В детстве я доставляла своей матери массу беспокойства. Я делала невероятные вещи. Я забиралась на подоконник и всегда, всегда находила оправдания, чтобы выпрыгнуть в окно… Когда я была маленькой, я так боялась…слушала свое собственное дыхание по ночам, потому что думала, что если не буду слушать его, то не проснусь утром. Я до боли стучалась головой о стену… Не могла остановиться...совсем не могла остановиться. Со мной было что-то не так. Это было единственное над, чем я была невластная. Я писала завещание в одиннадцать лет…но я не умерла… потом я его переписывала в пятнадцать.. 3 сентября Сегодня я задержалась после уроков в школе. Мы с Люськой и Леркой сидели на «колесах» на стадионе, ели бутерброды и делились о том, как провели свое лето. Особо мне было не чем делиться. Мать отправила меня в село на все три месяца. Конечно, с бабушкой и дедушкой было спокойнее, чем тут в городе. Я рассказала про Виталика, который все лето бегал за мной в попытках поцеловать меня. Рассказывала, как с Надюхой бегали по маковому полю. Как плели венки… Как воровали у соседа черешню. Как он бегал за нами и кричал что, расскажет все родителям. А его черешни были самыми сладкими. Но все это было скучным и диким для Лерки, у которой родители намного богаче и они могли каждое лето ездить по морям. Для Люськи мои истории тоже были жалостными, ведь она все три месяца провела с мамой в разъездах, сопровождая ее как «хвостик» по командировкам. Когда наши бутерброды закончились, и мой взгляд упал на Леркины дорогие наручные часы, я вскочила со словами «Мать убьет меня!». Смех девчонок еще долго звучал у меня в ушах, пока я бежала домой. У двери я замерла. Отдышалась и позвонила. -Где ты шлялась? Ты на время смотрела? Я что ждать тебя должна? Быстро иди мой руки и за стол,- криком встретил меня дом. Есть я не хотела, потому, что наелась сытных Люськиных бутербродов, которые всегда были очень вкусными. Ее отец повар в дорогом ресторане, он то точно знает секрет сытности еды. -Мам, я не хочу есть. Я позже поем,- громко говорила я из комнаты. -Иди, ешь, я сказала. Быстро! Тарелка супа передо мной. Не знаю, почему я не люблю именно эти супы. В селе бабушка, готовила так вкусно. А эти супы с зажаренным горьким лугом вызывали во мне только тошноту. -Ешь, я сказала! -Я не хочу…- вылавливая на край тарелки лук, я «возила» ложкой по тарелке. Все произошло в одно мгновение. Она схватила тарелку. От этого движения суп вылился мне на халат. С силой она ударила меня ею по голове. Было очень больно. В глазах потемнело. Я чувствовала, как остатки супа стекают по моей голове, слышала, как тарелка упала на пол и разбилась о плиточный пол…Схватив меня за волосы, она потащила меня в ванную комнату. Меня шатало, я еле могла идти…Крик я не воспринимала, потому, что оглохла на мгновение, как мне показалось. Открыв кран, она наклонила мою голову над ванной. Я смотрела широкими глазами на белую ванну, на свои длинные волосы которые свисали над моим лицом. С силой она терла пальцами макушку… И я увидела …кровь… Она была красной… Меня стошнило прямо в ванную. 14 октября Сегодня у Лерки День рождения. Я целых две недели делала ей подарок, плела из бисера ожерелье и браслетик на руку. Думаю, ей понравится. -Мам, помнишь, я говорила про Леркино День рождения?- спросила я, когда домывала пол в коридоре. -И что?- услышала я из кухни. -Ну, она пригласила меня и Люську, сегодня на три часа,- ответила я и выжала руками тряпку. -А ты что, уже убрала? Тебе еще надо уроки делать. -Мам, сегодня ж суббота, я завтра сделаю. -Ты что забыла, что завтра отец приезжает? Кто в магазин пойдет? Ты что не видишь, что я убираю и готовлю, а тебе лишь бы уйти из дома. Тем более к кому? К той Лерке? Ты знаешь, что у нее за родители? Воры они у нее! Будешь дома сидеть, я сказала. Я сидела в комнате и держала в руке Лерын подарок. Мать зашла быстро и я не успела его спрятать. Она выхватила его из моих рук и разорвала его на моих глазах. Бисер рассыпался по ковру… Мать с силой ударила меня по лицу и закричала на меня. -Я сказала уроки делать? Ты что оглохла, неуч? 31 декабря Я люблю Новый год. Помню, один, который мне больше всего запомнился. Тогда папа прилетел прямо в предновогоднюю ночь и привез мне большую красивую фарфоровую куклу из Германии. Я такая счастливая была. Самая счастливая. Помню, сидела на коленях, у папы, обнимала его за шею одной рукой, и с трудом удерживала куклу другой, светилась от радости. От папы тогда очень вкусно пахло. Хоть мне и было пять лет, но я запомнила этот необыкновенно праздничный аромат. Мать раздраженная ходит. Мне кажется, что не будет сегодня праздника. Бабушка с дедушкой звонили, поздравляли. Услышать их по телефону для меня было большим подарком. Я сидела в комнате и читала «Джейн Эйр», когда позвонили в дверь. Мать запищала от восторга. Вернулся брат с армии. Любимчик… Сразу стало как-то шумно. В доме появились ласковые слова, направленные на брата. Мать светилась вся от счастья. Папа достал подарки для нас. Он умел удивлять нас сюрпризами. Матери духи, брату портмоне, а мне шарфик, красивый сине-голубой. -Игорь, она мала еще для таких подарков,- сказала мать и отобрала из моих рук подарок, цепляя длинными ногтями тонкую ткань и делая некрасивую, кривую, как моя жизнь зацепку. 28 августа, 2008год. Моя свадьба. Это мой день. Это моя свобода! Виталька, мой жених. Мы столько вытерпели с ним за эти три года. Научились прислушиваться к шорохам. Когда мы начали встречаться, он уже был в моем городе и поступил в педагогический институт я же в медицинское училище. Трудно было, но мы оказались сильнее, чем думали. Без Витальки терялся весь белый свет. -Виктория! Что за уродское платье ты себе купила?- спросила мать меня, когда вошла в мою комнату и увидела меня. -Мам, не надо, прошу, не сегодня,- прошептала я и отвернулась к зеркалу, поправить фату. -Я тебе сказала! Лягу перед порогом, переступишь меня, пойдешь за него!- закричала она, и громко хлопнув дверью, вышла из комнаты. «Только не плакать. Только не слезы. Вик, держись, ты же сильная, ты сможешь. Боже, прошу Тебя, умоляю, только не сегодня. Не в такой день». Я сжимала руки, и ногти впивались в ладошки. Я знаю, что завтра я соберу свои вещи и перееду к Витальке в коммуналку. И больше не будет этой боли. Никогда. …Виталька обнял меня, и мы вышли из комнаты в коридор. Когда мы подошли к дверям, отец подошел ко мне и шепнул на ушко: «Викуль, все будет хорошо, я сказал твоей матери, чтоб она тебя отпустила». -Спасибо, папа!- ответила я, и мы вышли из дома. Я садилась в машину, подобрав платье, а она с силой надавила мне на голову. Не знаю, зачем она это сделала. Наверно, чтоб я не ударилась головой. Было что-то очень неприятное в этом нажатии, потому, что все шпильки, которые были в моей прическе, с силой вонзились в кожу головы…в старый шрам… -Больше никогда не трогай меня! И, мама прости же меня, наконец, что я твоя дочь! – сказала я, и захлопнула дверцу автомобиля. Я хотела еще многое сказать…За что? Почему? Но не смогла… Я никогда ее не прощу, пока она не простит меня… Нельзя прощать тем, кто не умеет прощать. (Фридрих Ницше)