Боль в разбитых губах и свет уличного фонаря в окно. В окно пошло и монотонно бьет дождь. В открытую форточку попадают капли и разбиваются о тюлевую штору, отделяющую окно от комнаты. Задребезжал свет настольной лампы. Новые современные лампочки, дающие белый дневной свет вечером… Кто это придумал? Это так неприятно ударяет по глазам. Желтые быстро перегорающие старые лампочки почему-то до сих пор возвращают в детство, хотя уже несколько лет пользуемся этими «белыми»… Стук закрытого легким и привычным пинком ящика, шелест страниц альбома, треск вырываемого листа из него, и боль в напряженных мышцах рук… Шуршание глянцевой обложки альбома по натертой когда-то воском поверхности стола, скрип выдвигаемого верхнего ящика – это ручка, прицепленная к тетради царапает внутреннею поверхность стола. Резкий неприятный грохот перебираемых ручек, карандашей, фломастеров, кисточек, лежавших вперемешку по всему ящику… Серебристая оболочка карандаша «HB», наконец, успокаивающе скользнула в руку. В луч света попала рука, закрывающая ящик. Рука с ободранными костяшками и двумя большими синяками на тыльной стороне. Боль… На столе лежит огромный трёхцветный лист клёна. Он сухой. Глупо сейчас искать где-либо такой же. Не найти. Он из Англии, из самого центра Лондона, из Бакенгемского парка… Воспоминание, боль в сердце и горечь во рту. Дождь барабанит по пластиковому окну, а оно как будто поглощает все звуки… Глухо. Изодранная рука тянется к этому прекрасному листу клёна, лист ложиться на грубоватый чуть пожелтевший от времени лист плотной бумаги, выдранный из альбома пару секунд назад… Серый карандаш скользит по кленовому листу, оставляя за собой угольную тонкую полосу, серебрящуюся лучах белого света лампы… Глаза. Они появились на листе неожиданно. Холодные, с насмешкой, но, тем не менее, добрые, со стремлением помочь… Глаза закрылись, карандаш выпал из руки и лист кленовый был отметен в угол стола. Глаза открылись, перед ними белый лист бумаги. В руке вновь карандаш и вновь по листу скользит серебристая змейка… Минута, две, три, пять… Время бежит с пугающей быстротой, а в нем изодранная в драке рука с карандашом медленно ползет по бумаге, вырисовывая до боли знакомые и когда-то любимые черты лица… Глаза закрыты, голова опущена. Стук. Стук в голове, как будто тяжелые капли дождя, бившие снаружи по стеклу, бьют внутри головы. Глухо и монотонно. Стук. Внешний стук упавшей капли. Глаза открыты, а перед ними светлая, посеревшая от времени штора. Рисунок перед глазами, а на нем растекаются две капли крови. Еще стук, еще капля на его лице. Теперь не видно ни холодных насмешливых глаз, ни усмешки на его губах. Опять его лица не видно. Рука к лицу, а на ней еще две капли крови. Сухие разбитые губы растянулись в горькой улыбке, в тот момент, когда глаза заметили на этой самой руке кровь. Скрип кресла, шорох шерстяных подошв носков по линолеуму, щелчок замка двери, ведущей в ванну, шум воды, разбивающейся о фаянс белоснежной раковины… и кровь стекающая с руки по стенке раковины под сильной струей ледяной воды. И вот, мокрой рукой по губам кровь и внезапное осознание, что вчера всё же был сильным тот удар. Вода выключена, уже мокрое полотенце у кровоточащего носа. Выключен свет во всей квартир, лишь уличный фонарь на стенах бликами играет, отражаясь в зеркалах на стенах и в шкафу с хрусталем. Хлопнула резко и раскатисто дверь ванны за спиной. Пара шагов к зеркалу, а в нем отражаются лишь глаза спокойные на дне которых грусть, сухие губы, растянутые в усмешке и пятно белого полотенца у лица. Кресло, стол, рисунок, полный стакан белого вина справа… Резкий белый свет настольной лампы вновь ударил в глаза. В голове пусто, руки трясутся, а перед глазами его лицо с несколькими пятнами крови… Рука тянется к бокалу, но, промахивается, и пальцы окунаются в вино. Капли попадают на рисунок, перемешиваются с кровью и черты его лица еще сильнее растекается. А оставшиеся капли стекают по поднятой руке, попадают в саднящие царапины на руке. Опять боль. Боль такая же, как от его прикосновения. Высохшие губы вновь растянулись в полуулыбке, глаза вновь закрылись, а голова опустилась на холодные руки, пальцы которых тут же оказались в светлых волосах… Вновь глаза открыты, а на бумаге, к крови и вину примешивается соленая вода, непрерывно капающая из глаз. Усмешка. Еще один лист испорчен. Рукам больно рвать грубую, промокшую бумагу, но они рвут. Обрывки опадают сухими листьями на стол и пол. Изуродованная рука вновь тянется к бокалу. Горькое вино обжигает разбитые губы и режет горло изнутри… Рука дрогнула, бокал летит вниз на темный ковер комнаты. Остатки вина выплеснулись на стол, колени, ковер. Бокал откатился в сторону… Голова вновь покоиться на холодных руках. Тишина. Свет не горит, лишь свет уличного фонаря в окно. В окно монотонно стучит дождь. В открытую форточку попадают капли и разбиваются о тюлевую штору, отделяющую окно от комнаты. Ничего нет. Осталась лишь боль в разбитых губах и сердце…