывает палец. После зарядки поднимаемся наверх, и я быстро споласкиваю сразу обоих малышей в ванне. Шурку одеваю я, а Моня, поглядывая на приз, быстро напяливает всю положенную одежду сам, хватает модель истребителя и теряет всякий интерес к окружающему миру. Бежим в садик, после чего оставшиеся в квартире завтракают. Продукты еще не кончились, поэтому я уже спокойно иду в универсам на работу. Это надо же, сказал бы мне кто-нибудь пару недель назад, что я буду рассказывать сказки, вытирать попы и работать электриком, вместо купания в Черном море. Я бы посчитал такого предсказателя сумасшедшим. Универсамовские тетки передают привет от Васи, у него все хорошо, не считая сломанной ноги. Вечером Шурка играет в куклы. Я учу Моню пришивать пуговицы. Женя занят со старшим оболтусом. Он купил ему интернетовскую карту. Они подключают компьютер к телефонной линии и залезают в Интернет. Соня колдует на кухне, временами бьет посуду и отгоняет Гитлера от кастрюль. Так проходит день за днем. Иногда появляется Лида и забирает малышей на прогулку. Временами мы все, кроме Соньки, она еще боится выходить из дома, идем в парк. Дети вместе с собаками купаются в речке, а мы сидим у берега и наблюдаем за их возней. У Веника появился новый прибабах – он рыщет по кустам и собирает пустые бутылки на Интернет. По воскресеньям я набиваю иномарку человеческими телами и собаками и везу компанию на залив. Дети во главе с Сонькой моют машину, а потом носятся по пляжу с воплями диких индейцев. На обратном пути мы дружно поедаем гамбургеры в Макдоналдсе. У Лиды и Жени намечается трогательный роман. Сонька по непонятным причинам потеряла женский интерес к моему приятелю. Они с Веником пялятся в Интернет, вооружившись английским словарем -ищут Соне заморского жениха не старше ста лет. Вскоре таковой находится. Завязывается бурная переписка. Веник под диктовку соискательницы пишет ему трогательные письма с массой грамматических ошибок. Однажды вечером жених звонит на квартиру, чем вызывает всеобщий переполох. Он приглашает Соню на свидание в Америку. Там ей и место -– кредиторы не достанут. Своих денег у нее давно нет ни копейки, поэтому спонсирую невесту на получение загранпаспорта. Пока она несколько дней занимается получением справок, загримировавшись до неузнаваемости, я выполняю всю работу по дому. Вечерами готовлю ужин, а дети с хвостатыми толкутся вокруг меня и лезут под руку. Забрасываю кошек на холодильник, рядом с ними сажаю Шурку и даю ей в руки фломастеры. Пусть красит стенку, лишь бы не попала под горячую кастрюлю. Моня в центре кухни выполняет новое задание – одевается и раздевается на время. Если он уложится за 45 секунд, я обещал подарить ему тамагочи. Жадности этого пройдохи нет предела. Вся полка в детской заставлена моделями, полученными за хорошее поведение, а ему все мало. Отпуск мой подходит к концу. В суматохе дней вспоминаю, что будет сложно объяснить жене отсутствие загара и каждый день мотаюсь в солярий. Искусственный загар пока не тянет на южный, я мучительно придумываю правдоподобную ложь. Веник советует натереться сырой морковкой, она добавит яркости моей коже. Он испробовал этот трюк, когда не хотел идти в школу и имитировал желтуху, чем перепугал родителей до смерти. В больнице отделение закрывают на ремонт, и Васю выписывают на домашний уход. Знали бы они этот уход. Мы едем за ним и торжественно доставляем домой. Он уже ходит на костылях, хотя бы утку не надо подавать. От долгого лежания и универсамовских гостинцев он потолстел и повеселел. Клянется, что заработает денег и поставит мне прижизненный памятник. Советую деньги поберечь на новый компьютер для Веника. _________________________________________________________________ Завтра я отбываю домой. Отпуск кончился и я узнал, что ремонт в квартире завершен. Можно возвращаться. Звоню жене, сообщаю о скором прибытии с морей. Покупаю огромный торт. Вечером вся семья собирается в кухне за прощальным ужином. Казалось бы, я должен радоваться – конец каторге. Но душа ноет от предстоящего расставания. Настроение у всех поганое. Мы откровенно грустим, даже торт остается почти нетронутым. Держу на коленях Шурку и Марихуану. Гитлер трется у ног, а Гоша положив мордаху мне на колени, грустно вздыхает. Веник забросил компьютер. Они с Монькой сидят напротив и прячут покрасневшие глаза. Сонька, слезливое существо, тихо скулит, спрятавшись за холодильник. Сейчас я разрыдаюсь у всех на виду. Наконец беру себя в руки, прикрикиваю на остальных – не похоронили еще, нечего кукситься. Я буду приезжать к ним по воскресеньям, возить на залив, а зимой катать на лыжах. Обстановка оживляется, дети принимаются за торт. Я в последний раз мою сразу всех в ванне и укладываю спать. Утром поднимаюсь в пять часов, перелезаю через раскинувшегося на кровати Гошу и тихонько исчезаю. У меня не достает сил уйти у всех на виду. Дети сладко сопят в своей комнате. Сонька тихо похрапывает на диване, разглядывая сны о предстоящей капиталистической жизни. Что ни говори, а поспать она мастерица. Вася обнимает меня и, гремя костылями, закрывает за мной дверь. Появляюсь дома ровно через час после прибытия адлерского самолета. Квартира блещет новым кафелем и подвесным потолком. Жена и оболтус виснут на мне, целуя, куда попало. Скотина я все-таки. За обедом напоминаю сыну о его мечте иметь собаку. Он радостно взвизгивает и исполняет по квартире пляску святого Витта. Мы втроем читаем газету «Из рук в руки» и едем по объявлению покупать щенка ризеншнауцера. Пока жена и сын возятся в коридоре с маленьким черным комочком, все повадки которого говорят о его хулиганском характере и предстоящих трудностях с погрызанной обувью, я крадусь на лоджию и набираю номер той квартиры, где живут дети, кошки и собаки, ставшие мне родными. Справляюсь у Веника, кто отвел мелочь в детский сад, чем кормили Гошу и Васю, звонил ли жених. Заслышав мой голос, Венька радостно орет, что все в порядке. На его крик сбегается вся орава. Они по очереди вырывают из его рук трубку, спрашивают, когда я появлюсь, купил ли я тамагочи, где лежит Шуркино желтое платье и можно ли бегать завтра, если пойдет дождь. Я отвечаю на вопросы, даю ценные указания и нажимаю отбой. Подсознание говорит мне, что я найду выход, и скоро мы все будем видеться совершенно легально. Дружная толпа из четырех детей побежит по песчаному берегу в сопровождении двух собак, одной мускулистой и рыжей, другой маленькой, лохматой и черной. Черная спотыкается на ходу, пытаясь не отстать от толпы и перекатывается через голову. Лапы подрастающего щенка разъезжаются в теплом песке. Все смеются над ее выкрутасами. Вася и моя жена кричат детям, чтобы не купались долго, вода уже холодна. Я стою на пригорке, наблюдая за этой оравой, и сердце мое заходится от счастья. 2009 Copyright by Elena Khromovskikh