Благочестивость ревностно блюдя, я не ругаю мерзкий местный климат, занудливость январского дождя, парализующий хамсинный климакс, удары ветра, бьющего под дых, и горы в мареве туманном, как уроды, цементного завода пыль и дым ,– всю несуразность тутошней погоды. Я это не ругаю, не хулю и даже не смотрю на всё сердито, пытаюсь утверждать, что я люблю, но выгляжу при этом нарочито. Лишь потому, что я корнями т а м, – в краю берёз и соловьиных трелей; зимой привык к морозам и снегам и к новогоднему убранству елей, и к самодурству затяжной весны, к разливу рек и к буйству ледохода, и к майским грозам, бередящим сны, и к разным прихотям любых сезонов года, но только тех, к которым я привык, впитал в себя своим нутром и кожей. А здешние на них так не похожи. И я годами и душой – старик.