«Я сейчас говорю: «Пальто», а тогда я была в «пальте», да в таком, что, пожалуй, никто не отыщет теперь нигде. Хоть второй год шёл после войны, голодуха была – просто жуть. Я – одета в мужские штаны и на Бахмач держала путь. Обещали нам там благодать. И товарки судачили так: Если с толком кому-то дать, будет сахар и хлеб, и табак. Мы на крыше все товарняка. С нами трое здоровых парней. Их мы взяли, чтоб наверняка нам доехать до цели своей. Мне тогда шёл шестнадцатый год, и всё женское было при мне. Но себя не пускала в расход даже ради своих парней. Две недели мы были в пути. Чаще хлеба во рту – кипяток. Но случилось: пришлось отойти по нужде, вдруг позвали: «Браток! Пособи. Мне подняться никак. Отлупили меня пацаны. Даже фриц не отделывал так. И забрали пиджак и штаны». Пригляделась – лежит мужик, весь избитый, в грязи и крови. Я хотела поднять, было, крик, чтоб товарки пришли мои. Только вижу – ушёл состав. А который стоит – не мой. А мужик на колени привстал и ко мне прикоснулся рукой. «Ты что ль девка? Ну, брат, и дела! Не реви! О себе расскажи. Своим криком, считай, что спасла мою, думал, забитую жизнь. Защитил, знаешь, я старика, вот за это избила шпана. Не работает что-то рука. Ну да ладно, попустит она. А с тобою что произошло?» Перед мной парень лет двадцати. И улыбка – как солнце взошло. Чую – тож начинаю цвести. Где-то там у себя изнутри. Не бывало такого ещё. «Ну чего ж ты молчишь? Говори…» и моих он коснулся щёк, на которых плясал огонь, – хорошо, что было темно. Я взбрыкнулась: «А ну не тронь! Но уже промеж ним и мной проскочила святая искра – от неё в жизни радостный свет. … Мы отметили с Ваней вчера счастью нашему тридцать лет. 1977