На острове Чёрных Людей ищем мы излеченье, Реликты шагают здесь сонмами, потчуя зренье, Грядёт потепление похолоданья, и драм нет, И в городе, дышащем птицами, ветрены камни, И город – горючий вертеп – Сад камней – многомерен, И в нём есть просторная Комната Эймса, и, вверясь, Мы, сами уже не свои, но, увы, средь своих лишь, Стоим по углам, вызревая гранатами в тигле, И плещется жемчуг в морях, но за окнами дома, И бубны старинные метят в артерии грома… … безумная истина в тонких фужерах – снотворным, Слеза, расщеплённая ветром – трубою подзорной, Уже перевёрнутой, чтобы не видеть, что все мы – В сей комнате Эймса – невидимы, слепы и немы, Попарно – одни Терминаторы и Маргариты, И если здесь пегая ночь, то где мы в ней сокрыты, И шаркают ставни, и город всех птиц выдыхает, И помним, что Китеж горит, Аркаим – полыхает, И если здесь ночь, то где яд в её кронах запрятан, И вот мы уже понимаем почти, что – не рядом, Что нет островов, нам родных, городов, нам покорных, Что в Комнате Эймса нет белых людей и нет Чёрных – Насквозь – человеков, что в ней вообще никого нет, И остров свивается в дудочку, в городе тонет, И вот мы уже до конца понимаем, что нет нас, Что Комната Эймса – без комнаты, гулкой и бледной, И город других птиц вдыхает, и дышит свободно, Меняя века, как перчатки, Вселенной холодной.