О.С. Она боялась прослыть бездарностью, Имела много приобретенных привычек вредных. Спала со всеми наотмашь, не требуя благодарности, Жалела стоящих на паперти бедных. Гуляла по парку с шикарной колли, Дразня голубей длинноногой походкой,. Вечерами вздыхала о бабьей доле, Тоску по любви заливала водкой. В назначенный час в кабак уезжала, С каким-нибудь новым, на вечер поклонником. С притворным восторгом глянец листала, Занималась любовью на подоконнике. Строчила стихи тихим пасмурным утром, Чуть слышно сама их себе читала, Как-будто жила, любила как-будто, Как-будто в зеркале себя узнавала. Но что-то все же ей душу бредило, Наблюдался анахронизм в ее выходках диких. И в сердце было довольно ветренно, А в памяти только осколки безликих Личин, деливших с ней ложе похмельных мужчин... *** Ты ли была со мною сегодняшним утром, Ходила в рубашке накинутой на обнаженное тело, Тонула в моем взгляде спросонья мутном, К груди прижималась щекой и больше ничего не хотела? Ты ли варила мне кофе в турке, Отчаянно слушая "Крематорий", Пудру смеясь звала штукатуркой, Оставляла в постели смешные игрушки- метила территорию? Ты ли называла меня своим бесприданником, На плече засыпая в тесной маршрутке, Покупала в булочной медовые пряники, Шутя обижалась на мои колкие шутки? Ты ли понурив свою голову светлую, Рассуждала о Боге, грызя орешки, Хмурила брови, когда я советовал Тебе обращаться к нему без спешки? Ты ли кричавшая в белые сумерки, Пообещавшая ждать в одиночестве, Душу мою окутала сумраком И горькие дни для меня напророчила... *** Летнее. Плавность цветущих в июле лилий Спорит с прямыми углами линий Рамы окна за которым виднеется Рваного неба закатный лоскут. Кузнечики длинные трели ткут, На бесконечность лета надеются В комнате душно и пахнет мятой. Цепью гремит старый пес кудлатый, Вынесший грузное тело из будки, Чтобы напиться водой из лужи, В мыслях желая январской стужи Вместо зноя палящего круглые сутки. Силуэт абажура наводит на мысли Об одиночестве... В этом смысле Я точно также вишу в пространстве, Роняя свой тусклый мерцающий свет С накалом в четыре свечи вослед Тебе, ненавидящей постоянство... ЛЮБОВЬ по ФРЕЙДУ. Новоявленный месяц в окно уставился, Черты лица твоего приметив. На первый мой взгляд ты не красавица, Но блеск томных глаз довольно приветлив. На первый мой вздох по тебе в подушку, Ты вовсе не стоишь такой тревоги. Вначале я выбрал твою подружку, Мне очень понравились ее ноги. Ноги ногами,но факт реальности: С тобой у меня нечто иное, Возможно условности и банальности, Но возможно и паранойя. Возможно психоанализ уместен, Только он врядли прояснит обстановку. Я абсолютно с собою честен И вижу в морковке всего лишь морковку. Но осязание тела в руках Будит довольно яркое чувство, Отдающее крови приливом в пах, Возвышающим сублимацию до искусства, Возводящим тебя в образ дикой Дианы, Стреляющей в сердце запахом мускуса Под звуки скрипящих пружин дивана И хмель поцелуя с привкусом уксуса... Я пью черный кофе, читаю Иосифа Бродского, Краду потихоньку рифмы, размеры. За окном пелена пейзажа неброского Застилает сознание снегом белым. Мне сегодня нечего делать. Привычно… Разговор телефонный, состоявшийся утром, Показал что мне в принципе безразлично Живет ли душа в твоем теле смуглом. К чему говорить о любви с ненароком Со мною проснувшейся в смятой постели, Не пившей вина, но в похмелье глубоком, С несмытой косметики акварелью? К чему делать вид, будто это серьезно? Даже имя не вспомню, сколько ни силюсь. Забудь, что читал я тебе о березах, О райских чертогах и птицах синих. Не верь, что ты будешь музой поэта, Какой я поэт, так писака от скуки. Хотя ты, наверное, знала об этом, Когда твои губы ласкали мне руки… Покуда жив мой организм и полон кровью Артериальной и венозной вперемешку, Я буду с неустанностью воловьей По-волчьи скалиться в глазища пересмешников. Я неизменно буду преданным отчизне Врагом плюгавой речи патриота, Который вероломно бьет на тризне Поклоны серебру Искариота. Я терпелив, но все же есть границы, Я не люблю, когда меня морочат. Тону в долгах с везением синицы, А госмужи мне журавля пророчат. Мне б убежать к чертям через кулички, Пока меня не слили по запарке В клоаку рабской кротости – привычки, Приличной разве тигру в зоопарке. Утреннее. Если ночь позади распятая умирает в объятьях рассвета, А дыханье от пасты мятное разбавляет дым сигареты, Если плечи твои открытые, словно крылья невинно-нежные Добрым ангелом позабытые, улетевшим в миры безбрежные, Значит, утро уже наступило и врывается свет сквозь шторы, Твои губы в улыбке милой чуть дрожат от малейшего шороха Снежинки, умершие души невест Зачем вы на землю так рветесь? Вам треплет загривки слащавый норд-вест И вы без любви отдаетесь. Одетые в пепельно-белый жакет, Планируя в воздухе смело, Зачем обнажив свой кристальный скелет Танцуете вальс неумело? Но шепчутся с ветром о чем-то своем Армады белесых снежинок, Крича на лету: «На земле заживем Счастливою жизнью блондинок!» Ты как отрезала сказала, Что беден я и слишком постоянен. Хмельная рифма, шум вокзала, Поеду к маме. Там в изнывающем от скуки городишке, Дыре провинциального уезда, Я прожил жизнь счастливого мальчишки. Сдавило грудь, минута до отъезда. Там сердце навсегда мое осталось, Истерзанное пылью урбанизма. Прости меня за светскую отсталость, За кроткий нрав, отсутствие цинизма. За то, что я наверно старомоден И до сих пор считаю совесть неподкупной, За то, что стих мой для продажи непригоден И не ценю твою фигуру куклы. Я с преданностью пса пытался научиться Скрывать лицо под маской лицемера, Своей самодовольностью кичиться И быть не самым худшим кавалером. Но что возьмешь с пропащего мечтателя, Который со стыдливой музой водит шашни И с дерзостью опричного карателя Линчует нравы вавилонской башни. Поеду к маме, ни к чему мне лишнее, Чужих мировоззрений заблуждение, Здесь ходят люди с лицами прокисшими, А там в любви находят утешение.