Я плакала сама себе. Тихо, гася всхлипы судорожными вздохами. Передо мной на тетрадном листке в клеточку лежала горстка невзрачных стеклышек . а к нему, раздавленному борькиным ботинком, я боялась прикоснуться. Сил хватило только подобрать эти стеклышки… - Донечка моя, что случилось?, - Почему-то шепотом спросила бабушка, заглянув под стол. - Борька… Борька… - Что, Борька, что? Леночка, не молчи… Она, разволновавшись, трясла меня за плечи. Мои всхлипы перешли в икоту, и бабушка , положив спицы крестом на пиалушку, стала вертеть её передо мной : - Пей, пей по очереди. Раз, глоток…два… Ну, что случилось, что? - Кааа…кааа…Калейдоскоп мой…- я протянула ей горстку непонятных некрасивых осколков. – Борька растоптал… - И ты так плачешь, глупенькая?. Да мы сейчас тебе новый купим. А хочешь, я этот переклею, будет как новенький… -Нет! Нет! Не хочу – взвизгнула я и забралась на бабушкину кровать Закрылась подушками, занавесила лицо кружевной накидушкой, давая понять, что ничего не хочу. Ничего не надо. … Бабушка растерянно потопталась и на цыпочках вышла из комнаты. Руки неожиданно нащупали книжку под подушкой. Мои любимые узбекские сказки, с невероятно красивыми цветными картинками. Затейливые орнаменты, таинственные девушки в пышных шароварах, удивительные кувшины с длинными горлышками и причудливо изогнутыми ручками… Высокие окна во дворцах, сквозь радужные стекла которых струится волшебное многоцветье… Крутя свой калейдоскоп, рассматривая замысловатые узоры, я словно попадала в мир, что так разительно отличался от моего, серого, застывшего голыми деревьями за некрашеным забором нашего палисадника. Он существовал, тот волшебный мир. Он умещался в этой маленькой синенькой трубочке… Которую Борька так безжалостно растоптал, не поверив мне, что в ней Алладдин трёт свою волшебную лампу, и можно запросто подловить момент чуда, момент исполнения его желания, к которому, если повезет, можно и твоему присоединиться. Слёзы текли сами. Я их вытирала накидушкой, но они были быстрее моих рук… Обедать я отказалась. К вечеру передо мной лежало четыре новеньких калейдоскопа и пятый, склеенный бабушкой. Мама, папа, Борькина мама и сам Борька растерянно топтались перед кроватью и не понимали, почему я не хочу хоть одним глазком посмотреть в новенький калейдоскоп. Борькина мама хватала его за чуб и тянула в мою сторону –Проси прощенья у девочки, паршивец! Они брали то одну, то другую трубочку, и зажмурив один глаз восторженно придыхали : - Ааа-ах, смотри, смотри, какое чудо… Папа сдался первым : - Лена, немедленно прекрати капризничать. Развела тут мокроту… Из-за чего, спрашивается? Я отвернулась. Я не могла им объяснить. Я закрывала глаза, видела перед собой безжизненно лежащие на тетрадном листочке осколки и понимала, что моей радости, моей невыразимой надежды, предчувствия чего-то праздничного больше не было и скорее всего никогда не будет… Потому что… потому что… в этих трубочках всего лишь стеклышки…